На курсах английского мы познакомились с хорваткой. Но мы, конечно, еще ни разу не звали ее в гости.
Мы почти всегда называем маму просто Рафаэлла, потому что она такая молодая и красивая. Впрочем, мама мы ее называем, только если она нас бьет или ломает наши сигареты. И это при том, что она сама курит! Или если она разоряется пять минут подряд из-за того, что мы, дескать, забрызгали стульчак в туалете. Пять минут кричать из-за такой ерунды! Тито считает, что это у нее начало помешательства.
Мы ломаем голову, как бы заработать кучу денег. Хотим придумать какой-нибудь план, который будем хранить ото всех в секрете. Иначе его украдут.
Помяните наше слово: в итоге у нас будет вилла с видом на море и сад — такой большой, что в нем можно будет заблудиться и умереть от голода.
Мы развозим еду по домам, с шести вечера и примерно до одиннадцати-двенадцати. Мы пошли работать сразу, как только сюда приехали, потому что заработка Рафаэллы не хватало. Однажды она сказала, что нашла для нас работу. Привезла и познакомила с владельцем мексиканского бистро, работающего с заказами.
— Это мои сыновья, — сказала она. — Они смышленые и умеют хорошо работать.
Хозяин мексиканского бистро нельзя сказать, чтобы был смышленый, но сам он хорошо работать не умеет, поэтому ему нужны смышленые парни, умеющие работать хорошо.
Мы развозим заказы на велосипеде. У Тито горный велосипед, а у меня старенький, с ножным педальным тормозом. Цепи на велосипедах болтаются и по дороге чуть ли не наматываются нам на плечи. Зато если на нас нападут и захотят отнять у нас деньги, мы будем отбиваться цепями.
Между восемью и десятью часами — самое горячее время. Мы развозим тогда вдвоем до сорока заказов. У нас есть свои постоянные клиенты. Например, женщина в шляпе. Она ест каждый день одно и то же, и всегда перед телевизором. «Телевизор — это мой дружок», — приговаривает она и отвечает на реплики из телевизора.
Уже третий год английский у нас с двенадцати до двух каждый день, кроме субботы с воскресеньем. Мистер Берман говорит, что через каких-нибудь пару лет мы будем здорово болтать по-английски. Мы любознательны. Мистер Берман обычно говорит: «Какие любознательные парнишки, эти братья Андино!» Нам, конечно же, не нравится, когда мистер Берман при хорватке называет нас любознательными парнишками.
Вначале мы умели только ругаться по-английски. А теперь хотим еще и научиться любить по-английски. Поэтому мы такие любознательные. Впрочем, мистеру Берману невдомек, что мы хотим уметь делать по-английски все.
Но молимся мы на родном языке. Мы не читаем молитвы из молитвенника, а обращаемся к нашему отцу. Бог, наверное, уже починил ему голову, поэтому мы просим, чтобы он подошел к Богу и сказал: «Смотри, там внизу Рафаэлла, Поль и Тито, это моя жена и дети. Рафаэлла — самая красивая и милая женщина на свете, а Поль и Тито — лучшие дети, о которых только можно мечтать. И я вот хочу попросить тебя: позаботься о них, потому что меня с ними нет, и о них некому позаботиться. Ведь ты можешь им помочь и кинуть им в окно горсть монет, чтобы Рафаэлле не приходилось работать в кофейне по шесть дней в неделю?»
2Сейчас мы расскажем, как в класс впервые вошла хорватка — она была в юбке и на высоких каблуках. Села на стул, который стоял ближе всего к двери, и устремила свой взор вперед. Недавно мы узнали выражение: «Только что с корабля». Это значит, что человек только что приехал в Америку. Всем своим видом хорватка давала понять, что она только что с корабля, только это был очень странный корабль.
Мы пересели к ней поближе и спросили, откуда она приехала.
— Из Европы, — ответила она. — Ну как, ответ исчерпывающий?
Мы отрицательно покачали головами, а она вдруг сказала:
— Не надо клеиться.
— Ну ты и штучка! — заметил Тито. — Кто сказал, что мы клеимся?
— Я знаю мужчин. Поверьте, я их знаю, — хмыкнула она и посмотрела на нас очень высокомерно. Словно принцесса. Но мы ей ничуть не поверили.
— Сколько тебе лет? — продолжал расспрашивать Тито.
— Девятнадцать, — ответила она.
На что Тито сказал:
— Ничего тебе не девятнадцать. По виду ты опытная. В девятнадцать лет так никто не выглядит. Ты утонченная.
Это слово мы совсем недавно узнали — очень красивое слово.
Она пожала плечами:
— Ну и не верьте, пожалуйста!
В эту минуту в комнату вошел мистер Берман с кока-колой лайт в руке. Он всегда пьет кока-колу лайт, потому что боится растолстеть.
Когда мы спускались на лифте после урока, хорватка тронула Тито за плечо.
— Подождите меня на улице у выхода, — шепотом попросила она.
Мы стали ждать. Ждали целых пять минут, и наконец она появилась. С сумочкой в руках, довольно чудной. Она достала из нее какую-то бумажку и сунула Тито под нос.
— На вот, читай, — сказала она.
Это было водительское удостоверение. В нем было написано: «Год рождения — 1978».
— Ну что ж, — сказал Тито, — может, тебе и правда девятнадцать.
— Теперь поверили? — спросила она. — Это ведь документ? — и она запихнула удостоверение обратно в сумочку.
Тито пожал плечами.
— Мне его только что выдали, — сообщила она, смеривая взглядом нас обоих.
Она казалась одновременно высокомерной и испуганной. И в то же время в ней сквозила гордость.
— Пойдем попьем кофе? — предложил Тито.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, — сказала она. — У меня есть парень, но все равно спасибо за предложение.
И с этими словами она удалилась, не удостоив нас больше взглядом.
— Ей не девятнадцать, — сказал Тито.
Но я сказал:
— Может быть, даже ровно столько. Может быть, есть женщины, которые так выглядят в девятнадцать лет.
В тот день мы были свободны. Порой, когда мы оба свободны, мы заходим к Рафаэлле в кофейню. Но в тот день у нас не было никакого желания. Мы сели в метро и сразу поехали домой. На метро ехать минут сорок. И там мы всегда спим. Мы умеем спать стоя, с одним закрытым глазом.
Вернувшись домой, Рафаэлла всегда жалуется, что у нее устали ноги. Потому что, как она говорит, ей приходится много ходить и бегать. «Все ходишь и бегаешь, и так проходят дни». Но если она приводит в дом поклонника, она, конечно, не жалуется на ноги. Ну что вы! Поклонники не хотят ничего знать про уставшие ноги. Иначе они сразу свалят.
У Рафаэллы много постоянных клиентов. Она знает, что любят ее клиенты из еды и питья. Ее постоянные клиенты, например, часто повторяют: «Рафаэлла, мой цветочек» или «Рафаэлла, если б ты жила у меня в доме…» Она ничего им на это не отвечает, только смеется.
Рафаэлла часто получает подарки: серьги, браслеты, цветы, разные вазочки, книжки. Однажды ей даже подарили вешалку. Ее притащил мебельщик. Он явился в кофейню с вешалкой на спине.
— Вот вешалка для моей Рафаэллы, — сказал он, — в доме пригодится, не надо будет оставлять плащ в ванной, пока с него вода не стечет. В доме без вешалки нельзя.
Возможно, она когда-то рассказала этому типу, что у нас в доме нет вешалки. Мы бы скорее дали отрезать себе язык, чем признались бы в таких вещах.
Порой, Рафаэлла таскает своих поклонников к нам домой. Это бывает не слишком часто, но с нас и того хватает. Для нас каждый ее поклонник лишний.
И уж совсем редко она проводит с поклонниками уик-энд на их летней даче на Лонг-Айленде или где там у этих поклонников бывают дачи.
Однажды она вернулась летним вечером домой с одной из таких дач. Была уже почти осень. Села за стол и, не зажигая света, закурила.
— Ну и как тебе там? — спросил Тито.
Она два раза кивнула, словно на такой вопрос можно ответить лишь кивком головы и ответила: «Ничего, немного секса не помешает», после чего еще раз кивнула.
Обычно она никогда не говорит про секс, это одна из тем, на которые она не любит распространяться. Она никогда не говорит о смерти или о сексе. Потому что, считает она, есть темы, которых лучше не касаться.
Тито сказал:
— Ну ладно, мы пошли на улицу.
Мы вышли на детскую площадку. Тито достал из кармана сигарету и изорвал ее.
— У нее крыша едет, — немного помолчав, сказал он. — Ты заметил?
— Да, — сказал я, — заметил.
Когда мы совсем уже поздно пришли домой, она все еще сидела за столом. Слушала песни нашей родины.
— Когда у нас будет больше денег, мы вернемся домой, — сказала она.
Но мы не собираемся возвращаться. Мы хотим остаться здесь, получить американский паспорт и научиться говорить по-английски без акцента. Завести сад, в котором можно будет заблудиться и над входом в который будет висеть большая табличка: «Поклонникам Рафаэллы вход воспрещен».
3
Когда мы только-только сюда прибыли, мы ходили в тренировочных костюмах и полукедах. Теперь у каждого из нас красивая белая рубашка, которую мы носим по праздникам. В таком виде мы ходим в церковь. Бог приглядывает за нами, ведь если бы он за нами не приглядывал, нас бы уже давно не было на свете. Рафаэлла к Богу равнодушна. Бог не относится к числу поклонников Рафаэллы.
