Однажды зимой я проехал через весь город на старом трамвае. В руке у меня был стаканчик целительного глинтвейна – горячего вина с корицей и апельсиновой цедрой; в вагон сели уличные музыканты с аккордеоном, и звуки польки Штрауса перекрывали лязганье колесных пар по железным рельсам. На Кертнерштрассе я обошел все букинистические магазинчики – только здесь можно найти старые газеты и томики мемуаров, ставшие библиографической редкостью.
Я восхищался грацией липицианских лошадей в Зимнем манеже, где императрица Мария Терезия когда-то лично приветствовала мастера верховой езды за безупречное исполнение самых сложных фигур. С тех пор наездники всегда выступают в коричневых с белым камзолах и треуголках с золотым кантом. Я обошел все музеи и выставочные галереи; в частности, в 2004 году присутствовал на открытии Дворца Лихтенштейнов, где собрана поистине бесценная коллекция произведений искусства. В доме, где жил Фрейд – чемоданы, трость и шляпы доктора вернулись из Лондона на родину, – я убедился, что черная кованая решетка перед его квартирой заперта так же надежно, как наше подсознание. Между тем основатель психоанализа утверждал, что сумел подобрать к нему ключи. С 1989 года посетители могут даже присесть на железный диван, хотя он, конечно, далеко не так удобен, как легендарная кушетка, на которой пациенты Зигмунда, в том числе принцесса Мари Бонапарт, делились с ним своими сокровенными мыслями… Между парком Кайзергартен и барочным фасадом галереи Альбертина я с изумлением обнаружил эскалатор, над которым нависает кровля в виде гигантского самолетного крыла. Поистине, в Вене искусство подстерегает тебя повсюду, и его разнообразию нет предела.
Сегодня, когда столица готовится отметить 250-летие со дня рождения Моцарта (в Вене ему жилось лучше, чем в Зальцбурге, хотя наиболее восторженный прием он встретил в Праге), а Австрия – на полгода возглавить Европейский союз (неплохой реванш!), как никогда ясно понимаешь, что Вена – это живое сердце Европы, которое бьется в такт со всеми ее радостями и горестями. И я полностью разделяю мнение Проспера Мериме – писателя и путешественника, объездившего едва ли не полмира. Находя Париж «смертельно скучным», он в 1854 году записал: «Я пришел к выводу, что после Мадрида самый культурный город Европы, в котором лучше всего жить, – это Вена». На мой взгляд, это по-прежнему так. Добавим к сказанному лишь несколько замечаний Стефана Цвейга. Этот прекрасный писатель оставил нам несравненное описание своего родного города, принадлежащего к «вчерашнему миру»: «Состоящая из множества разнородных элементов, Вена стала идеальной площадкой для зарождения общей культуры» и за два тысячелетия превратилась в «столицу народов». У того же Цвейга читаем: «Без этой любви к культуре, без чувства одновременного наслаждения и контроля по отношению к этому благостному излишеству жизни невозможно было быть истинным венцем». Говорите, все это осталось в прошлом? Ничего подобного. Вена все та же.
I
Турецкая угроза
Вена, 10 марта 2005 года. Многие венцы возмущены или по меньшей мере изумлены и взволнованны. Утром этого дня они обнаружили, что барочный фасад Кунстхалле, расположенного посреди Музейного квартала и прежде служившего императорскими конюшнями, весь завешен красными флагами. Что это, демонстрация ностальгии по коммунизму? Нет, на флагах изображены символы ислама – белая звезда и полумесяц. Значит, это турецкие флаги. Некоторые из них достигают в ширину 2 метров 70 сантиметров, другие доходят до 3 метров 40 сантиметров. Эта неожиданная декорация не осталась незамеченной, что, впрочем, и было целью ее автора – Феридуна Заимоглу, художника и писателя немецкого происхождения, родившегося в Анатолии в 1964 году. Своей акцией он пытался выразить протест против жесткой позиции Австрии по вопросу вступления Турции в Европейский союз, заметно осложнившей отношения стран – членов ЕС с Анкарой. Заимоглу хотел устроить полемику среди соотечественников, но спровоцировал лишь их раздражение: больше 80 процентов австрийцев (и три парламентские партии, кроме «зеленых») враждебно восприняли идею о приеме в ЕС современной Турции – наследницы Османской империи, дважды (в 1529-м и в 1683 году) осаждавшей Вену. Оба раза турецкий натиск заставил дрожать от страха почти всю христианскую Европу. Заимоглу, прекрасно знавший историю, сравнил свою акцию с третьей турецкой оккупацией: «Второе и третье поколения турок, живущих в Европе, больше не обязаны жить скученно и изолированно: отныне они представляют собой могучую силу, не намеренную ограничиваться обороной. Когда варвары победителями входят в чужую страну, они несут впереди свои флаги – символ наступления своей власти». Своей «инсталляцией», получившей название Kanak Attack, что можно перевести как «Третья осада турками», художник призывал венцев турецкого происхождения выбраться из гетто и разрушить привычный имидж города, целиком, по его мнению, обращенный в прошлое, где нет никого, кроме Моцарта и Сисси. Венское культурное наследие, настаивал Заимоглу, гораздо богаче и не сводится к этим двум культовым фигурам.
В течение нескольких часов дирекция Кунстхалле получила сотни звонков. Одни звонившие благодарили руководство музея, другие его проклинали. Мусульманская молодежь – дети иммигрантов – хвалили директора за смелость, коренные венцы возмущались «османизацией» общественного здания и напоминали, что его содержание финансируется из их налогов. Особенно кипятились представители правой Австрийской партии свободы (АПС), а глава ее венского отделения Хайнц-Кристиан Штрахе, в котором многие видели нового Йорга Хайдера, воспользовавшись предлогом, запустил свою кампанию, вывесив на улицах Вены баннеры со слоганом «Вена не должна стать Стамбулом!». Настроения подогрелись еще больше, когда выяснилось, что инсталляцию не демонтируют до 28 марта, то есть только через две с лишним недели. Для АПС это было последней каплей, и в британском еженедельнике The Observer появилась статья, в которой говорилось: «Если мы, австрийцы, согласимся с происходящим, это будет означать, что мы готовы поставить под угрозу свою безопасность и сохранение своей культурной идентичности». На следующий день газета Heute сообщила читателям: «Кунстхалле отныне превращен в турецкую хижину». Директора музея Геральда Матта, на чьей отставке безуспешно настаивали националисты, поднявшаяся шумиха нисколько не смущала: в преддверии Литературного фестиваля «Ислам и Запад» она оказалась как нельзя более кстати. В залах Кунстхалле, обычно посещаемых туристами и респектабельной интеллигенцией, собрались писатели, обитающие в народных кварталах; они организовали читку произведений мусульманских авторов – палестинских, боснийских, ливанских, иракских, египетских, афганских и даже ливийских. Здесь же 16-летняя школьница демонстрировала искусство каллиграфии, выписывая немецкие слова арабской вязью. Директор Матт, искренне радуясь всплеску интереса к музею, в ответ на критику заявил: «Эта выставка – тест для обмещанившегося венского общества. Мы утратили привычку к социальному разнообразию. Можно подумать, мы живем во Франции!»
Почему же художественное событие 2005 года вызвало такой шквал откликов, как позитивных, так и негативных? Дело в том, что для Вены «турецкий вопрос» всегда был болезненным. Вена – единственная из западных столиц, пережившая и, к счастью, сумевшая отразить угрозу османского завоевания. Эта угроза была вполне реальной, свидетельством чему может служить Будапешт, просуществовавший под османским владычеством почти полторы сотни лет. Впрочем, и ниже мы об этом еще поговорим, нельзя сказать, что обе турецкие осады оставили по себе в Вене исключительно дурную память. Ислам – третья в Австрии по распространенности религия, которую исповедуют 300 тысяч человек. Большинство из них (200 тысяч) проживает в Вене – сегодня достаточно прогуляться по Грабену или зайти в любой музей, чтобы своими глазами убедиться, что число женщин в хиджабах значительно увеличилось, во всяком случае, за последние десять лет. Мало кто помнит, что в 1912 году, во времена бессменного правления Франца-Иосифа, был принят закон, по которому ислам признавался одной из официальных религий Австро-Венгерской империи. После аннексии Боснии и Герцеговины в 1906 году в армии Габсбургов появились военнослужащие имамы.
В декабре 2004 года федеральный канцлер Австрии Вольфганг Шюссель, политик консервативного направления, пообещал организовать референдум по вопросу присоединения Турции к Евросоюзу. Но прежде чем продолжить эту тему, давайте вспомним, чему нас учит история, тем более что ее следы буквально впечатаны в венские стены. Если вы отправитесь к дворцу Шёнбрунн с кем-нибудь, кто действительно хорошо знает город, он обязательно покажет вам застрявшее в стене одного дома пушечное ядро, выпущенное из османского орудия. Такими точно ядрами 29 мая 1453 года турецкая артиллерия разрушила крепостные стены Константинополя, что привело к падению Византии. Сохранились и другие ядра, навсегда вбитые в уличные мостовые, – еще одно доказательство того, какой опасности подвергся город. Но, пожалуй, самым ярким символом турецкой угрозы остается пушечное ядро, вмонтированное в шпиль собора Святого Стефана. Тот, кто еще не понял, что оно означает, может осмотреть украшающую епископскую кафедру фигуру святого Франциска, попирающего поверженного турка…
