— Может, в лес? На шашлычки? — предложила Васька и щелчком отбросила бычок.
Сидящая рядом с ней на спинке скамейки, как на жердочке, Надя положила подруге руку на колено и слегка сжала обтянутую джинсой упругую плоть. Стася захихикала. Ковыляющая мимо бабка злобно зыркнула на девчонок и сплюнула в сторону. Надя нагло улыбнулась.
— Так тачки нет, — сказала Стася Ваське, — Надя же папину машину разбила.
— Не разбила, млять, а слегка тюкнула. — Надя притянула к себе Васю и зарылась лицом в ее волосы, черные, пушистые, пахнущие ромашкой. — Но факт: тачки нет. А на себе переть — вломы.
— А что тебе папа сказал? — В этом вопросе — вся Стася, девочка-одуванчик, создание неземное, стерва стопроцентная.
— Ничего. С руки жрет. Это же отец. Простит, куда денется, он перед нами виноват — времени не уделяет, да еще и кобелирует на стороне. Мать сегодня за ним шпионит, хотела меня припахать, но я смоталась. Я отца понимаю: маманя — та еще корова, ему, наверное, свежачка хочется…
— Надь, — Вася повернулась и заглянула в ее лицо, — а если я растолстею, ты что, меня бросишь?
— А ты не толстей, — отрезала Надя. — Себя любить надо. Следить за собой.
Подруга обиделась, Надя нежно поцеловала ее, обещая интересный день и волнующую ночь. Василиса подходила ей — такая же невысокая, но в отличие от крепкой, спортивной Нади тоненькая. Вместе они выглядели интересно.
От Васи пахло «Ягой» — взяли по баночке для разогрева.
— Везет тебе, Надька, — елейным голосом гнула свое Стася, — меня бы папаша прибил. И так скандалит — друзья мои ему не нравятся, ориентация не нравится…
— Да какая у тебя ориентация! — рассмеялась Надя. — Шлюха ты — вот и вся ориентация!
Назревал скандал, и Надя была довольна: хорошая ссора, бодрящая ругань. Все равно Стаська никуда не денется, будет таскаться за ними с Васей, в рот заглядывать — ведомая она. Хоть и стерва, а второй сорт.
Налетел горячий ветер, будто из пустыни дохнуло. Вася пискнула и вцепилась в Надину руку, Стася выдохнула длинное «О-ой!». Ветер усилился. И Надя увидела, как в небе чернильной кляксой расползается тьма, тянет вниз щупальца смерчей. Она отбросила банку с «Ягой» в сторону, напиток пролился, запахло резко, неприятно.
Воздух гудел. Надя спрыгнула со скамейки, ей показалось, что земля напряглась, будто сведенная судорогой. Рядом всхлипывали девчонки. Растеряла свою наглость Стася, Василису била крупная дрожь. Надя все не могла заставить себя сдвинуться с места, уже доносился гул смерчей, и не просто горячим веяло, а, словно из топки, тянуло адским пеклом.
— О-ой, — повторила Стася, оседая на асфальт. — О-ой. Мамочка…
И последнее слово включило Надину думалку. Мама. Папа. Правильно. Домой. Отец должен что-то придумать, отец обязан что-то придумать, отец все исправит.
Василиса склонилась над Стасей, трясла ее за плечо.
Надя развернулась и, не оглядываясь, подталкиваемая в спину горячим ветром, кинулась бежать к дому.
ИГОРЬ
Кажется, все пассажиры замерли на платформе, боясь шевельнуться. Гарик вспомнил: перебои с электроснабжением в метро бывают — правда, обычно в Бутово, а не в Кузьминках, но все когда-нибудь случается впервые. Главное — без паники. Сейчас включат… Включили. Тот же свет — дрожащий, неверный, тусклый.
— Уважаемые пассажиры, сохраняйте спокойствие! — Женский голос, близкий к истерике. — Сохраняйте спокойствие, проходите на выход, пользуйтесь…
Пол выскользнул из-под ног. Гарик успел испугаться сердечного приступа, и тут зал взорвался многоголосым воплем, скрежетом, воем. Гарик встал на четвереньки. Колонна отделяла его от мчащейся толпы. Станция «Кузьминки» — неглубокая, старая, привычная, в сейсмоустойчивой Москве — ходила ходуном. Гарик никогда раньше не чувствовал дрожи земли и сейчас с удивлением отметил: инстинкты дремлют, паника не захватила его, он не мечется, не вопит, не хватается за голову и сердце… Следующий толчок был сильней. Во рту пересохло. Гарик прижался к полу. В туннеле что-то с грохотом обвалилось.
Пол качался под Гариком, как палуба корабля в шторм, скрипели перекрытия, с потолка сыпались камни, и Гарик с ужасом смотрел, как из туннеля выползает клуб не дыма — пыли, поднятой обвалом.
А потом стало темно — видно, кабели не выдержали землетрясения.
Станция несколько раз вздрогнула — яростно, будто собираясь поглотить, прожевать, размолоть людишек. И все успокоилось.
Где-то капала вода. В темноте плакали, причитали. Замолкал отдаленный грохот, с тихим стуком падали камешки с потолка.
«Надо выбираться, — подумал Гарик, поднимаясь. Он придерживался рукой за колонну. — Надо выбираться, станция неглубокая, нас откопают. Если не будет новых толчков. Или через туннель можно к „Выхино“… „Выхино“. Яна». Гарик вытянул мобильник из кармана. Включил. Связи не было, но появилось пятнышко света. Мобильник послужит фонариком, осветит путь.
ЕЛЕНА
Елена упала еще после первого толчка, ударилась коленями, локтями и потеряла ориентацию. Еще было светло, но она не понимала, где верх, где низ. Да что же это делается, ой, мамочки, теракт! Ее чуть не затоптали, мужчины неслись мимо, и не думая ее поднять, не пытаясь протянуть руку помощи. Елена с трудом встала, всхлипывая. Старалась удержаться на ногах — бесполезно. Тряхнуло с ужасающей силой, с потолка посыпались камни, больно ударили по голове и плечам, Елена полетела на грязный пол. И выключился свет.
Она плакала, размазывая слезы, не заботясь о макияже. Так страшно, насколько жутко ей не было никогда. Елена осознала, что она смертна, более того — вот сейчас, вот уже, и совсем одна, и Гарик… Ах, подлец! Это он во всем виноват! Если бы не кобель этот потасканный, Елена не спустилась бы сегодня под землю! И ведь он рядом, где-то рядом, а не придет, не поможет, не защитит! Спасать жену — обязанность мужа.
Елена стряхнула оцепенение, исполнилась благородной злости и, перекрывая чьи-то стоны, завопила:
— Игорь!
Получилось не очень громко, зато жалобно.
Нет ответа. Ах он, зараза. Наверняка услышал, но затаился, хочет к своей сучке крашеной улизнуть, жену бросить в этом склепе.
— Игорь!!!
Рядом кто-то пошевелился, и мужчина спросил:
— Потеряли кого? Сына?
— Мужа! — рявкнула Елена, поднимаясь. — Ничего. Найду.
Даже в панике, в хаосе прошлых минут, она не выпустила из рук сумочку. И сейчас нащупала в ней телефон, выхватила, открыла. Синеватый свет озарил ее руки. Связи не было. Вот ведь мужики. Сама природа им помогает, от жены укрывает.
— Игорь Шилов! — крикнула Елена тем тоном, которым обращалась к детям и мужу в моменты ссоры.
Светя под ноги, она двинулась к колоннам, переступая через валяющихся людей и огибая стоящих, сидящих. И где, интересно, полиция, где МЧС? Почему бездействуют, граждане же в беде. Каблук подломился, Елена споткнулась и чуть не упала. Слезы высохли. Ох, найдет она мужа — сразу прибьет. По щекам надает подлецу! Заманил сюда, скотина этакая, в подземелье, как знал — землетрясение будет.
Продолжая звать мужа, Елена ковыляла по платформе.
ИГОРЬ
Ему послышался голос жены. Быть не может. Лене делать на станции совершенно нечего. Она дома должна сидеть и изводить детей своими придирками. Или… Игорь зажмурился, но темнота под веками не прогнала видение, явившееся во мраке окружающего. Разрушенный дом. Обломки. Оседает облако пыли. И там, под бетонными плитами, отрезанные друг от друга, без него — Мишка и Наденька. Он должен, обязан быть с ними.
— Игорь Шилов!
Нет, не послышалось. Игорь открыл глаза и огляделся.
Тут и там светились экраны мобильников, на станции двигались люди. У них шок, они не ломятся к выходу, они пока что приходят в себя, переговариваются. Вот, снова его зовут. Может, и не его — мало ли в Москве Игорей Шиловых, но эти интонации… этот голос… Неужто и правда Лена?
Гарик стоял на месте, высоко подняв руку с мобильником, и старался высмотреть жену. Он надеялся, что ее здесь нет, что у него галлюцинации, крепко приложился головой, вот и мерещится всякая пакость. Ведь Лена может быть здесь только по одной причине: шпионила, следила за неверным мужем. И детей в такой момент оставила одних.
Эта мысль придала Игорю сил: он разделил ответственность. Не только он — предатель, бросивший беспомощных подростков, но и Лена хороша.
А вот и она. Грузный силуэт, движущийся к нему с характерными подвываниями.
— Ленка! — крикнул Игорь.
Жена остановилась, и Гарику ничего не оставалось, как пойти ей навстречу.
ЕЛЕНА
Подлец. Урод. Идиот. Она ему все высказала, все, не стесняясь окружающих, — и что он виноват, и что шлюху его, Лена надеется, завалило, убило, размазало! Ни клочка волос крашеных не осталось! Елена говорила и говорила, а он стоял, как всегда, безответный, молчал, и что ни бросишь в лицо — как с гуся вода, без толку.
