С тех пор, как я уволился в запас, все было: опасности, деньги, болезни, успехи, друзья, предатели... А спокойных дней - по пальцам перечесть. Я их обязательно вспомню, как только выберу время, эти спокойные часы и дни, а пока на память приходят... первые. Ох, как давно это было, оказывается...
ГЛАВА 1
Деньги были все еще старые, с ленинским профилем, а страна и власть уже новые. Все мы как один были против ига партократов, а как будут выглядеть новые времена, представляли по зарубежным кинофильмам, где модно одетые люди живут в хоромах и на шикарных тачках ездят по хорошо освещенным улицам безопасного города. Да-а, 91-й год на дворе, улицы освещены плохо, а скоробогатеи в иномарках уже появились. Тридцать первый "газон", недавняя услада теневиков и не очень крупных слуг народа, уже не в моде, а вот "Мерседес" - самое то, пусть развалина, собранная еще при графе Монте-Кристо, пусть износилась в качестве проститутки-таксосмотора на дорогах Испании, а у нас, в бывшем Совдепленде, - предмет собственной гордости и зависти со стороны окружающих.
Вот к "Парадиз-интернешнл", скрипя и подвывая, подкатывает именно такое серебристое чудо, и оттуда постепенно выбирается завсегдатай (второй месяц, как повадился) - кооператор Никифоров. На этот раз он без "телки", видимо, собирается здесь подснять. Я спокойно смотрю, как он, тряся щеками, тужится распахнуть дубовую дверюгу на рессорах, но помогать не спешу. Что с того, что швейцар решил мочу отнести по месту назначения, я-то - не швейцар и не "халдей", я охранник. Ну и вышибала по совместительству. Если приварка не считать, мой оклад - 700 рублей в месяц. Много, мало? Как сказать... Мы всей семьей на это жить должны, а Никифоров девке за ночь больше платит, если судить по местным расценкам. В переводе на валюту это примерно пятнадцать долларов получалось, ценники слишком часто стали меняться, вот народ и стал все им, зеленым другом из Америки, мерить.
А и приварок невелик: во время дежурства питаемся бесплатно дважды, а иногда и трижды; после дежурства и водочки поднесут, настоящей, не паленой, пей вволю, если меру знаешь.
Это сейчас уже, в двухтысячном от Рождества Христова, мне каждые сто граммов в великую обузу, а тогда я много мог выпить. Но не пил, в смысле помногу не пил, не хотелось, а стопку иной раз продергивал, что тут такого? Ну и помимо еды иногда от клиентов перепадало: мэтр попросит тело в машину загрузить, а друг или супруга - сунут, это у нас называлось "благодарят". Я ни разу не брал: неловко, воспитание не то. Служба - не сказать трудная, противная иногда, вот и все. Разбуянится посетитель - так он редко когда на Ослябю или Пересвета похож, скрутить или миром успокоить - пара пустяков. Даже если здоровый бугай попадется или несколько их, но пьяные - все одно не бойцы, главное не бояться, что тебе портрет помнут. Даже когда рэкетиры - в те времена так бандитов называли - куражиться начинают, все равно никакого страха и полная уверенность в своих силах. Порядок в зале - твоя работа, все что за его пределами - найдутся те, в чью компетенцию входит решение таких задач.
- Леша, - это Никифиров мэтру, - мой столик?
- Свободен, Владимир Иванович. Вам, как обычно?
- Да... Нет, не хочу коньяку, простой водки захотелось сегодня. Но настоящей.
- Обижаете. Кривую не держим, а уж дорогому гостю специально поищем по сусекам, экспортной пшеничной, хай фай!
- Холодная?
- Графинчик с инеем, как вы любите.
- О, ты меня понимаешь! Ну а на закусь... ну там на свой вкус. Что сегодня интересного в меню?
- Вот карта.
- Что мне твоя карта, словами скажи.
- Рыбка свежая, очень хорошая, седло барашка...
- Вот, седло давай. С детства слышал, да ни разу не видел, а на шестом десятке сам попробую. Ну и зелени там побольше...
Врет Алексей Иванович: первые триста нормальной принесут, а все остальное из соседних ларьков, на спирту "рояль". И уж тут советский дух старого ресторана неистребим, хоть ты рублями расплачивайся, хоть валютой североамериканской, хоть талонами из общества помощи инвалидам Первой империалистической войны. Раньше ресторан "Советским" был, теперь он "Парадиз", с модной приставкой "интернэшнл". В народе же его зовут чуточку проще: "Паразит".
А ведь Никифоров относительно нормальный мужик, даже если перепивает, не буянит, расплачивается исключительно зеленью, на чаевые, как я видел, не жмотится... Все равно - норовят еще и еще ободрать, обмануть, обсчитать...
Нет, мне его денег не жалко, потому что, как и всякого, работающего на этом празднике жизни за скромную зарплату, меня душит классовая ненависть угнетенного к угнетателю, хотя, собственно говоря, никто меня насильно не тянул на службу в ресторан. В угро звали на оперативную работу, но я отказался: там платят вдвое меньше, а работы и риска впятеро больше, а ведь у меня жена не работает и детишек двое. А туда пойдешь, в семье ни меня, ни денег не будет. И все же - не порядок это: человек пришел покушать, время провести, отдохнуть, пусть даже и повыеживаться, но он тебе доверился, а ты за его спиной химичишь, да еще и высмеиваешь его. Я бы так не смог, ни тогда, в девяносто первом, ни сейчас, в двухтысячном с хвостиком. Ну и, помимо пролетарской злобы к эксплуататорам, зависть терзала мое предприимчивое нутро: как это так - базарный жлоб с неполным средним, подстилка мокроносая, дебил крупноформатный и дубоголовый может себе на тачку и заграничные поездки заработать, а я - здоровый, образованный, не дурак, по отзывам, - семью с трудом обеспечиваю. И грызла меня дума о том, как бы денег заработать, чтобы честно и вдоволь, днем и ночью, до дежурства, во время него и после. Но идей приличных в голову не приходило, а вымогать и грабить - мне поперек натуры, мать с отцом меня бы не поняли, да детям не расскажешь, не похвастаешься, когда вырастут.
Почему я запомнил этого Никифорова, ведь столько их, пьющих и жрущих, прошло перед моими глазами? А потому, я считаю, что именно с этого толстомясого борова и начался у меня постепенный поворот в другую жизнь. Да, если человек стоит чего-то, если он имеет цель и по-настоящему хочет ее достичь - так или иначе он своего добьется, в этом часть моей философии; но путь к достижению не обязательно один, их много может быть на стадии выбора или там по ходу дела...
- Игнат, помоги, слушай, мне не управиться одному, падает, черт... Это Гия, мой напарник, грузин по национальности, пытается придать вертикальное положение отдохнувшему Никифорову и вывести его из зала. Гия мой ровесник, в прошлом борец-вольник, ростом пониже меня сантиметров на пять-шесть, но широкий, как чемодан, центнер с четвертью в нем есть как минимум. А наш кооператор - та еще туша, почти полторы Гии по весу, ростом с него же, сам гладкий, руки короткие - не ухватишь и не удержишь. Алексей Иванович поручил Гие одеть, вывести на улицу, договориться с такси и отправить до дому почтенного Владимира Ивановича, чтобы не смущать остальных посетителей ресторана. Почти литр в него влезло, безо всяких спутниц и собутыльников, а мэтр с него и денег не взял, поскольку невменяем клиент. В этом шик и расчет: "В другой раз расплатится, Виктор (официант), его счет мне передай". И остальные видят, что здесь не крохоборы, а солидное заведение, по карманам не шарят, а в долг верят. И Никифоров больше чем сполна расплатится - за оказанное ему доверие и за сохранность его серебристой развалюхи перед рестораном.
Вот подхватили мы тело, одели в гардеробе и под белы ручки на улицу, где уж такси дожидаются, нами же и прикормленные. На руках его к Игорьку, который как раз подъехал, а тот и адрес знает, поскольку не раз и не два подвозил. Вдруг - бух-плюх что-то рядом, а не рассмотреть как следует, темно уже... Подвели, Гия заталкивает клиента на заднее сидение, а я вернулся на то место, где звук услышал... Мама родная, лопатник чуть ли не в руку толщиной, сердце аж подскочило до самых гланд. Поднимаю, открываю возле фонаря: пых оттуда по глазам - документы, права и много-много денежных знаков разного достоинства и гражданства. А Никифоров наполовину очнулся и в машину лезть не хочет, а Гия, наоборот, его туда впрессовывает, уминает. Я сунул бумажник в карман, пошел помогать, но тут они как раз и без меня управились. Гия вручил Игорьку купюру, показал кулак, подмигнул, и мы обратно пошли.
- Слушай, Гия, ты вроде его домашний знаешь? - я крутанул пальцем, словно номер набираю.
- Есть где-то, а что?
- А вот что. - Я вынул бумажник из кармана, показал. - Кефир обронил, вернуть бы надо, я побоялся через Игорька.
Гия смотрит на меня внимательно так:
- А ты уверен, что надо возвращать? Документы - да, а бабки наверняка не последние. Сколько там?
- Какая разница?
- Ну, любопытно же?
- Сейчас посмотрим.
Это мы в подсобку на пять минут ушли, типа костюмы в порядок привести, дверь на ключ, считаем - общим чохом в переводе на баксы две тысячи с малюсеньким хвостиком, по штуке на брата получается. Это сейчас две тонны баксов - крупная сумма денег, а тогда это было целое состояние: приличную свадьбу в кабаке отпраздновать - в сотню можно было уложиться. В сотню вшивых зеленых баксов! Вспоминаю, и самому не верится. Никифоров со всеми наворотами на десятку нагулял, но заплатит двадцать. Так я помыслил про себя, посчитал, а сам говорю вслух:
