И когда я пришёл на аэродром Краснодарского аэроклуба, чтобы научиться летать по-настоящему, эта самостоятельная подготовка помогла мне закончить лётную программу обучения за один месяц — срок моего отпуска.
«Вывозивший» меня инструктор одобрил моё приземление и сказал, что я хорошо «чувствую землю», После десятка «провозных» полётов, совершённых в три дня, он вложил в кабину самолёта мешок с песком и дал мне старт для самостоятельного полёта. И вот я один в воздухе! Чувства, переживаемые мной в этот момент, близки каждому человеку, совершавшему свой первый самостоятельный полёт. Это было прежде всего чувство радости, что ты один управляешь самолётом в воздухе, сознание того, что ты добился своей мечты — летишь сам. Такие минуты остаются в памяти лётчика на всю жизнь.
После первого самостоятельного вылета я приложил все усилия к тому, чтобы закончить лётную программу за время отпуска. Это было сделано. Отработав все упражнения в зоне, я сдал выпускной экзамен с отличной оценкой и вернулся в свою часть.
Однажды ночью в мою комнату ворвались друзья-авиатехники. Ещё с порога они радостно закричали:
— Саша! Ты будешь истребителем…
Оказывается, начальство вняло моим настойчивым просьбам: очередной рапорт прибыл с благоприятным ответом. Меня командировали в Качинскую лётную школу.
Ближайший поезд увёз меня в Севастополь.
Наступили лётные будни. В пасмурный день я взлетел с командиром эскадрильи капитаном Сидоровым. На лётном поле было два посадочных «Т». Из-за дымки я спутал свой посадочный знак с другим. Перед самой землёй понял свою ошибку, но вместо того, чтобы пойти на второй круг, резко развернулся и со скольжением сделал посадку у своего «Т». Это, возможно, было сделано лихо, но противоречило правилам. Ох, и досталось же мне за нарушение инструкции от командира эскадрильи!… Он наложил на меня серьёзное взыскание — отстранил на несколько дней от учебных полётов. До чего же тяжело было стоять с флажками на старте и смотреть, как летают другие! Это был для меня первый предметный урок порядка и дисциплины.
Качинскую школу я закончил отлично и получил звание лётчика-истребителя. Меня хотели оставить в школе инструктором. Но я упрямо стремился пойти в строевую часть, где мог воспринять от опытных пилотов всё лучшее и стать настоящим истребителем.
Какими качествами должен обладать лётчик-истребитель? Что он должен развивать в себе? Я искал ответа на эти вопросы, изучая лётную жизнь лучших русских авиаторов. Только записным книжкам, которые я завёл в те годы, я доверял свои заветные мысли. Образ Чкалова отвечал моим мечтам: это был лётчик с широким творческим кругозором. Мне по душе пришлись его слова о лётчике-истребителе:
— Я должен быть всегда готов к будущим боям, — говорил Валерий Павлович, — и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым. Для этого нужно себя натренировать и закалить в себе уверенность, что я буду победителем. Победителем будет только тот, кто с уверенностью идёт в бой. Я признаю только такого бойца бойцом, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Союзу, то я в любой момент могу это сделать…
Да, именно так! В любую минуту, если это потребуется нашей Родине, народу, партии, советский воздушный воин должен отдать за них жизнь, пойти на сокрушающий врага бой.
Настоящему лётчику-истребителю никогда нельзя полагаться на слепой случай или удачу. Риск, интуиция, точный расчёт, отличное, я бы сказал — безукоризненное владение техникой, умение взять от неё все её боевые возможности — необходимые составные части искусства лётчика-истребителя.
Чкалов много и упорно работал над тем, как повысить манёвренность самолёта, как «снять» с него те качества, которые нужны для воздушного боя. Фигуры высшего пилотажа, которыми Чкалов так виртуозно владел, не были самоцелью. Они служили лётчику для выработки определённого, неизвестного противнику стиля боя, создавали преимущество над врагом.
Стараясь найти ответы на занимавшие меня — тогда ещё совсем молодого истребителя — вопросы, я обращался к запискам и заметкам русского пилота Петра Нестерова. Основоположник высшего пилотажа, он совершил первый в мире воздушный таран. Я знакомился с работами по тактике воздушного боя, которые оставил Евграф Крутень — русский лётчик большой храбрости и высокого воинского мастерства.
В меру сил и возможностей я старался изучать опыт воздушных боёв первой мировой войны, сопоставлять причины побед, достигнутых одними лётчиками, и поражений, понесённых другими. Хотя лучшие «асы» первой мировой войны летали на иных самолётах, нежели те, которые вручила теперь нам, советским лётчикам, наша страна, хотя вместо мощных пулемётов во многих воздушных боях первой мировой войны пилоты употребляли обычные карабины, несмотря на другие отличия авиационной техники конца тридцатых годов от той техники, с которой ещё только народившиеся воздушные силы вели борьбу в прошлой войне, — всё же в боевом опыте лётчиков того времени можно было найти много полезного для размышлений.
Помнится, однажды моё внимание привлёк рассказ одного лётчика, описывавшего свою схватку с противником. «План боя, — писал этот лётчик, — был решён в одну секунду». Я подчёркиваю слова: «план боя».
Стало быть, воздушный бой, который длится считаные секунды, должен иметь свой план. Многое в искусстве лётчика-истребителя определяется тем, чтобы суметь в какие-то доли секунды продумать этот план и решить его в свою пользу.
Однако в учебных боях я увидел, что план боя может решаться мгновенно лишь при хорошей, всесторонней подготовке на земле, заблаговременном продумывании всех вариантов действий в воздухе.
Несомненно, что для этого нужно и безупречное владение техникой, доведённое до своей наивысшей точки, когда управление машиной в ряде случаев происходит автоматически, когда внимание лётчика не отвлекается ни на что другое, кроме как на наблюдение за противником, его манёвром. Знание техники и тактики для хорошего лётчика-истребителя само собой разумеющаяся вещь.
Разумеется, в воздушном бою, так же как и в бою» на земле, участвуют не только чисто военные факторы, но и факторы нравственного, морального порядка. Влияние этой нравственной силы огромно. Я, как и многие наши лётчики, испытал это в первые же дни войны. Мы встретились в воздухе с сильным и коварным противником, который, используя момент внезапности, бросил против нас всю свою авиационную мощь. Нам пришлось вступить в неравные бои. Именно в эти первые горькие дни войны моральное превосходство советских лётчиков помогло нам выдержать страшный напор врага.
Итак, преданность Родине, воля к победе, основанная на правоте своего дела, доскональное знание техники и тактики, прочная физическая закалка, здравое умелое сочетание теории с практикой, риска с расчётом, храбрости и осмотрительности — вот те необходимые качества, которыми должен обладать советский лётчик-истребитель. Так подсказывала мне совесть, таким я старался стать, вступая после лётной школы на новый для меня путь службы в строевой истребительной части.
Присматриваясь к полётам своих товарищей, думая о Чкалове, летая, ведя учебные воздушные бои, я постепенно вырабатывал некоторые «свои» взгляды на борьбу в воздухе. У старых, более опытных лётчиков я перенял весьма полезную для каждого воздушного воина привычку, которая сохранилась и по сей день. Я имею в виду строгий анализ каждого полёта, своего рода раскладывание его на составные элементы, тщательный поиск допущенных ошибок, а при успехе — зёрна победы.
В авиации существует своя методика боя, очень точная и ясная. Нужно хорошо освоить эту методику, чтобы найти то, что ни в какие инструкции не укладывается, найти что-то новое. И я завёл альбом своих полётов. Фигуры высшего пилотажа я расчленял на чертежах, строил расчёты, как бы отображая и дополняя на бумаге то, что я совершал в воздухе. Высший пилотаж не может быть самоцелью для лётчика. Его красота и ценность не только во внешне блестящем выполнении фигур. Каждая фигура — даже самая простейшая — это манёвр в будущем воздушном бою. Рисуя схемы, рассчитывая их, лётчик как бы воспроизводит картину и расчёты какого-либо из своих будущих воздушных боёв. Помог ли мне этот альбом? Да, конечно! И сейчас, когда прошло немало лет с тех пор, как в него был занесён первый чертёжик, первый расчёт, сделанный ещё, может быть, по-школьнически, этот альбом дорог и близок мне, он сослужил немалую службу.
* * *
Моими первыми товарищами в истребительной эскадрилье, в которую я прибыл из летней школы, были Панкратов, Миронов и Соколов. Я приехал с Качи ещё с петлицами авиационного техника на гимнастёрке и, разумеется, для этих старых лётчиков-истребителей был как бы «чужой птицей». Они присматривались ко мне: «Что это за лётчик-техник»? Вскоре мы начали летать строем, слетались и — сдружились.
