Рейтинговые книги
Читем онлайн Московский гость - Михаил Литов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 116

И так у других тоже. Всякая святость — только драматическое и навязчивое усиление прихоти, выдаваемое за проявление несгибаемой воли. Люди очень голословны, а их дела, как правило, оставляют желать лучшего. И потому они падают на землю, в тягость ледяной воды, оживляющей лишь в сказках, умирают без остатка, без перехода в иную действительность, превращаются в прах земной, в навоз.

Но ведь если в основе бытия как такового, бытия вечного и неуничтожимого, в отдаленном уголке которого копошатся люди, пылает огонь, растопляющий лед и разгоняющий мрак, разве может смерть диктовать условия тем, кто не занят исключительно сооружением и украшением собственной могилы? Бессмертие, подумал или уже решил как нечто окончательное Григорий Чудов, несомненно существует, но лишь для тех, кто строит свою жизнь таким образом, чтобы она стала переходом в вечность. Свою жизнь необходимо бдительно и бережно строить, и она будет длиться, переливаясь из формы в форму, до тех пор, пока не иссякнет воля к строительству. Надо поменьше болтать о любви к ближнему, а строить свою душу и тем спасать ее. Силой воли можно превозмочь смерть. Может быть, это означает, что ты будешь жить не как все, но стоит ли этого бояться после того, как вынырнул в прозрачную темноту из небытия и обнаружил себя наполовину ушедшим в холодное зеркало воды?

Затаился, но не спал Григорий, и все же не ведал, что творится вокруг, как если бы впал в забытье. Он лежал на правом боку, а затем, приоткрыв левый глаз и скосив его в пространство над собой, увидел, что в окрестностях уже чуточку, и как-то напряженно, с холодной отвратительной старательностью, светает. На мгновение ему даже показалось, что он привык к обогретой им скамейке и не хочет вставать, что-либо менять в нынешнем своем положении. Стало немного светлее, и все стало очень серым. Приподняв голову и осмотревшись, Григорий Чудов, путешественник, побывавший в другом измерении, заметил на дальнем конце платформы смутную, похожую на вставшего вертикально червячка, человеческую фигуру. Тогда ему захотелось проснуться, если он все же спал, встать, перестав выгревать себя на манер какого-то свернувшегося калачиком зверька, и поскорее убраться с этой неизвестной и как будто таинственной платформы.

Обретение истины (и он будет должным образом строить свою жизнь, а следовательно, и свое личное бессмертие) придало сил Григорию идти к незнакомому человеку сквозь предрассветную мглу в еще не просохших и грязных штанах и спрашивать дорогу, представая в роли субъекта, который и сам не ведает, где, как и с какой целью он болтается по ночам.

— Электричка скоро будет, — спокойно и даже чуточку высокомерно ответил на вопрос незнакомец, и Григорию почудилось, будто он видит, как эта расплывчато темнеющая перед ним химера близкого рассвета презрительно поджала губы, рассматривая странное, неприглядное вещественное состояние своего собеседника. Но что, собственно, можно было разглядеть в утренних потемках?

— А до Беловодска далеко? — продолжал допрос согревшийся за время пробежки по платформе Григорий.

— Да где далеко! Всего несколько остановок. Это же Кормленщиково!

— Это?

— Это, — с густотой бесконечной правдивости подтвердил незнакомец.

— Вот эта платформа? — не переставал удивляться и все еще не верил в близость чудесных мест Григорий.

— Эта платформа.

— А где же тут Кормленщиково? — Григорий Чудов беспомощно огляделся в серой тьме.

— Вон, — рука парня вытянулась в тьму, и там, между какими-то каракулями ветвей, путешественник увидел слабые огоньки, почти сливающиеся в одну точку; парень дополнил: — Видишь? Гостиница. Туристический комплекс. Иди на те огни — попадешь прямиком в гостиницу.

Повинуясь этому твердому указанию, Григорий легко сбежал с платформы и сразу очутился на асфальтированной дорожке, ведущей к комплексу, к гостинице, к святым для всякого книжного червя местам. Для чего ему ехать в Беловодск, это успеется. Ему надо в Кормленщиково, туда, где жил и где похоронен великий поэт.

Зашагал, ускорил шаг, затрусил рысцой. Когда б не усталость, когда б не остатки сырости, еще пробирающие приозябшее за ночь тело, яснее ощущалось бы разливающееся по груди торжество. Бездумная и суетная жизнь, она с тихой незаметностью сводит человека на нет, а стоит остановиться хотя бы на миг и призадуматься, осмыслить себя, как оказывается, что еще не поздно прекратить гниение. Последние звезды исчезали с неба. Григорий поднял вверх пытливый взгляд и коротко, на ходу, усмехнулся.

2. Рассвет

В час, когда уже видно, что занимается утро, но еще рано определять, каким будет день, Мартын Иванович Шуткин неизменно совершал обход Беловодского кремля. Он выдвигался к нему с северной стороны, от улицы Веревчатой, где на оживленном перекрестке застенчиво маячил его уютный домик, и, пройдя под аркой ворот, ступал на территорию, на которой чувствовал себя хранителем древности и святости в гораздо большей, видимо, степени, чем милиционер, у тех ворот дежуривший. Этот обозначенный формой и табельным оружием страж смотрел, кем бы он ни был, на Мартына Ивановича узнающе, но без всякого намека на внимание и приветствие, как на человека, который в его городе был и остается чужаком. И правда, Мартын Иванович, хотя и рожденный в Беловодске, но только четверть века назад откуда-то вернувшийся, так и не сблизился с земляками и не стал для них своим.

Мартын Иванович очень немолод, мал ростом, слаб и как-то множественно инвалиден. Он как будто хромает, отчасти горбат, не во всех положенных нормальному человеку местах должным образом гнется. У него словно нет лица, а есть только невероятно длинный нос, выставленный из темной морщинистой и плоской обезличенности наподобие рожи окаменевшей рыбины.

Никто не принуждал полунищего пенсионера каждое утро кружить по кремлю, чувствовать себя его верным и надежным хранителем и быть летописцем Беловодска. И поскольку это делалось не по принуждению, Мартын Иванович достиг в своих упражнениях подлинного профессионализма, да и вообще так подятнулся благодаря им, что стал как бы святым. А что еще ему, одинокому правдоискателю, оставалось делать? Беловодскую летописную книгу он творил чуть ли не со дня возвращения в город.

В кремлевском просторе летописец вышагивал всегда одним и тем же маршрутом. Мимо тонкой и острой Княжеской башни. Затем мимо толстенькой Покровской, в основании которой недавно открыли ресторан. И так далее. Башни одна за другой проплывали в наливающемся синевой небе, и обходчик смотрел на них внимательно. По левую руку, внутри огромного двора, оставались всякие малые и средние церквушки, чуть ли не отовсюду виднелся золотой купол главного собора, везде периметр резали очертания внушительных зданий, задуманных как гражданские или ставших таковыми в более поздние времена: то были присутственные места, музеи, палаты, уголки для музицирования. Беловодский кремль необъятен и тесен, тяжко застроен. Внешне почти ничем не выдавая своих чувств, старец Шуткин шел по нему со спирающим грудь восторгом, и на кончике его фантастического носа собирались нежно выкатившиеся из глаз капельки, но этого он в своей увлеченности не замечал.

Нынче, как всегда, он думал о долгой и трагической истории Беловодска. Царская Москва разгромила город, уничтожила его особый, яркий характер. Еще кричал Беловодск: Каждому городу свой нрав и права! — а Москва, собирательница земель, грубая с многими древними городами, учреждавшими великую самодеятельность, в неуемном ожесточении ломала его. Честный, добросовестный, дотошный Мартын Иванович, в отличие от прытких и буйных политиков, запрудивших нынешний Беловодск, не знал, как относиться к этому факту. Те-то выдвигали доктрины, тешась злобой дня, а он желал глубоко копать и анализировать.

Мимо южной стены кремля широко несется река Большая. Вспомнив об этом, Мартын Иванович бормочет себе под нос, свистящим дыханием шепота сдувая подозрительные капли: Боже, Боже мой, сколько на дне Большой косточек защитников нашей славной старины!

И все же! Разве не должна была русская земля стать единой?

Старик в недоумении покачивал головой. Земля стала единой, но те, которых утопили в Большой, бросая под лед да заталкивая в черную воду рогатинами, ничего об этом не узнали. А им хотелось жить, этим детишкам, привязанным к материнской груди. Да и матерям, которым связали, прежде чем бросить в прорубь, руки и ноги. И ему, Мартыну Ивановичу, хочется. Он не понимал и боялся смерти. А потому не знал, можно ли, а еще лучше спросить, стоит ли в борьбе за единство земли или против него отдать свою жизнь.

В широком распахе ворот он мельком увидел за мостом над Большой белый солидный, с колоннами, фасад главного учреждения Беловодска. В том здании разместилась мэрия, и над ней развевался стяг. Мартын Иванович слегка нахмурился, нынешние городские власти не внушали ему доверия. Как получилось, что в градоначальники избрали человека, имя которого в избирательных списках появилось в самый последний момент, которого в городе никто не знал, который вообще явился неизвестно откуда?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 116
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Московский гость - Михаил Литов бесплатно.
Похожие на Московский гость - Михаил Литов книги

Оставить комментарий