бы людоед ни скакал на ренегате в тёмном коридоре, слюни его не попали на Альдреда. Ни на слизистую оболочку, ни в кожные поры.
Это касалось и всех прочих упырей, которые полегли на пути дезертира к сестре Кайе. Он им не давал подойти поближе и уж тем более себя укусить. Иначе бы и сам давно сгинул.
Целых два дня беглец держался молодцом, не испытывая никакого дискомфорта или болезненного недомогания. Он планомерно двигался навстречу судьбе, будто осадная машина, преодолевая все трудности. Тогда в его заболевании повинны вовсе не ожившие трупы, а… люди.
— Марио Валентино? — вспоминал дезертир, опустив глаза в пол. — Маттео Цанци?
Разумеется. Каждый из них имел непосредственный контакт с заражёнными. Соответственно, и миротворец, и люмпен могли запросто подцепить хрустальную чуму. Достаточно им было просто находиться в компании больных. Так и вышло. По наивности Альдред с ними пообщался тесно. Вот и нажил себе Чёрную Смерть.
— А это мысль, — заметил Флэй. Он сдвинулся с места и побрёл дальше по улице.
Мозг его отчаянно требовал объяснений. Увы. Не так быстро, ведь не всё так просто. Требовалось провести более глубинный анализ.
Им обоим было лет не мало. И хотя пожилой богатырь отличался недюжинной силой, болезнь овладела им в течение уже первых суток. Либо братья по оружию на него надышали с излишком, либо дело обстояло иначе.
Цанци жил бок о бок с заражёнными. Люмпен уж точно заболел и сам, хоть и не подавал вида. Соответственно, у него на момент встречи зараза проистекала в зачаточном состоянии. Развивалась медленно. Причины не столь важны. Однако Флэй склонялся именно к такому варианту: профессор подкинул ему чуму.
Ренегат имел неосторожность убрать респиратор, когда они с Маттео встретились. Не думая о последствиях, беглец накинулся на бродягу с тесаком. Тот исторгал зловонное, миазматическое дыхание прямо в лицо ему. Тогда дело оставалось за малым.
Эврика! Вроде как. Но и это ещё не всё.
Судьба Марио Валентино могла пролить свет на заражение Альдреда куда действеннее, чем того же Цанци. Миротворца и предателя сближало отчаяние, которое им обоим пришлось пережить. Старик слегка тронулся умом, испытал небывалый стресс, потеряв боевых товарищей. У Флэя тоже из-под ног ушла земля, едва стало ясно, что сестра Кайя убралась из Города, оставив своего воспитанника на произвол судьбы.
— Вот оно… — Дезертир нащупал истину.
Античных врачей никакая Церковь не сковывала в исследованиях. Кто как бы ни хаял язычников, нынешние доктора охотно пользуются наработками своих коллег из прошлого и с нынешнего Востока. Из их терминологии в обиход со временем вошло такое слово как «иммунитет». Сопротивляемость болезням.
Лекари предполагают, что между ней и равновесием есть определенная связь — как духовным, так и телесным. Человек, питающийся разнообразно и не претерпевающий стресс, менее подвержен заболеваниям, чем тот, кто коснулся дна во всех смыслах.
Как и Марио Валентино. Как и сам Альдред Флэй.
Дезертир неуклонно шёл к болезни уже давно. Быть может, с тех самых пор, как у Левого Клыка потонул парусник персекуторов.
В хождениях по Саргузам предатель задействовал последние внутренние ресурсы. Реалии Города не давали ему передохнуть.
Здесь не доел, там не спал — и пожалуйста. Помножить на переломные моменты жизни, коих сполна, — и вот он, лёгкая жертва Чёрной Смерти.
— Я с самого начала запорол эту партию, — проворчал себе под нос ренегат.
Жжение. Ему жгло лёгкие. Свербело в трахеях. Ни с того, ни с сего в горло поднялась чумная слизь. Пропуская воздух в дыхательные пути, вязкая жижа затрепетала. Дезертир закашлялся. Сплюнул на мостовую сгусток мокроты.
Перед глазами предстали все оттенки болезни. Зеленый студень с кроваво-красным шлейфом и чёрными вкраплениями. Харкал первый раз Альдред совсем недавно. И ведь уже всё стало на порядок хуже. То ли ещё будет, подозревал он.
Люмпен погиб не зря. Ведь перед этим выложил все три варианта, которые могут ожидать ренегата. Сам Альдред подозревал: его ждёт почти то же самое, что и паосцев из Клоаки. Постепенно беглец потеряет рассудок. Он утратит контроль над собственным телом. Его охватит морок. Из костей начнёт пробиваться чёрный минерал. Затем рано или поздно Флэй примерит на себя личину упыря и пополнит орды нелюдей.
— Без шансов, — проронил дезертир.
На глазах непроизвольно выступили слёзы. В детстве Альдред немало их пролил. На его рыдания всем было плевать. Со временем Флэй расценил это как никчёмную слабость. Подавлял в себе во что бы то ни стало. И даже когда речь зашла о неотвратимой гибели, не позволил себе расслабиться. Запретил ныть, роптать, скулить и стонать. Хладнокровно утёр тыльной стороной ладони влагу с краёв своих век.
Ещё миг назад его обуревал спазм. «Так нечестно!» — думал он, будто впал в детство. Простота душевная.
Лицо его преобразилось тут же, став каменным. Ни тени огорчения. Только холодная злоба. Реальная жизнь во всей своей полноте — далеко не про честность.
Судьба любого человека — это нелепая, бессмысленная история о несправедливостях, лишениях и стремлениях. Борьба с фатумом, обществом, самим собой, природой и сверхъестественным. Серая линия, на которую наносят белые крестики да чёрные пунктиры. Так проистекает время, бедное на события.
Не так важен конечный пункт назначения: как правило, за ним новая пустота. Сам путь — вот, что имеет значения. И человек либо проходит его, либо всё также варится в непроглядной бездне обыденности.
Отчаяние в который раз уложило Флэя на лопатки. Напомнило о том, что ренегат проиграл свою напрасную войну против мира. Ведь в нём зреет Чёрная Смерть, неотвратимый рок. Его мирские страдания рано или поздно будут пресечены.
Дезертир станет пленником заражённого тела, пока дождь, лучи солнца или выживший не обрубят его связь с реальностью. Иными словами, до окончательного покоя времени у него предостаточно.
В пору было бы упасть на Прощальную Розу. По сути, дальше Альдред мог не смотреть эту пьесу. Исход его жизни казался очевиден. Только вот предатель никогда не искал лёгких путей. Он не мог позволить себе слабость, хоть и знал, что силой ничего не решил бы. Все те годы, что Флэй топтал бренную землю, он пытался обрести счастье.
У него получалось. Но чаще это самое счастье попросту отнимали у него. Люди, случайности, сама судьба — не важно. Впрочем, не повод опускать руки.
Гадать, сколько времени осталось до превращения в людоеда, дезертир не решался. Он мог убить себя сам. Или, если кишка тонка, просто встать и дождаться орду, которая бы растащила его по кускам.
— Тоже не вариант.
Боль от рваных
