удивлён, когда его малышка Мари неожиданно «показала класс» в сфере, к которой раньше не испытывала тяги.
Марион впитывала знания как губка, и, окончив престижные курсы менеджеров, пережив неприятие коллег и снисходительные взгляды партнёров отца, влилась в бизнес, показав себя здравомыслящим человеком, не боящимся работы и трудностей. И пусть на это ушло достаточно много времени, она добилась того, что её перестали называть всего лишь дочкой босса, и с её мнением стали считаться.
Вершина была покорена, но это не сделало Марион счастливее. В свои тридцать два она была человеком, успешно построившим карьеру, но чувствовала себя не на своём месте. Это видели её родные, это знала она сама. Наверное, именно поэтому Марион и позволила заманить себя в авантюру с фермой. Ведь если вернуть упущенное, изменить то, что уже свершилось, не представлялось возможным, то как-то повлиять на ход событий, которые только должны произойти, было в её силах. И это осознание грело изнутри, вселяло надежду, что не всё потеряно, что есть ещё вещи, способные затронуть её душу. Заставить покинуть привычный мир, который с каждым годом все сильнее и сильнее затягивал Марион, заставляя погрязнуть в серой обыденности, где нет места ярким краскам, а есть только разбавленные бесцветностью рутины полутона.
К тому же во всей этой истории с фермой чувствовалась рука Хелен, её мачехи, имеющей определённое влияние на некоторые решения отца. Марион не совсем понимала, какие цели преследует Хелен, подталкивая её решиться на поездку во Францию, но всегда считала мачеху мудрой женщиной. И, несмотря на то, что они так и не стали подругами, вполне доверяла её интуиции.
Эта затея стала вызовом. Пари.
Вызовом самой себе. И пари с отцом.
Нет, никаких ставок и картинно разбиваемых рукопожатий. Лишь договор, который она взялась выполнить.
Марион уже и не помнила, как получилось, что одна из бесед после памятного разговора о судьбе Блё-де-Монтань закончилась этим договором. Джейсон и Хелен обставили всё так, что она сама, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, вызвалась наладить дела на месте, найти нового управляющего и передать ферму в его руки. В течение недели были оформлены все полагающиеся бумаги и доверенности, переданы коллегам дела, которыми Марион занималась в компании, куплены билеты и собраны чемоданы. Чистой воды авантюра затянула её в свой омут прежде, чем она успела опомниться. Но отступать было поздно. Появилась новая вершина, которую Марион Коул собиралась покорить. И пусть в фермерстве она понимала не больше, чем в своё время в отцовском бизнесе, освоение новой профессии не было для неё в новинку.
Лондон проводил её дождём и странноватым напутствием мачехи, проронённым той словно невзначай: «Надеюсь, ты наконец найдёшь то, что потеряла, дорогая». И если дождь Марион посчитала хорошим знаком, то слова Хелен окончательно убедили её в том, что она попала в искусно расставленные сети.
2
Ждать пришлось долго. Час промариновавшись в кафе, Марион уже хотела плюнуть на обещание управляющего прислать машину к оговорённому времени, и найти транспорт в Блё-де-Монтань самостоятельно. Должно же в этой дыре быть такси? Но сделать этого не успела – у станции остановился допотопный «Ситроен», а резво выпрыгнувший оттуда старичок целенаправленно направился к террасе.
– Прошу прощения, мадемуазель Коул… Вы ведь мадемуазель Коул? – француз говорил до того быстро и неразборчиво, что Марион впервые усомнилась в том, что прекрасно понимает по-французски. – Верно, кем же вам ещё быть, – не дав проронить ей и слова, он сам ответил на свой же вопрос. – Вы очень похожи на покойную матушку! Софи была чудо как хороша, я помню её ещё крохой. Бывало, заползёт мне на колени: «Бертран, ты женишься на мне, когда я вырасту?» Я и сам был тогда совсем молодой олух: «Нет, дорогая, я буду дряхлым стариком, ты на меня и не посмотришь». Кто ж знал, кто ж знал, что мне отмерено Господом больше, чем малышке Софи…
Мужчина был невысок, коренаст, с выпирающим брюшком, на которое он до смешного высоко натянул пояс брюк. И хотя лицо старичка покрывала сеть глубоких морщин, а волосы давно выбелило время, движения его оставались по-молодому резвыми, а глаза лукаво светились, когда он, улыбаясь из-под кустистых усов, стал осыпать Марион комплиментами, половину из которых та не поняла. Это потом она с досадой осознает факт, что местный диалект сильно отличается от того языка, на котором она легко изъяснялась раньше. А сейчас Марион лишь напряжённо вслушивалась в крайне эмоциональную речь мужчины, гадая, что за необычный акцент у собеседника.
– Месье Бертран, – прервала Марион старика, надеясь, что правильно расслышала имя, – а где же месье Ру? Второй день не могу до него дозвониться…
От Марион не укрылась перемена настроения старичка, когда она произнесла имя управляющего Блё-де-Монтань.
– О-ла-ла, мадемуазель Коул, вы не знаете, – не менее эмоционально, но уже с совершенно иной интонацией заключил он. – Простите старого дурака. Не представился, не объяснил ничего. Бертран Дюпон, ваш ближайший сосед, когда-то работал на вашего деда. – Марион пожала протянутую руку. – А старина Клод, упокой Господь его душу, так и не дождался заслуженного отдыха… Сердце.
– Но почему мне не сообщили?! – со смесью удивления и негодования воскликнула Марион.
Она была по-настоящему огорошена новостью. И как ей теперь разбираться с делами хозяйства? Ведь Клод Ру был единственным, кто мог ей помочь.
Бертран замялся.
– Такими вещами обычно занимался сам Клод… Простите, мадемуазель Коул.
Марион поняла, что нелепо спрашивать с добродушного старика-соседа то, чего он делать был абсолютно не обязан.
– Нет, это вы простите, месье Дюпон. Меня столь печальные новости слегка… ошеломили, – попыталась она оправдать свой тон. – И, пожалуйста, просто Марион, – решила сгладить впечатление.
– Хорошо, мадемуазель Марион. Но и вы уважьте старика – никаких фамилий, для вас я также просто Бертран. Что ж мы стоим? – спохватился он. – Прошу, пойдёмте.
Погрузив багаж в кузов видавшего виды грузовичка, собеседники устроились на передних сидениях. Марион вполуха слушала весьма словоохотливого соседа, попутно рассматривая местность через опущенное окно – никакого кондиционера, понятное дело, в старой развалине не было. Движение создавало иллюзию, что солнце палило не так нещадно – подставив лицо потокам воздуха, немилосердно треплющим её тёмные, немного не доходящие до плеч волосы, Марион размышляла о сложившейся ситуации. Смерть Клода Ру чрезвычайно всё осложняла…
Грунтовая дорога тем временем петляла, неустанно поднимая путников всё выше и выше – местность была предгорной. По словам Бертрана, в долине, где расположилось селение Блё-де-Монтань, был собственный микроклимат, а горные склоны на северо-западе защищали её от сильных ветров – даже легендарный Мистраль там был не столь зловещ. Но имелись в таком географическом положении и свои минусы. Например, дорогу, и сейчас ухабистую, во время разлива горных ручьёв
