«Духу» Лыткину набили пятак в первый же день «учебки». Будни раба просты и незатейливы – днём «пахота» на учебном объекте, т.е. отрядном свинарнике, а ночью хоровое пение для грустящих о воле «дедов». Мда-а… хандра-с, будь она неладна! Учебка плавно перешла в службу. Однажды, ни с того, ни с сего, «духов» помыли в бане – впервые за месяц! – переодели в чистую форму и вывели на плац. И там каждый вслух зачитал коротенький текст под названием «Присяга». Первым десяти даже выдали автоматы. Правда, учебные. На воронёных стволах загадочно блестят ровные строчки дырочек. Если заглянуть в одну, то видно насквозь. Грустно, что автоматы дырявые, но все-таки это оружие. Когда «торжественное мероприятие» кончилось, Антон отошёл за угол, стал торопливо разбирать АКМ – хотелось узнать, как устроена лучшая в мире ручная машинка для уничтожения врага.
Новую форму забрали «деды» готовить на дембель. Рабы в погонах обрели равные права, но не обязанности. Их только прибавилось. Но самым мерзким оказалось не обслуживание старослужащих. В конце концов, это временное унижение и оно обязательно будет компенсировано в последние месяцы службы. Засада в том, что строительный отряд Антона был укомплектован одними «урюками». «Белых братьев» было раз, два и обчёлся… На почти три сотни солдат приходилось всего полтора десятка. А при таком раскладе, чем белее у тебя кожа, тем чернее рожа. Славян гноили по полной программе, даже с перебором. И никто из русских «дедов» даже и не думал заступаться. Зачем? Ведь своя рубашка ближе к телу. Конечно, и цветные «кирпичи» иной раз сталкивались лбами. У них тоже были свои заморочки – национальные кланы, землячества и просто сообщества по интересам. Но главным объединяющим началом была ненависть к «русикам». Так называли всех славян. Жестокость является необходимой составляющей невежества и зависти. Чем больше помощи мы оказывали «братьям меньшим», тем сильнее они нас ненавидят. И солдат чувствует это острее всего, ибо бесправен и лишён какой бы то ни было возможности бороться с произволом. Законными методами.
«Башню» сорвало, когда над одним солдатиком гнусно надругались пьяные «деды» из таджикской диаспоры. Мальчишка в погонах был умственно отсталым от рождения. Тихий парень с ясно выраженными признаками синдрома Дауна. Странно, как его вообще призвали. Но, несмотря на общее «торможение» он хорошо понимал смысл происходящего. Упившиеся до скотского состояния последователи Мухаммеда решили развлечься… Кстати, усиленно внушаемая исламскими агитаторами мысль, что «правильно верующий» не осквернит себя вкушением свинины, алкоголя и наркоты такая же глупая выдумка, как богоизбранность иудеев или непревзойдённая деловая хватка американцев. Бред все. Жрут, пьют и не давятся. А уж «травкой» пользуются каждую свободную минуту. Но только попробуйте сказать ему об этом – в глотку вцепится, как бешеный пёс. А русского обзови пьянью – гордиться будет!
Парнишка повесился на брючном ремне в туалете. Антон видел ухмылки, презрительные плевки «хозяев жизни». От острого чувства сожаления, что в роте нет оружия, закололо в груди…
На следующий день стройбат взбудоражила весть о странной смерти старшины роты, по совместительству бригадира каменщиков. Гордый житель вершин Памира, что год назад спустился с гор, был обнаружен в своей постели со сварочным стержнем в голове. Полуметровый кусок стальной проволоки в керамической оболочке пробил череп от уха до уха. Кровь вытекала из раны тонкой струйкой и за ночь успела пропитать пуховую подушку насквозь. Прокуратура, куда вынуждены были доложить начальники, быстренько замяла дело, ведь все прокурорские дачи построены на халяву этим самым строительным отрядом. Однако «деды» смекнули, в чем дело и устроили всем «духам» допрос с пристрастием. Но ни уговоры, ни угрозы результата не принесли. Молодые действительно ничего не знали, это чувствовалось. Но ведь кто-то же убил! Старослужащие вынуждены были пойти на невиданную жертву – дежурить по ночам вместо дневального. Неделя прошла спокойно…
Было на стройке место, где любили собираться дембеля. Небольшая площадка огорожена кусками шифера, внутри полукругом расположены железные солдатские койки, поверху расстелены матрасы. На небольшом столике блестит пузатый самовар. В импровизированной чайхане собираются «граждане». Это те, чей приказ уже опубликован. Раскисшие от продолжительного безделья и обжорства, молодые ублюдки просиживали здесь все рабочее время. Ночью прошёл дождь. Дежурный «дух» со смешной русской фамилией Лыткин забыл спрятать матрасы. Теперь они сушатся на ограждении, а «дух» с начищенным «пятаком» улетел в спальное помещение за сухими матрасами. «Граждане» расселись прямо на железные сетки, ведут неспешные беседы о скором возвращении в солнечный Урюкостан. Пыхтит самовар, вкусно пахнет берёзовым дымком, сияют на солнышке до блеска начищенные пиалы – простые фаянсовые чашки, у которых отбили ручки и тщательно затёрли выступы. От влажной земли поднимается пар… Внезапно что-то длинное и чёрное мелькает в небе. Парный кабель от сварочного аппарата хлещет по земле, словно пастуший кнут. Концы проводов до блеска зачищены и хищно загнуты книзу, будто когти стервятника. В «чайхане» воцаряется растерянная тишина. Солдаты непонимающе глядят на раздвоенный, будто змеиный язык, кабель. Медленно поднимают взгляды. Рядом, в десятке шагов, расположен трансформатор. Железная дверца полуоткрыта. Видно, что провода надёжно закреплены в медных зажимах. Чёрная шишка рубильника торчит вверх. Из-за железной коробки трансформатора появляется человек в брезентовой робе. Лицо закрыто черной сварочной маской. Бросилось в глаза, что на ногах неизвестного резиновые сапоги, на руках нелепые, словно тюленьи ласты, защитные перчатки. Чёрная резиновая ладонь сжимает пластиковую шишку рубильника. И тут солдаты понимают, что сейчас должно произойти. Кровь схлынула с лиц, рты разрываются в крике, в глазах стынет ужас…
Многоголосый вопль обрезает, словно ножом. Слышен только странный прерывистый треск, по воздуху плывёт резкий запах окалины.
Замять гибель сразу пятнадцати человек невозможно. В строительную часть приехало столько проверяющих, что солдатские погоны затерялись среди офицерских. Сняли всех, кого только можно было. Строгое дисциплинарное наказание наложили даже на старшего повара. С чувством выполненного долга многочисленные комиссии разъехались, так и не найдя того, кто замкнул рубильник. Зато солдаты поняли все. Четырнадцать русских мальчишек выпрямили спины и больше никто не смел поднять на них руку. Даже голос не повышали. После страшной гибели таджикской группировки остальные не то чтобы испугались, нет. Волчья стая признала их равными. Через месяц пришёл новый призыв. И в нем большинство славян. Новые хозяева строительного отряда, призванные из одной виноградной республики, попытались было завести себе персональных рабов. Началась драка, в которой русский призыв прошлого года бился рядом с новенькими. Стычка быстро переросла в побоище, в котором «замесили» всех «братьёв».
В тот, далёкий теперь, день, Антон впервые в жизни узнал, что такое свобода, завоёванная в бою, а не полученная в виде подачки за верную службу хозяину.
…самолёт внезапно тряхнуло на воздушной яме. Молодой человек вздрогнул, глаза распахнулись, на лице мелькнула судорога паники. Однако светлый салон, спокойные пассажиры и монотонный гул турбин быстро успокоили. Черты лица расслабились, мужчина облегчённо вздохнул. Взгляд бездумно скользнул по кнопкам вызова стюардессы, остановился на круглом стекле иллюминатора. « А что дальше-то было? – подумал Антон. – Господи, и вспомнить не могу! Где же я сорвался»?
Дембель неизбежен, как мировой финансовый кризис. Возмужавший или, как говорят продвинутые остряки – возмудевший Антон вернулся в родной дом. И сразу началась полоса неудач. Он узнал, что девушка, обещавшая ждать его столько, сколько нужно – аж полтора года! – давно и благополучно замужем, родила двойню и не желает даже разговаривать с «детским увлечением». Удар крепок. В двадцать лет иногда бывает смертельным. Но Антон удержался. А затем был второй удар – провал на экзаменах в институт, причём полный. Ни о какой пересдаче даже разговаривать нельзя. Мечты об информатике, а с ней и работа сисадмином в крупной корпорации пошли туда же, куда и первая любовь – коту под хвост. Именно так называла бабушка Антона то место, где складируют несбывшиеся мечты. Что делать? Терять ещё один год? Ни в коем случае! И Антон спешно подаёт документы в «педун» – педагогический университет. Это ВУЗ, в котором учатся те, кто провалился на экзаменах в другие институты, а также те, кому все равно, кем быть, лишь бы диплом был. Как правило, молодёжь с деревень и рабочих окраин, у которых изначально нет никаких перспектив. Разумеется, почти одни девушки. Надо сказать, первое время Антону нравилось. Нет, не учёба – окружение! «Малины» вокруг столько, что голова кругом шла. Таким образом, параллельно с изучением вузовской программы Антон учился и ещё кое-чему. К третьему курсу он стал если не Казановой местного разлива, то мастером постельного спорта точно. С одной стороны, льстит мужскому самолюбию. С другой… Антон чувствовал, что превращается в какого-то жигало. Юные преподавательницы точных или – все равно! – гуманитарных наук были очень непротив повысить классность и в этом деле, тем более, что Антон был чистоплотен, обходителен и практически никому не отказывал. Но что-то внутри противилось. Чувство отвращения нарастало с каждым днём. Антон начал избегать многочисленных подруг, но его находили, и… он не мог устоять. Иные, что понаглее, просто требовали!
