Артём махнул рукой, и Ирландец с размаху ударил локтем в стекло. Все трое охранников разом повернулись к окну… Грива зажмурился. Это была команда на отключение объективов ноктовизора. Хлопок — сработала световая граната, Артём открыл глаза и толчком распахнул дверь. Как обычно, он успел лишь к шапочному разбору. О’Тулл уже «санировал» помещение, всадив в каждого из ослепленных охранников по шоковой стрелке. Артём бросился в терминалу и воткнул в свободный порт разъем дистанционки, открывая «Головастому» прямую дорожку к местным охранным системам. Всё, игра пошла в открытую. Если начальник охраны не дурак, а есть все основания считать именно так, сейчас во всех боевых подразделениях забьют колокола и десятки крепких ребят разбегутся в разных направлениях. И очень скоро большая часть этих парней вломится сюда. Если, конечно, «Головастый» не исхитрится запудрить им мозги.
Юджин и Артём переглянулись и одновременно бросились ко второй двери. За ней обнаружился коридор. О’Тулл сменил гуманный парализатор на автомат-бесшумку. Артём тоже сунул парализатор в кобуру и извлек «универсальную отмычку» — «звуковой» пистолет-резонатор. Выстрел — кусок ближайшей двери вместе с замком превращается в рыхлую массу. Пинок, дверь распахивается, внутрь летит серебристый шарик замораживающей гранаты. Негромкий хлопок. Следующая дверь. Выстрел-пинок-граната. Выстрел-пинок-граната…
Коридор кончился. Еще дверь. Выстрел, пинок, Артём падает на пол (за спиной синхронно падает Юджин), полосует наугад, пока не истощается импульс, ныряет вбок, уступая первенство О’Туллу. Что-то звенит, трещит, рушится, кто-то кричит… С той стороны в разгромленную комнату врывается целая толпа головорезов и с ходу начинает поливать минимум из дюжины стволов. Грива приседает, прячется за стальной тумбой, которая гремит и сотрясается от попаданий. Со своей позиции он видит, как Юджин, легко, будто танцуя, но очень-очень быстро, перемещается вдоль стены, сосредоточенный огонь охранников безжалостно крошит эту самую стену, но не успевает за «алладиновцем», а тот, стреляя одиночными, аккуратно, только в лицо, кладет одного противника за другим.
На пистолете загорается зеленый сигнал. Кристалл-накопитель готов генерировать боевой импульс. Артём выпрямляется и быстро прочерчивает смертоносный пунктир на уровне груди нападающих. Для звукового импульса бронепрокладки «двойки» не помеха: пластик и керамика крошатся в труху, а плоть превращается в желе.
Всё. Звенящая тишина. Кровь на стенах. Истекающий раствором дисплей, дымящиеся осколки, простроченные пулями стены, мертвые тела… Ничего такого, ради чего стоило бы задержаться.
Юджин поднимает палец, и Артём первым выскакивает во вторую дверь. Выскакивает и сразу падает ничком, О’Тулл перепрыгивает через него… И негромко свистит. Чисто.
Внутренний двор. Кольца фонарей. Фонари пульсируют вспышками. Это спутник трудится. Хаотичное мерцание не даст непривычному человеку сделать прицельный выстрел. Это даже лучше, чем темнота: обычные ноктовизоры бесполезны. Посреди двора — опрокинувшийся куб китайского боевого робота — гусеницы месят воздух, щелкают шторки амбразур, но робот уже «дохлый». Это тоже спутник. Большая удача, что «Головастый» сумел подобрать или скачать откуда-то коды доступа. Такие роботы полностью автономны и «держат» даже концентрированный электромагнитый импульс. А огневая мощь, защита и быстрота — покруче, чем у штурмового танка. Через робота мы бы не прошли.
Внутренний двор форта — «колодец» с четырьмя выходами. Тот, через который «алладиновцы» проникли внутрь, открыт, остальные заперты. Это не двери, а мощные бронещиты. По замыслу тех, кто планировал оборону, для прорвавшихся двор моментально превращается в клетку с практически неуязвимым роботом внутри. Такой вот сюрприз.
Юджин тычет пальцем вверх. Артём задирает голову — там труба с экранирующей оплеткой. Взмах — трос с утяжелителем взлетает вверх и падает по другую сторону. Артём карабкается вверх, Юджин, он тяжелей на десять кило, тянет с другой стороны. Затем, балансируя на десятидюймовой трубе, тянет Грива. Труба гнется, но выдерживает. Есть! Оба наверху. Теперь бегом через внутренний двор к основному зданию. Труба ныряет в древнюю стену, но метрах в четырех — окно. Не средневековая бойница-щель, а настоящее, в полный рост.
— Я, — говорит О’Тулл, цепляет к поясу карабин и переползает на стену.
Артём ждет. Если напарник сорвется, он прыгнет с другой стороны трубы и самортизирует падение. Если труба не выдержит, тоже не страшно. Высота плевая, метра четыре.
Прыгать не приходится. Напарник благополучно добирается до окна, цепляет трос, кивает Артёму.
Через полминуты они стоят рядом на узком подоконнике и смотрят, как маленький взъерошенный человек, надсаживаясь, орет в микрофон, одновременно колотя всеми десятью пальцами по сенсорам клавиатуры…
Юджин резко нажимает на стекло. Выпав из рамы, оно с нежным звоном ударяется об пол, но не разбивается, а только покрывается сеточкой трещин.
Взъерошенный человек оборачивается на звук, выпучивает глаза и роняет на грудь покрытую черной щетиной челюсть…
Алладиновские штурмовики в полной боевой экипировке — зрелище не для слабонервных.
Грива и О’Тулл уже внутри.
— Давай, — Юджин небрежным движением смахивает взъерошенного на пол. Артём садится на его место и лезет в компьютер. О’Тулл тем временем шурует в «портах», подключая дистанционку.
Дальше всё раскручивается по стандартной схеме. Электронный мозг спутника, до этого момента действовавший полуавтономно, открывает главный канал связи с Головастым, главной компьютерной системой «Алладина», и совокупная мощь его информационно-управляющих массивов вливается в информационную систему базы, в доли секунды сметает все защитные барьеры, возведенные местными программерами, и начинается потрошение.
Но момент истины еще не наступил.
Свет в помещении слегка тускнеет, и тут же в центре комнаты возникает человек. Юджин стреляет на рефлексе, не глядя. Пуля, взвизгнув, разносит дверцу шкафа. Человек не настоящий. Голографический фантом. Вторая пуля, посланная О’Туллом уже более осмысленно, разбивает визор голографа.
— Зря, — флегматично роняет Артём.
— Эй, парень! — взвизгивает голограмма по-испански. — Я тебя не вижу!
— Зачем стрелял? — ухмыляется Грива. — Человека расстроил.
— Это не человек, — равнодушно роняет О’Тулл. — Это преступник.
«Преступник», толстый субъект с бизоньим загривком и устрашающим плугом носа, нервно огладив плешь, вытягивает руку за пределы видеоконуса, что-то с остервенением дергает. При этом нижняя губа субъекта обиженно выпячивается.
— Пако! — орет он. — Что ты там болтаешь? У нас пожар, Пако! Мудрила спятил и обесточил защиту!
Визор голографа был разбит, но микрофон, вероятно, уцелел.
Юджин громко высвистывает три такта из «Тореадора».
Толстяк багровеет.
— Если ты, педрила, мигом не подключишь автономку, нам хана!
Юджин хохочет.
— Интересно, у всех рыжих такое извращенное чувство юмора? — интересуется Артём.
— Нет, только у ирландцев, — сообщает напарник.
О’Тулл подходит к выбитому окну, осторожно выглядывает, но ничего существенного не обнаруживает. — Вот возьми, например, рыжего Кошица из подразделения Раджи, — говорит он. — У Кошица вообще чувства юмора нет.
— Что ты там болтаешь, Пако? — истерически вопит толстяк. — Кто там у тебя? Ну-ка покажись!
По коридору кто-то несется с топотом. О’Тулл глядит на дверь, но даже не поднимает автомат. По звуку ясно, что не к ним. Топот стихает.
— Идея, — говорит Юджин, приподнимая за шкирку бесчувственного Пако. — Где у этого гроба видеорастр?
— Тут, — Артём понимает мысль напарника. — Подключить на голограф?
Времени у них было хоть отбавляй. Пока «Головастый» ломает местного родича…
— Подключи.
Подняв бесчувственного Пако, Юджин напяливает на него ноктовизор, сует беднягу физиономией прямо в окуляр, идиотически хихикает.
Мордастый взревывает, как укушенный гамадрил. Целую минуту он с бешеной скоростью выплевывает ругательства. Грива, неплохо владеющий испанским, слушает не без удовольствия.
Внезапно толстяк осекается. Выражение его лица претерпевает жуткую метаморфозу. Смесь ужаса, невероятной тоски и беспомощности… Артём лишь однажды видел нечто подобное. На лице мертвой женщины, которую они вытащили из-под развалин в Сеуле. Ее ребенок, тоже мертвый, лежал в двух метрах. Их обоих накрыло межэтажной балкой.
Толстяк издает тихий жуткий вой и выпадает из видеоконуса. Еще через миг в конусе появлется нечто вроде обломка водопроводной трубы, забрызганной желтой краской. Щелчок — и голограмма гаснет.
