– А где ты живёшь всё остальное время? – Тае отчего-то стало беспокойно от мысли, что за всё время ей ни разу в голову не пришёл этот вопрос. Она всегда представляла, как Анила отвозит их обратно в аэропорт, возвращается в дом и тихо проживает весь год, рисуя, читая и мастеря очередной стул или светильник, пьет на террасе кофе из любимой глиняной кружки с голубым донышком, ожидая их возвращения.
– Много где живу. Вообще, хватит тут сидеть, пойдёмте на озеро, – конечно, Анила не ответит прямо на вопрос, нет, вообще на него не ответит. Если Аниле не хотелось о чём-то говорить, упрашивать её было совершенно бесполезно. Как-то раз Тая заявила, что непременно найдёт способ разговорить Анилу по поводу какого-то уготованного для ребят сюрприза. На что та ответила: «Да? Найдёшь способ? А ты, когда вернёшься домой, поговори-ка со своей бабушкой, удалось ли ей хоть раз меня заставить говорить то, о чём я предпочитаю помолчать до поры до времени. А более настырную и хитрющую особу, чем моя младшая дочь я и не знаю. Ну, разве что ты».
***
Озеро, как и всё в этом лесу, было чудесным. Травяные, покатые, как из мягкого зеленого плюша, берега обрамляли почти круглую чашу чистой голубой глади воды. Венок из вязов и ив обнимал озеро и казалось, что никто на свете никогда не найдёт его. В этом ребята уже давно удостоверились, в заповедности и безлюдности этих мест. За всё-то время, что они гостили у Анилы – ни один человек не встретился им ни в лесу, ни в походе к дальним горам, ни на берегах этого, всегда тёплого и ласкового, озера.
Одно из деревьев на восточном берегу озера протянуло толстую крепкую ветку над самой водой. Накупавшись, ребята доплывали до этой ветки, забирались на неё и подолгу сидели, болтая ногами в теплой воде.
– Нила, а русалки здесь водятся? – задумчиво спросил Саша.
Тайка прыснула:
– Ага, такие красавицы с томными глазами, околдуют тебя своими песнями и утащат на дно.
– Да почему… Вот у Билибина, видела? Совсем даже не с томными глазами. У неё, кажется, вообще глаз не было.
– Видела. У Билибинской и хвоста нет.
– Я не встречала русалок в этом озере. А почему ты спросил? – отозвалась Анила.
– Просто. Просто подумал. Озеро. Может, есть русалки. Единороги же здесь водятся, почему бы и русалкам не быть?
– Ну, единорога мы встретили один раз, это не значит, что здесь ареал их обитания, – улыбнулась Анила.
– А единорог был совсем не таким, как в фильмах или на картинах. Почему? – спросила Тая.
– Потому что ни один единорог ни разу не забрёл на съемочную площадку и приходилось режиссеру снимать лошадь с приделанным между ушками рогом.
– А русалки такие как в фильмах?
– Нет. Совсем не такие. Их описать сложно, они не из человеческого мира. Но люди их порою встречали. И рассказывали другим людям. А так как слов и образов подобрать не могли, просто говорили, на что эти существа больше всего похожи. Так постепенно возник образ русалки – прекрасной женщины с рыбьим хвостом. И когда кто-то еще вдруг видел русалку – то, что он видел, накладывалось на тот образ, что человек почерпнул из книг, рассказов. Люди обладают удивительной способностью – многое видеть одинаково. Когда-то давно они приняли этот путь – давать чёткие описания окружающему, вложили в это так много своих сил, что иногда человек просто не может понять, видит он своими глазами или просто мгновенно интерпретирует увиденное в соответствии с полученными в течение жизни знаниями. Так и с русалками. Те существа, что человек принимал за русалку, были из самых разных миров, были очень разными по своей природе. Некоторые и вправду устрашающими, некоторые прекрасными, беззащитными и совсем безвредными. С этой проблемой человечество тоже справилось – существует даже классификация русалок. И русалок и единорогов и драконов. Про способность людей давать названия и относить любое явление к какому-либо классу или группе написано много книг. Многие читают эти книги, понимают, что в них написано. Но мало кто действительно видит в себе эту непреодолимую тягу дать всему название и положить в определенную ячейку памяти воспоминание об увиденном.
Солнце добралось до середины озера, полностью осветив их ветку.
– Кто быстрее до берега? – поднял голову Сашка. Тайка кивнула.
– Нила, ты с нами?
– Нет. Вы как хотите, а я поплыву со своей скоростью. Тысячу раз вам говорила, что терпеть не могу соревнования.
– А расскажешь, наконец, почему? – незаметно подбирая под себя ноги, сильно напрягая худенькие руки, попросила Тайка. Под кожей проступили узкие длинные мышцы, тело напряглось для рывка. Как всегда, Тая собиралась сэкономить секунды и рвануть чуть раньше старта.
– По дороге домой, – пообещала Анила.
Сашка бросил быстрый взгляд в сторону Таи, принял стартовую стойку и начал отсчет:
«Раз, два…». Тая прыгнула за мгновенье до того, как он успел произнести «три». Прыгнула далеко и сильно, вытягивая в прыжке руки вперёд. Сашка прыгнул следом. Подождав, когда вода чуть успокоится, Анила опустилась в озеро, держась за ветку как за бортик бассейна, сильно оттолкнулась от ветки ногами и заскользила на спине, делая попеременные взмахи-круги руками. Солнце слепило. Анила закрыла глаза, но через веки продолжала видеть его. Сначала под закрытыми веками оно превращалось в ярко-зёленую точку, потом становилось больше, меняло цвет на зелёно-желтый, жёлто- красный. Края пятна становились то неровными, многочисленно острыми, то снова собирались в круглую точку, и порою было не понятно, чем является это пятно – солнечным диском или зрачком правого глаза. Цвета пульсировали и менялись. Пространство вне солнечного пятна было то фиолетово-малиновым, то ослепительно голубым, то иссиня-чёрным. Анила растворилась в солнечном свете, слилась в одно целое с водой озера, тёплым и сверкающим от мелких брызг воздухом и припекающими лучами.
Поняла, что берег близко, когда начала различать за плеском воды голоса ребят. Перевернулась со спины и несколькими широкими взмахами рук добралась до отмели.
– Зачем ты мухлюешь? – Саша стоял, уперев руки в бока и чуть наклонив голову вправо, пристально смотрел на Тайку. Та сидела на большом камне и просушивала волосы с самым беззаботным видом.
– Вот зачем ты мухлюешь постоянно? Я же все равно быстрее тебя плаваю. И ты это знаешь. Как ты можешь меня обогнать, если я занимаюсь плаваньем и если я выше тебя и сильнее? – Не унимался Сашка. – И вот ты во всём так. Даже когда мы по деревьям лазим. У тебя итак лучше получается, но ты всегда хитришь. На соревнованиях тебя бы дисквалифицировали. И тебе было бы стыдно.
– Мне? Стыдно? За что? – делаю умилительную гримаску и, округляя глаза, спросила Тая – Это не соревнования. И так веселее, – закончила она разговор, спрыгивая с камня. Анила прошла мимо и направилась в сторону дома. Что ребята давно уяснили – так это то, что ни при каких обстоятельствах Анила не станет вмешиваться в их спор. Поэтому чаще всего спорить и не хотелось. Тайка запрыгала следом
– Ты про соревнования обещала. А ты в детстве спортом занималась?
– Да. Занималась. Лыжным.
– А тебе нравилось?
– Наполовину да, наполовину – нет.
– А что нравилось?
– Что я часто бываю рядом с деревьями, в лесу, совсем одна, остальные ребята или впереди или позади. Но не близко. Поэтому можно слушать деревья и птиц. И нравилось скользить, прокатываться и чувствовать, каким сильным и выносливым становится тело.
– А какие деревья были в том лесу?
– Берёзы. Это была берёзовая роща
– А ты говорила, что берёзы редко делятся своими историями. Что они очень далеки от людей и услышать их почти невозможно.
– Верно. Именно поэтому я рада, что всё свое детство я провела рядом с этими деревьями. Они привыкли ко мне и постепенно рассказали мне свои сказки.
– Ты же не одна там была. А другим детям берёзы тоже рассказывали сказки?
– Конечно. Просто не все их запомнили. И не все услышали.
– Так, а что же тебе не нравилось? – спросил Сашка, перескакивая высокую корягу-корень.
– Мне не нравилось стоять на старте во время соревнований. Слышать, как колотится сердце. Ждать, когда пройдет счет и нужно будет рвануть и сделать всё возможное, чтобы как можно быстрее проехать дистанцию. Знать, что будет больно и будет тяжело дышать.
– Почему больно? – удивился Саша.
– Потому что у меня низкий болевой порог, и я очень чувствую любую перегрузку организма. Очень остро воспринимаю любое ощущение. Таких людей много. Я не одна такая.
– Но почему вообще должна была возникнуть эта боль?
– Человек способен выдерживать большие нагрузки. Быстро бежать, спасаясь от опасности или настигая добычу во время охоты. И в такие моменты, когда жизнь человека или его близких зависит от скорости, некогда думать и отслеживать свои ощущения. Нужно бежать. Быстро, инстинктивно, как бежит любое животное, оберегая свою жизнь. Но когда я ехала по проложенной трассе с номером на спине я не спасалась. Я не совсем понимала тогда, зачем я стараюсь развить такую скорость. Я знала, что не хочу проиграть. Знала, что хочу победить. Но мне было недостаточно этих причин, чтобы моё сознание полностью сконцентрировалось на движении. По сути, я боролась сама с собой, пытаясь сделать что-то на пределе своих физических возможностей. Мой разум воспринимал перегрузку, я понимала, насколько трудно мне дается каждое движение. Ведь это не прогулка, не беззаботное скольжение. Передо мной стояла задача, важность которой была для меня сомнительна. Я никогда не сходила с дистанции. Никогда не была последней. Но и самой быстрой я тоже не была. Я приезжала к финишу, отдав все свои силы, как любой спортсмен. Откатывалась в сторонку, наклонялась вперед, долго восстанавливала дыхание. Это было удивительное чувство – когда гонка заканчивалась. В этот момент мне не был интересен мой результат. В этот момент я отмечала все свои ощущения, прислушивалась к ним, долго не могла вернуться в обычное состояние. В ушах шумело, тело как будто становилось совсем чужим, оно мне не подчинялось. Проходили минуты, я начинала более связно мыслить. Начинала оглядываться по сторонам и мне вновь становилось интересно, как я пробежала, какое время я показала. Кто из девочек пришел быстрее, кого я обогнала. Но этот интерес был ложным. Это я поняла гораздо позже. Настоящими были скорость, перегрузка, измененное дыхание. Но не соревнование. Во всяком случае, для меня.
