– А что с этими дураками?
– Под расстрел отдал «"за дурость и самомнение"».
– Вот даже как! – Сталин засмеялся. – Что так и написал? Берия кивнул и продолжил:
– Но судя по материалам допроса, большой ценности они не представляли. Кроме общих фраз и даты начала войны ничего не знали. Какие–то спившиеся бродяги. Жалеть о них нечего. А вот этот нам может пригодиться, знает он много и сам идет на контакт.
– Ограничь число посвященных, только не надо сразу расстреливать, они нам ещё могут понадобиться для работы с ним. – Сказал Сталин, прошелся по комнате, вернулся к столу, бросил погасшую трубку на стол и добавил. – Держать его будешь в Кремле. Найдешь толкового оперативника из «"старых"», если не всех уже перестрелял, допросы вести без битья и прочих фокусов, но серьёзно. Всё сказанное записывать и мне, никаких копий не делать.
– Военные понадобятся, – добавил Берия.
– Подключишь Шапошникова. Климу и его ишакам ни слова. Завтра привезешь объект ко мне, ночью. Всё. Можешь идти.
Берия поднялся и вышел, прихватив папку. Сталин сел за стол и достал из ящика книгу. Внимательно посмотрел на незнакомый танк с длинноствольной пушкой на обложке, прочитал название «"Горячий снег"».
Открыл книгу и нашел год издания – 1982.
ВСЁ БЫЛО ПРАВДОЙ.
3 ноября 1940 года
Кремль
Пришли за Андреем, как он и ожидал, уже вечером. Два молчаливых лейтенанта НКВД провели его незнакомыми коридорами, пересекли двор. Хотя на экскурсиях в Кремле Андрей пару раз был и приблизительное расположение правительственных помещений представлял, но сориентироваться сразу не сумел. На улице было довольно холодно, лежал снег, что, привыкшему в своем времени к длительному осеннему теплу, Андрею было в диковинку. Вскоре его завели в очередную дверь, провели по коридору и ввели в приемную, которую он узнал по описаниям и по присутствующему в ней Поскребышеву, портрет которого он несколько раз видел. Придирчиво окинув его взглядом, бессменный секретарь «"вождя всех времён и народов"» удовлетворённо кивнул и показал на дверь.
– К товарищу Сталину обращаться только «"товарищ Сталин"». Если предложит сесть, садитесь без возражений. На его вопросы отвечать чётко, по существу и, по возможности, коротко, кроме тех случаев, когда он потребует подробности. – Проинструктировал Андрея Поскребышев и открыл перед ним дверь.
Андрей шагнул в кабинет вождя с внутренней дрожью. Решалась его судьба, но не только его, а и судьба всей страны. Он прошел несколько шагов к столу, оглянулся по сторонам. Сталин стоял в проеме окон, раскуривал трубку. По воспоминаниям знавших вождя людей Андрей помнил, что горящая трубка является знаком хорошего настроения. Да и смотрел на него Сталин довольно приветливо. Андрей опустил руки по швам и повернулся лицом к вождю.
– Здравствуйте товарищ Банев. – Сталин обошёл стол, подошёл к Андрею, посмотрел на него снизу вверх, всё–таки ростом вождь был меньше Андрея с его 184 см, хотя и не таким маленьким, как писали в разного рода мемуарах. Где–то сантиметров сто семьдесят, как прикинул Андрей. Но, насколько было известно Андрею, тот никаких комплексов по поводу своего роста не испытывал, в отличие от последнего императора Николая Второго, который просто панически боялся людей большого роста.
– Здравствуйте товарищ Сталин, – ответил Андрей и повернулся к вождю, который прошёл вдоль стола.
– Расслабьтесь товарищ Банев, вы ведь не военный, чтобы стоять по стойке смирно. Или всё же военный?
– Прапорщик запаса, товарищ Сталин.
– Что за странное звание? – удивился Сталин.
– Введено после войны для старшин сверхсрочной службы, чтобы отличить их от солдат срочной службы дослужившихся до этого звания. – Пояснил Андрей.
Сталин внимательно выслушал его, кивнул каким–то своим мыслям. Подошёл опять к Андрею, сказал:
– Садитесь, товарищ Банев, разговор у нас с вами будет долгий.
Помня инструкции Поскребышева, Андрей прошел к столу и сел на ближайший стул. Сталин обошёл стол, присел напротив, затянулся трубкой, и продолжил:
– Объясните мне, товарищ Банев, некоторые места своего письма. Как получилось, что немецкая армия нанесла нашей такое сокрушительное поражение, как вы описываете? Ведь превосходства у немцев, да и вы это подтверждаете, нет ни в танках, ни в самолётах, ни в артиллерийских орудиях.
– Главной причиной, товарищ Сталин, была внезапность нападения. – Начал свой рассказ Андрей. – Наши войска были эшелонированы на несколько сотен километров в глубину, вторые эшелоны вообще до Днепра. Поэтому немцы громили их по частям по мере подхода. Одной из главных причин было то, что большая часть складов, даже окружного подчинения, была выдвинута к самой границе. И, в первые же дни, они достались фашистам, оставив нашу армию без оружия, боеприпасов и даже обмундирования. В первый день потеряли две трети фронтовой авиации, которую немцы расстреляли на аэродромах, плохо подготовленных и совсем не замаскированных. А затем, используя подавляющее превосходство в воздухе, они диктовали свои условия войны. Наши войска расстреливались на марше, теряли большую часть личного состава, даже не войдя в соприкосновение с противником.
– А как такое могло произойти с нашей авиацией? – спросил Сталин, пока ещё спокойно затягиваясь трубкой.
– По официальным отчётам о начальном периоде войны, аэродромы были поставлены на реконструкцию. Но почему–то сразу 90% всех площадок, а на оставшиеся собрали все самолёты западных округов. Установили их впритык, крыло к крылу, без какой–либо маскировки.
– И кто распоряжался этой «"реконструкцией"»? – в голосе Сталина начали появляться раздраженные нотки.
– Руководство работами осуществлял НКВД, – осторожно ответил Андрей.
– Лаврентий? – удивился Сталин. Встал, прошел вдоль стола, несколькими затяжками раскурил, начавшую погасать трубку. Андрей молчал, ожидая разрешения продолжать. Сталин остановился напротив него, спросил:
– А кто приказал оставить самолёты без маскировки?
– Как следовало из тех источников, которые были мне доступны – это был приказ командующего Западным Округом генерала Павлова. – Ответил Андрей и на удивлённый взгляд Сталина добавил. – Это был не единственный «странный приказ» данного командующего.
– А как получилось, что немцы взяли Минск на пятый день войны? – в голосе Сталина стали появляться отголоски гнева.
– Генерал Павлов в первый же день войны потерял управление войсками, или же не смог наладить управление. – Андрей замялся на секунду, но отбросил интеллигентские сомнения и твёрдым голосом завершил. – Или не захотел этого делать.
– И как же генерал Павлов объяснял свои действия. – Сталин внезапно успокоился.
– Он оправдывался выполнением приказа «не поддаваться на провокации».
– А что такой приказ действительно был?
– Так точно, товарищ Сталин. Такой приказ действительно был отдан накануне войны. – Андрей усмехнулся. – А уж политработники под командованием незабвенного товарища Мехлиса сумели довести его исполнение до полного абсурда.
– А откуда такой сарказм, товарищ Банев? Или вы отрицаете необходимость политической работы в войсках?
– Нет, товарищ Сталин, не отрицаю. Но мне кажется, что нельзя давать им слишком много воли, а то они такого начудят.
– И как же начудили. – Сталина занимал этот разговор. Уж кто-кто, а он достоинства и недостатки своих политбойцов знал великолепно.
– Многие сражения начального периода войны были проиграны из–за этих болтунов. – Андрей почувствовал, как внутри начинает тлеть огонёк злости. – Примчится такой вот деятель в войска и давай отдавать приказы, да ещё пистолетом машет. А приказы всё больше о наступлении на превосходящего противника. Вытолкнет полк, а то и дивизию в открытое поле без поддержки артиллерии и авиации, выстелит его солдатскими телами, а сам в машину и на восток – свою драгоценную шкуру спасать. Потому как обрадованный немец вперёд устремляется. Ибо, неизвестно, сумел бы он позиционную оборону в данном месте прогрызть, а так открытая дорога.
– Неужто так плохо. – Проворчал вождь.
– Куда уж хуже. – Продолжил Андрей. – А кто из командиров начнёт глупые приказы оспаривать, тому и пулю в лоб влепить могут. А чего политработнику бояться. По суду в первую очередь с командира части спросят, а комиссары, особенно если выше званием, в основном как свидетели идут. А чаще всего и спрашивать не с кого, так как командир вместе со своим полком на том же поле остаётся.
– А Мехлис здесь при чём? – Поинтересовался Сталин.
– Стрелять Лев Захарович любил. – Усмехнулся Андрей. – Да всё больше по живым мишеням. И не в сторону противника, а по своим. Чуть что не по его, так он сразу за кобуру. Столько перестрелял, что не каждый снайпер-орденоносец таким счётом похвастаться может.
