В комнате, где я оказался, воняло нестерпимо. Я лежал на твердом столе. Надо мной был серый потолок. Моргала и пощелкивала лампа дневного света. Рядом находилась она, Лина, моя жена. С большим трудом я сел на кушетке, свесил тощие ноги, коснулся ступнями холодного кафеля. Болели сведенные подагрой старые руки, сиплое дыхание с трудом вырывалось из легких. Я состарился на десятки лет.
− Что это за тело? – спросил я испуганно. Любой испытал бы страх, если бы его матрица сознания оказалось в настолько тщедушном теле. Ведь новые воспоминания записываются поверх старых, а значит той личности, какой я был, будучи заключенным Тюремного кластера, больше не существует.
− Извини, денег хватило только на это. – Лина заметно нервничала. – Нелегальная торговля запрещена, они берут много…
− Все в порядке, – я потянулся к ее щеке, но девушка дернулась, я понял, что мое прикосновение будет ей неприятно, и опустил руку. – Кому оно принадлежало?
− Один бродяга. Продал его скупщикам тел, чтобы помочь дальней родне. Он говорил, что оно здоровое. И при должном уходе прослужит еще лет десять. Но потом оказалось, у него был рак. Извини.
− Выходит, я могу умереть в любой момент?
− Это лишь временная мера. Как только мы достанем денег на новое…
− Но где мы достанем денег? – перебил я ее.
− Разве у тебя их нет? Золото? Кредиты?
− Что? – я воззрился на Лину с недоумением. – Откуда?
Она потупила взгляд.
− Как будто ты не знаешь…
− Ты что, подозреваешь меня в чем-то? Я бы никогда не сделал этого… Ты же меня знаешь.
− Не хочешь, можешь не говорить, – Лина закусила губу. Она мне не верила.
− Вот что, – сказал я, – отведи меня в мотель. Этому телу необходимо отдохнуть, выспаться. Мы потом решим, что делать дальше. Хорошо?
− Конечно, – она звякнула ключами, – комнату я уже сняла, в Мытищах. Только… надеюсь, ты не захочешь секса? – Она скривилась. – Во всяком случае, пока ты в этом теле.
− Разумеется, нет, – сказал я раздраженно. – Не уверен, что этот орган у меня, вообще, функционирует. Сколько лет было этому малому? Сто с лишним?
− Идем, – она прошла к двери и стукнула несколько раз.
В операционной объявился неприветливый молодой человек с короткой стрижкой и крашеными в фиолетовый цвет волосами. На вид ему было лет шестнадцать, вот только глаза усталые, как у старика.
− Идите за мной, – сказал он, – я выведу вас через заднюю дверь…
Я сильно хромал. Тащился за Линой, держась за стены, спешил и все равно шел слишком медленно, чем сильно раздражал «молодого» человека.
− Не сдохни раньше времени, – вместо «до свидания» сказал он. Мы оказались в узком тупике, заваленном мусором. «Кропоткинский переулок», – прочел я на табличке. Разгребая ногами грязные целлофановые пакеты, рваные тряпки, обрывки газет, я брел за своей спасительницей. Она спешила.
Интересно, сколько лет прошло, с тех пор, как меня посадили, думал я, явно не пятьдесят. И даже не десять лет. Иначе моя жена выглядела бы значительно старше. Год, два года? Не больше. Как Лине удалось договориться, чтобы власти отдали ей флеш-карту с моей матрицей сознания? Ведь я оказался в Тюремном кластере, доступ к нему строго охраняется. Неужели наше государство настолько прогнило, что можно выкупить практически любого преступника? Но откуда у нее деньги?
− Что он имел в виду, – вместо этого спросил я, – когда сказал «не сдохни раньше времени»?
− Не знаю, – девушка передернула плечами. – Он со странностями. Считай, будто он пожелал нам счастливого тупи.
Из тупичка мы выбрались на широкий проспект. Город совсем не изменился, та же Москва, какой я ее помнил. Ни единого деревца внутри кольцевой автодороги – только асфальт и фасады домов с окнами, забранными решеткой и жалюзи. На каждом окне – кондиционер и очистной фильтр воздуха. Большинство прохожих в масках и респираторах. А на самом верху огни реклам. Ярче всех светился огромный экран страхового общества «Возрождение». «Не дай себе уйти навсегда. Ежемесячный страховой взнос гарантирует вечную жизнь».
− И ведь кто-то до сих пор в это верит, – моя жена усмехнулась.
Я удивился. Прежде Лина никогда не проявляла сарказм. Наверное, всему виной мое заключение. Она многое пережила за время моего отсутствия, изменилась, очерствела душой.
Из бедного района мы на флиппере перенеслись за МКАД – к обширному рублевскому району – здесь жили богачи и их родственники, каких удалось оживить. Высоченные дворцы, соперничающие с бизнес-небоскребами, подпирали затянутое свинцовыми тучами серое небо. Рублевку было видно издалека, даже с Проспекта Вернадского. Вокруг дворцов сновали быстрые катера, занимали места на парящем в небе паркинге, стартовали с многоярусных балконов.
− Ничего не изменилось, – пробормотал я. И сделал вывод, что отсутствовал совсем недолго.
Здесь мы сделали пересадку и перенеслись на очередном флиппере в Мытищи. Лина приготовила нам комнату в придорожном мотеле возле федеральной трассы, в таких обычно останавливались дальнобойщики. От флип-станции пришлось идти пешком. Дорога далась мне нелегко, я все время останавливался, просил девушку подождать, присел на лавку возле детской площадки и никак не мог заставить себя подняться… Это тело никуда не годилось. Хотя мышечный тонус был в порядке. Я пришел к выводу, что всему виной болезнь, уничтожающая организм.
В конце концов, мы добрались до мотеля. В номере была одна большая кровать, прилегающая к ней кухонька метров на шесть, совмещенный санузел и допотопный ЖК-телевизор в сорок два дюйма на стене. Девушка немедленно включила его, сбросила кроссовки и развалилась на кровати. Выглядела она сногсшибательно, и двигалась в точности, как моя жена. Тело обычно сохраняет рефлексы. И новый владелец часто копирует жесты предыдущего.
− Прими душ, – бросила она, – от тебя воняет.
Я послушно прошел в ванную, стащил с себя майку, посмотрел в зеркало. Доставшееся мне по наследству лицо старика сохранило следы лишений и страданий, которые пришлись на его долю. Нос, похоже, был перебит в драке, во всяком случае, одна ноздря дышала лучше другой, и крупная горбинка – костная мозоль – говорила о давней травме. Плечи у старика были на удивление крепкие, как будто он всю жизнь таскал тяжести, возможно так и было. Мышцы ног тоже. Он был бы в хорошей физической форме, если бы не болезнь. Рак никому еще не шел на пользу. Я поднес к глазам руку, ладонь скрючена, вся в пигментных пятнах, но костяшки набиты, как у опытного бойца. Похоже, мне досталось тело бывшего спортсмена, боксера или участника боев без правил. Вот только с тех пор, как он последний раз был на ринге, прошло много лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
