Только я хотел сделать еще один удар, который стал бы завершающим для него, как меня обхватили сзади за пояс и перекинули через плечо назад. Дешевый деревянный стул разломался под моим весом, создавая неприятную подушку для приземления. Позвоночник заныл от боли, но я не обращал на это внимание. Схватил один из обломков и поднялся на ноги.
Второй нападающий выглядит намного здоровее своих друзей. Только порез на щеке говорит, что он уже встретился с братьями.
— Не лучшей идеей было сюда заявляться, — уворачиваясь от удара, сказал я. Кем бы они ни были нас учили драться лучшие учителя штата и отправляли на задания тогда, когда им еще не разрешалось становиться частью мафии.
Но, признаться, предыдущий сражался достойно. Из него получился бы хороший головорез.
Ножка стула служила отличным инструментом для точечных ударов. Я кружил вокруг ублюдка, не давая ему шанса что-то сделать.
В бок опять прилетел удар. Второй уже оклемался от ударов (хоть и двигался гораздо медленнее), и теперь мы дрались два на одного. Увернувшись от очередного удара в голову, я сбил его с ног. Надо добраться до оружия, иначе мы так будем играться до появления подмоги.
Взгляд упал на стойку с кухонными ножами, которые были ближе всего. Еще стоящий на ногах ублюдок проследил за моим взглядом и вместе со мной рванул туда. Мне удалось снять нож со магнитной стойки, но полноценно ухватиться за него не дали руки, которые сомкнулись на шее. Достойный хват, но не такой сильный, как у отца, и мои руки все еще свободны.
Выстрел раздался где-то рядом. Второй ублюдок, который снова выпрямился после удара, упал на колени, что отвлекло душившего. Я сделал выпад вперед, меняя нас местами, схватил нож и резким движением всадил ему между ребер. Парень захрипел, хватка значительно ослабла. Я проследил взглядом за его левой рукой, на которой порвалась водолазка. Знакомая татуировка выглядывала из-под лоскутов ткани и издевательски на меня смотрела. В голове раздался неприятный щелчок, который сложил маленькие кусочки пазла воедино.
— Кто стоит во главе предательства? — прорычал я, крепче прижимая нож к его горлу. — Кто организовал нападение? Тебе лучше ответить, пока я не начал срезать кожу на твоем лице.
Встряхнул его, на что услышал болезненный стон. Мне прямо сейчас хотелось вспороть его горло.
— Отвечай.
Тонкая струйка крови потекла по шее, мешаясь с грязью и потом. Я был в шаге от того, чтобы накормить ублюдка его же языком. Настолько безумным еще никогда себя не чувствовал.
— Дан-те, — булькал подо мной он. Шумно втянув воздух через ноздри, я со злостью всадил острие ножа ему в глотку, прибивая к холодильнику. Парень обмяк, вися на рукояти.
Я знаю только одного Данте в Синдикате, которому будет выгодна смерть Босса и всех его прямых наследников.
С пеленой перед глазами повернулся лицом к лестнице, где стоял Тристан, обложившись на плечо Кая. Выглядели они не лучшим образом, впрочем, как и я. Взгляд устремился на кофту Тристана, где на боку растеклось внушительное пятно крови.
— Домой нельзя. Они ублюдки Марини, а это значит, что никакого нападение Калифорнии не было, — вслух произнес Кай то, что у меня крутилось в голове.
— Хочешь отвести подозрения от измены — обвини Босса соседнего штата, — скривившись в гримасе, прохрипел Тристан. Я бросил взгляд на окно, которое выходило на дорогу.
— Берите сумки и аптечку. Я подгоню машину и поедем в Лос-Анджелес, — Кай вопросительно на меня посмотрел. — Я буду искать союзников в лице тех, кого сукин сын обвиняет в нападении.
Наши дни.
Предвкушение.
Каждый долбанный километр на пути к Лас-Вегасу отдавался внутри желанием вырвать голыми руками и пропустить через пальцы все сосуды из тела лживого подонка. Последние четыре года я жил этой потребностью. Засыпал и просыпался с мыслью об оторванной голове сукиного сына в центре зала собраний солдат и Капитанов. Я хочу видеть их лица, когда входная дверь откроется и вместо ублюдка Марини войдут призраки. Хочу умыть их всех его кровью, чтобы каждый на всю оставшуюся жизнь запомнил вкус и цвет предательства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я выпотрошу каждого, кто носил на руке уродливую татуировку сукиного сына и имел смелость пойти против Кастро и Синдиката. Их семьи не смогут отмыться от клейма позора, которое будет висеть над ними еще не одно поколение.
Ярость.
Я чувствую, как она сжигает изнутри. Заставляет каждую клетку полыхать и просить утоления. Мне слишком долго пришлось подавлять ее. Пусть я прославлюсь психом в кругах солдат, но имя отца на губах, и я перед глазами — это будет последнее, что Данте Марини увидит перед своей мучительной кончиной.
Возмездие.
Именно его я ждал четыре года, когда прятался полуразрушенном домике в Верноне[2]. О нем бредил, когда избивал грушу до крови в костяшках. Представлял лицо самоназванного Босса, когда вырезал испорченную татуировку Синдиката с рук его последователей. Ни на один день я не забывал о нем. Ни одной недели не прошло, чтобы мы не натыкались в Калифорнии на собачат Марини, рыщущих в поисках нас.
Яркий знак города поприветствовал нас огнями. Кай плавно нажал на газ, разгоняясь по пустым освещенным улицам. Высотки становились все ближе, а напряжение в машине, наоборот, снижалось. Никто нас не ждет, думая, что мы сидим, поджав хвосты, где-то в другой части Америки или вообще сдохли от голода. Сукин сын не взял в расчет, что память никуда не уходит, а детям свойственно вырастать.
[1] Хендерсон — город в округе Кларк, штат Невада. Примерно 26 км к юго-востоку от центра Лас-Вегаса
[2] Вернон — промышленный городок в пяти милях (8,0 км) к югу от центра Лос-Анджелеса. Самый маленький город по численности во всей Южной Калифорнии (250 человек)
Глава 2
Диана
Ожидание смерти всегда хуже самой смерти.
Я себя чувствую загнанным в капкан зверьком, у которого нет ни клыков, ни когтей, чтобы противостоять охотникам.
Счет времени потерялся, и только окно, выходящее на мрачный переулок, позволило ориентироваться в пространстве. Мне казалось прошла целая вечность с того момента, когда солдаты Синдиката пришли в мою «новую комнату» и установили замки на все, что только можно было. Идеально гладкие с внутренней стороны… Ни единого шанса выбраться без посторонней помощи.
В надежде, что это все глупый розыгрыш, я поджала под себя ноги и смотрела на дверь. Здесь нет ничего, что позволяло бы отвлечься. Кровать, кресло напротив нее, небольшая круглая тумба, пустой шкаф и несколько зеркал. По меньшей мере четыре. Они встроены в каждую стену и, я уверена, были бы на потолке, не свисай оттуда крюк. Сперва мне показалось, что он нужен для балдахина, однако большой переносной крест за шкафом наталкивал на мысль, что я заперта в куда более жутком месте, чем обычный дом.
Что может быть хуже выбора между смертью или изнасилованием? Находится в полной растерянности.
Кастро. Когда-то давно я с благоговением смотрела на них и мечтала о таких же отношениях с семьей, а сейчас они стали моим ночным кошмаром. Превратив в кровавое месиво ночь перед университетскими экзаменами, они разрушили все, что мирно уживалось во мне. Они, как призраки, ворвались в жизнь и в одно мгновение перехватили правление ею на себя.
Звонкий щелчок замка отвлек меня от гневной тирады в сторону новых правителей Невады. Рука сжала край подушки в поисках поддержки.
Данталиан Кастро, словно услышав мои мысли, вошел в комнату с довольной ухмылкой садиста. Дрожь прошла по спине при виде искривленных, до боли знакомых черт. Не уверена, что он помнит меня так же, как Джакомо, но я никогда не забывала про ловкого парня, которого каждый Капитан считал обязанностью похвалить.
Я выпустила подушку и сжала руки в кулаки, впиваясь в кожу ногтями (единственным оружием, которое на данный момент у меня имелось).
— И я рад тебя видеть, правильная девочка, — издевательски произнес он, кладя что-то в пакете на круглую тумбу. Интересно, бумага выдержит, если я попытаюсь задушить им Данталиана? Думаю, он сломает мне все пальцы рук раньше, чем удастся к нему приблизиться. — Как тебе твоя новая клетка?
