— Да помню, конечно, — отмахнулся я. — Просто тебя проверял… Пошутил.
— Не смешно, — жеманно проговорила она, переступая на четвереньках по кровати ко мне. Выгнула спину, словно кошка.
— Э-э… Не сейчас, — пробормотал я отставив чашку с кофе на тумбочку. — У меня важная встреча, я уже опаздываю.
— Мур-р, — девушка медленно облизала свой ухоженный пальчики и скинула рубашку.
— А черт с этой встречей! — я выбрался из-под одеяла. — Подождут. Без меня все равно ничего не подпишут.
Схватив «кошку» за загривок, я притянул ее к себе, и мы завалились на кровать.
Через двадцать минут, наскоро нацепив джинсы и свитер (могу себе теперь позволить не ходить в неудобных костюмах) я уже стоял в пороге и давал последние наставления:
— Все! Я побежал, дверь захлопнешь, как будешь уходить.
Лиза посмотрела украдкой в окно, будто ее заинтересовали дерущиеся воробьи на дереве, а потом кивнула:
— Хорошо…
Вот блин, понимает все, что любовь у нас приключилась не на всю жизнь. Адекватная… Даже не предложила телефонами обменяться. Хотя как-то странно. Айфон, ноготочки, реснички, ботекс и прочие вложения в ее тело выглядят дорогими и требуют на свое содержание явно немаленького бюджета. Соответственно, по закону жанра, она должна была попытаться меня заарканить.
Хм… А тут просто — «хорошо…». Может, тактика такая? Может, сказала так, а сама дождется меня в квартире, мол, сюрприз! Смотри, милый, какую я запеканку приготовила. Правда, курьер пока вез, чуть-чуть ей бочок подмял. Но это ничего, ведь нам сейчас не до запеканки будет…
Не знаю, вечером видно будет, а сейчас, хлопнув дверью, я уже спешил вниз по ступенькам. Из квартиры донесся приглушенный голос моей новой пассии. Она уже с кем-то трещала по телефону. Сказала, какую-то странную фразу, я не расслышал толком, да и не хотелось вникать. Голова итак трещит после вчерашнего, и сейчас у меня другая забота — сделка.
Ремонт в квартире у меня совсем не бюджетный. А вот дверь китайскую, я как-то не удосужился поменять. Слышно через нее все — как в подъезде сосед Петрович сморкается, и как собачонка на тараканьих ножках тявкает, когда супружница Петровича ее гулять выводит.
С кем это Лиза уже переговоры ведет? Да неважно… Не до нее сейчас. Приду домой и разберусь. Если, конечно, она там еще будет. А сейчас финальный рывок — подписи, юрист, нотариус и все! Добби свободен!
С радостной мыслью я пикнул сигналкой. В ответ приветливо моргнул припаркованный во дворе черный, как воронье крыло, гелик. Я уселся на водительское сиденье, завел машину. Мотор приветственно заурчал, признав хозяина.
Нехорошее предчувствие вдруг зашевелило волоски на затылке. Я даже зачем-то пристегнулся, соображая, в чем же причина моей тревожности. Хотя обычно никогда не пристегивался. Услышанная мной фраза не давала покоя. Я прокрутил в памяти разговор Лизы, когда она бубнила уже из-за двери моей квартиры, напряг мозги, и эта фраза вдруг оформилась в слова. Теперь я понял, что она сказала! Твою мать! Она сказала: «Он вышел…».
— Бл*дь! Вот сука! — вырвалась моя последняя фраза в этой жизни.
Рука дернулась отстегнуть ремень безопасности, но не успела.
Ба-бах!!!
Мой верный гелик взлетел на воздух, а я почувствовал, как тело распадается на тысячи кусочков.
Что за бред⁈ Почему я еще чувствую?.. Говорят, душа бессмертна? Что ж… Проверим…
* * *
Вздрогнул. Заморгал. Вроде дышу. Фух, блин, живой…
Перед глазами, как будто выныривая из темной воды и заныривая обратно, мелькали какие-то люди. Чувство такое, как на первых секундах после выхода из наркоза. Все вокруг тянется, липкое такое, неоформленное.
— Ой! — я невольно вскрикнул.
Палец вдруг чем-то обожгло. Больно, бляха… Поднял руку и уставился на окурок, зажатый между пальцами. «Прима» без фильтра оставила пятнышко ожога на слишком розовой для моего возраста коже. Несколько секунд пялился на сигарету, пытаясь понять, откуда у меня эта допотопная чертова «Прима», если последние лет пятнадцать я курю исключительно любимый «Парламент». Боль от ожога вдруг запульсировала с новой силой, и меня как будто выдернуло из-под толщи воды. Исчезла тягучесть, ускорилось время, а на голову обрушились звуки окружающего мира, который приобретал новые черты.
— Уважаемые пассажиры, поезд номер 382 Грозный — Москва прибыл на 1-й путь.
Первое, что я услышал, стал раскатистый голос из уличного динамика. Люди вокруг теперь сновали быстрей. Кто с чемоданами, кто с рюкзаками. Я находился на перроне рядом с урной, по левую руку стоял поезд с номером 382. Перевел взгляд на себя, на мне военная форма. Явно старого образца, оливкового цвета. Рядом на бетоне затертый пухлый рюкзак, судя по всему, тоже мой.
Ядрён-пистон! Ну и как я сюда попал?
В голове, каким-то хреном вдруг оформились воспоминая. Всплыли упрямые факты будто бы моей биографии. Меня зовут Владимир Данилов, на дворе 16 сентября 1993 года, мне двадцать лет. Позавчера я дембельнулся из военной части на Кавказе и прибыл по месту регистрации — в город Москва. Стою вот на Казанском таблом торгую.
Кого рожна? Данилов? Это даже не я… Все ясно! Сейчас я смотрю мультики под препаратами в больничке. Ну, хоть живой, и на том спасибо. Рефлекторно ощупал себя. Под ладонями ощущалась твердь молодых мышц. Что ж, пока «сплю», совсем не против в таком обличье побыть. Не развалина какая-нибудь. В теле легкость, спина не ноет и коленки не скрипят. Капец как непривычно. Помотал головой, шея тоже не хрустит, а в глазах ясность. Судя по всему, зрение стопроцентное.
— Молодой человек, документики?
Передо мной выросли патрульные. Двое из ларца, в форме не полиции, а в мышиного цвета милицейской. Предположу, что привлек стражей правопорядка мой отстраненно-блаженный вид. Пока все пассажиры текли одним потоком к выходу из вокзала, я замер возле урны и никуда не спешил, тупо на свои руки пялился с видом Форреста Гампа.
— Вы слышите? Документики говорю, покажите, — сержант грозно сверкнул на меня кокардой.
Моя рука сама потянулась в карман, знает дорогу. Оттуда появились документы — паспорт и военный билет с вставленными в него учеткой и предписанием. На автомате сунул их сержантику. Тот начал внимательно листать, косясь на меня. Второй мент, с пустыми погонами, достал пачку «Нашей Марки».
— Огонька не найдется?
— Пожалуйста, — я ответил голосом, который слышал впервые.
Но почему-то не удивился. Сон ведь, всякое бывает. Вытащил из другого кармана спичечный коробок. Обратил внимание, что на коробке был отпечатан портрет девчонки с текстом «ПОМОГИТЕ НАЙТИ». Симпатичная такая девочка… Патрульный подкурил и как ни в чем не бывало спички в свой карман сунул.
— Спички на базу, — среагировал я.
— А, точно, они ж твои, — мент, пыхтя «маркой» и ухмыляясь, протянул мне коробок.
Его напарник продолжал копаться в документах.
— Что ищешь, командир? Может подсказать? — поторопил я его, переступая с ноги на ногу и свыкаясь с новым телом.
— Да так, — откликнулся сержант. — Что-то никак не пойму, где служил солдатик?
— Майкоп, 131 омсбр, звание младший сержант, — отчеканил я. — Разведрота, комбриг наш — Чирков Виктор Петрович.
Выдал я и сам себе удивился. Будто во мне жил другой человек, с другими знаниями.
— Ингушей и осетин успокаивал?
— Так точно.
— Наслышан, да…
Память услужливо подсказала, что тот, в чьем обличье я сейчас нахожусь, принимал участие, будучи срочником, в военном урегулировании осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года.
— А что за медалька у тебя такая? — второй мент уставился на мою грудь, где действительно висела медаль. — За отличие в воинской службе… м-м-м… Во время ты оттуда дернул, слышал, что чеченцы вооружаются, ой нехорошо это кончится, — сержант, закончив ознакамливаться с моей характеристикой, выданной в военной части, вернул мне документы.
— Будто у нас здесь все хорошо, ага, в курсе, что дедушка творит? — хмыкнул второй «без погонов», докуривая «марку» до самого фильтра. — Дурдом какой-то…
