— Писец, — отозвалась Яна и зашагала прочь, чтобы не слышать мольбы о помощи.
Выбралась на улицу и разревелась — зло и отчаянно. Макс прижал ее к себе. Он пах потом и табаком.
— Надо поискать — вдруг подвернется что полезное.
— Что? — пролепетала Яна. — Здесь даже бульдозер не поможет!
— Здесь — нет, а вот с той стороны… — Макс отстранился и направился к заполоненной автомобилями стоянке.
Смерч обошел Кузьминки стороной. Уцелевшие водители бродили вокруг дорогих игрушек, заламывая руки, но большинство машин стояли пустые. «Мерседесы», «субару» и даже «хаммер» — выбирай по душе. Белый лимузин протаранил «Газель» с пассажирами и замер навсегда. Рассыпав вонючий груз, на боку валялся мусоровоз, а на ремонтируемой обочине, целый и невредимый, стоял каток, чуть дальше — присыпанный мусором бульдозер.
— Есть! — с мальчишечьим азартом воскликнул Макс и побежал к бульдозеру.
Яна рванула следом, подтянулась и заняла сиденье рядом с водительским. Макс возился с проводкой, пытаясь завести машину. На его лице читалась крайняя степень сосредоточенности, глаза сияли фанатичным блеском.
— Механика, — пробормотал он. — Должно заработать…
Яна, сдвинув брови, наблюдала за этим странным человеком. Не выдержала и спросила:
— Зачем ты мне помогаешь?
Макс распотрошил проводку и ухмыльнулся, его взгляд вмиг сделался пронзительным, стылым.
— Я не знаю, что в Рязани. Может, ее уже нет, а может, там то же самое. У меня там осталась восьмилетняя дочь. Помогая тебе, я надеюсь, что кто-то поможет ей, и мне от этого легче… — Он еще что-то сказал, но его голос утонул в реве мотора.
— Ты умеешь управлять этой штукой?! — заорала Яна.
— Должен суметь. Сейчас посмотрим. Я — военный в отставке, у нас была дисциплина «Строительная техника».
Макс замкнул провода, и многотонная махина дернулась, съехала с обочины и, ковшом сминая легковушки, устремилась к южной части подземного перехода. Яна предположила, что Макс хочет сдвинуть завал, рассчитывая, что он протолкнется вглубь и освободит проход к лестнице. Если не рухнул потолок, если… К черту «если»!
ГАРИК
Выстрелы грохали все чаще — одни людоеды падали, на смену им приходили новые. И откуда их столько берется? Выжившие сосредоточились на эскалаторах. Наверху копошились, яростно матерясь, и, видимо, пытались раскопать завал — вниз летели камни. Один ударил Ленку, и она разразилась потоком упреков:
— Почему мы не наверху? Там безопаснее. Тащи меня туда! Мы совсем внизу. Если нападут — нам конец, иди раскапывай!
Гарик горестно вздохнул: наверх просто не протолкнуться.
— Мужик, заткни ты эту дуру! — посоветовала девчонка с розовой челкой.
Лена застыла с выпученными глазами и разинутым ртом, но возмутиться не успела: людоеды перешли в наступление. Полицейские еще отстреливались, но кто-то в первых рядах уже орал, кто-то ломанулся наверх, и началась свалка. Гарик подхватил Лену, чтобы ее не затоптали. Обезумевшая толпа прижала их друг к другу, супруга застонала и обмякла, закатив глаза, — видимо, ударила раненую ногу.
И тут толпа вздрогнула, ахнула, и давление ослабло, по ступеням покатились камешки, струйкой потек песок вперемешку с известкой. Есть! Проход раскопан! Спасение!
Гарик похлопал супругу по щекам, зашептал в ухо:
— Очнись, Лена, давай, моя хорошая, мы спасены!
Супруга всхлипнула и распахнула веки.
— Помогай мне, надо наверх, надеюсь, мы успеем!
Лена заработала конечностями, забыв и о боли, и о ранении.
Люди по одному протискивались в узкий лаз, полицейские не выдержали натиска, внизу орали и хрипели, захлебываясь кровью. У чудовищ были когти и зубы, у людей — ничего, лишь жажда жизни. Гарик старался не слушать вопли, не обращать внимания на запах крови. Лену трясло, его — тоже.
И вот их очередь. Лена бросилась в лаз меж двумя бетонными плитами… и застряла. Девчонка с розовой челкой выматерилась, глядя на ее мясистые ноги и толстый зад. Пока это не сделал кто-то другой, Гарик поставил на зад жены ботинок и с силой толкнул. Лена взвыла, но-о счастье! — пролезла.
Следом за ней Гарик вывалился в темный вестибюль, схватил ее за грудки, поставил на ноги.
— Бежим!
— Не могу-у, бо-ольно! Помоги мне, я сейчас сознание потеряю! — заскулила она, повиснув на его шее.
Пришлось одной рукой держать супругу, второй — подсвечивать телефоном путь.
Кое-как поднялись по ступенькам, миновали длинный коридор и уперлись в новый завал. Лена завыла, ее крик слился с отдаленными воплями несчастных, раздираемых людоедами.
Воцарилась тишина. Люди сбились в кучку, замерли, их хриплое дыхание эхом носилось по опустевшим коридорам. И вдруг Гарик различил наверху мерный рокот и крикнул:
— Всем отойти от выхода — подмога!
В этот момент зарокотало сильнее, обвал двинулся, еще двинулся и с грохотом обрушился внутрь вестибюля, лавиной увлекая тех, кто не внял мудрому совету. Яркий свет резанул по глазам, в лицо дохнуло жаром. Лена заломила руки и рассмеялась.
Проморгавшись, Гарик различил в образовавшемся проломе два силуэта — мужчину и женщину, они стояли против света, и невозможно было рассмотреть детали. Толпа с воплем облегчения хлынула на свободу, к непривычно-желтому, с черными разводами небу. Не до конца веря в спасение, Гарик обхватил Лену поудобнее и устремился к выходу, подгоняемый рыком прорвавшихся людоедов.
Здесь нужно не поскользнуться на сыпучке, тут — чуть-чуть подтянуться, подтолкнуть неповоротливую Лену. Мужчина у края склона — высокий, плечистый — протянул ей руку, вытащил…
— Игорь? — пощечиной ударил знакомый голос — Гарик встрепенулся, взглянул на женщину и ослабел: Яна.
Чумазая, со спутанными волосами. Живая. Милая, родная Яночка. В глазах — и слезы, и радость, на губах — улыбка. Тянется навстречу, рука — в машинном масле и ссадинах.
— Это еще кто? — воскликнула Лена, вытаращившись на Яну.
— Яна Александровна, майор полиции. Приходилось сталкиваться… по работе, — оправдался он, пряча взор.
— По работе, значит, — проворчала Лена, уперев руки в бока. — Знаем мы твою работу, старый потаскун!
— Это не то, о чем ты подумала, — отрезал Гарик, наблюдая, как блекнут глаза Яны, и вот уже нет в них радости, и слез нет…
Отворачивается, улыбается криво, смотрит в сторону. А что было делать? Лену бросить — раненую, беспомощную?.. Она ведь жена, он обязан ее защищать. И дети…
«А ведь Яна специально сюда приехала — ради меня», — пришла запоздалая мысль. Гарик проследил направление ее взгляда и оцепенел: на месте дороги был провал, похожий на воронку, там что-то возилось. Или показалось? Он прищурился, вглядываясь в горы битого стекла и кирпичей: нет, ничего.
— Вот, значит, она какая, — бурчала Лена и пятилась к воронке, сжимая кулаки. — Не то, что я подумала! Козел ты! Если это не так, скажи ей, что она для тебя — ноль, пустое место!
Янин помощник встрепенулся и прошил очередью появившегося людоеда — тот заревел и на пузе уполз в вестибюль. В этот момент из развалин в воронке метнулась туша, Гарик не успел толком рассмотреть, что это — блестящая на солнце броня, изогнутые лапы с когтями, разинутая пасть, увенчанная двумя рядами острых зубов…
Время замедлилось. Пасть медленно смыкалась на бедрах Лены, а Гарик стоял, парализованный, не в силах сдвинуться с места. Он разинул рот, но не успел ее предупредить, а Яна выстрелила, только когда Лена закричала и захрустели ее кости.
Это был дракон. Не дракон даже — огромная ящерица наподобие варана. Сжатая его челюстями, билась в агонии Лена — неважная жена, но талантливый человек. По чешуйчатым губам твари лилась кровь вперемешку с жировой тканью.
Пули не причиняли твари вреда. Выскочила еще одна ящерица размером с корову. Хрясь — сомкнула челюсти на Лениной голове…
Удар — Яна отвесила Гарику пощечину и поволокла его к бульдозеру, стоявшему неподалеку.
Навалилось отупение. Гарик сжал виски и замер на сиденье рядом с Яной, ее помощник полез за руль.
В ушах стоял предсмертный крик супруги и хруст костей.
— Едем в Люберцы, — со вздохом скомандовала Яна водителю.
Сначала Гарик не понял, почему именно в Люберцы, а потом сообразил — Яна знала, где он живет, и везла домой, к детям.
МИХАИЛ
Смерч приближался. Гремел, выл и рычал. Мику удалось разблокировать перекошенную дверь подъезда и прикрыть ее. Щель осталась, но не очень широкая. Прижимаясь к стонущему другу, Мик наблюдал, как смерч, подобно ненасытному великану, отламывает от домов куски, с корнем вырывает липы и оправляет в ненасытную утробу. Мик видел его черное вращающееся тело и фургон, вертящийся, будто щепка. Хлоп — врезалась в стену замороженная курица, шмяк — еще одна. Мик лег сверху на Годзиллу, прижимая его своим телом к полу.
