— Попытаюсь, — рассеянно ответила Нина, с нежностью глядя на Сашу, который делал вид, что стреляет в фигуру казака со вскинутым ружьем. — Но ведь фотографии в рамке могли поменять не один раз, так что с точностью ничего утверждать нельзя.
Лидия принесла чай и, вытащив из-под прилавка широкую рамку, поставила ее перед Ниной.
Та быстро ее осмотрела.
— Вятская береза с серебряными накладками в стиле ампир, картуш с русской буквой «Ш» и графская корона. А люди…
Нина перевела взгляд на коричневую фотографию.
— Да это же Гага и Биби! — воскликнула она.
— Кто? — переспросила Лидия.
— Мои дед и бабка по материнской линии: князь и княгиня Ивановы. Как странно, что в этой рамке их фотография — монограмма не соответствует…
У Нины вдруг перехватило дыхание.
— Нина, что с тобой? У тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь в обморок.
— Где ты купила эту рамку?
— У одного дилера в Париже. А что?
— Эта рамка принадлежала семье мужа моей сестры, графам Шутиным.
— Думаешь, это твоя сестра ее продала?
— Уверена, что это она, — отрывисто бросила Нина, отвернувшись от фотографии и поспешно глотая чай, чтобы подавить приступ внезапной тошноты.
Лидия с сочувствием посмотрела на подругу. Нина уже много лет не разговаривала с сестрой.
— Послушай, Нина, — начала Лидия, осторожно извлекая снимок из рамки. — У меня полно фотографий императрицы Александры, которые я могу сюда вставить. То, что твоя сестрица распродает вещи своего мужа, еще не значит, что ее предки должны быть выставлены в витрине магазина.
С этими словами она торжественно вручила фотографию Нине.
— Татьяна все делает не думая. Она просто не привыкла думать, — мягко произнесла Нина, убирая фотографию в сумку. — Лида, позволь я тебе заплачу.
— Вздор. Это я должна заплатить тебе за установление принадлежности.
— Тогда мы в расчете. Еще раз спасибо.
— Мы идем? — подал голос Саша.
— Да, дорогой, мы уходим. Попрощайся с миссис Крейн.
Очутившись на улице, Саша немедленно спросил:
— Мы едем к мадам Тюссо?
— К мадам Тюссо, — ответила Нина, помогая ему сесть в такси.
Она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Саша с довольным видом устроился рядом и стал смотреть в окно, по которому стучал дождь.
Глава 1
Ранним январским утром Александр Озеровский стоял у автобусной остановки на Пятой авеню. Натянув коричневые замшевые перчатки, он смотрел в сторону Девяносто шестой улицы, не обращая внимания на собравшихся на остановке людей. Они же с любопытством поглядывали на хорошо одетого молодого человека, одиноко стоявшего на краю тротуара и явно выделявшегося из толпы.
Саша, как все звали его на русский манер, не был красавцем, но внешность его невольно привлекала внимание. Ясные серые глаза, орлиный профиль и гордая осанка (результат многолетних занятий верховой ездой) выдавали в нем принадлежность к нью-йоркскому высшему свету.
Несмотря на довольно ранний листопад, на деревьях в Центральном парке еще оставались побуревшие листья, упрямо льнувшие к обледенелым ветвям. У тротуара разлилось целое озеро грязной воды, которое проходившие мимо легковые автомобили и автобусы безуспешно пытались объехать. Заметив приближающуюся машину, Саша быстро отступил назад, чтобы его не окатило водой. Другим ожидающим повезло меньше. Погруженные в чтение газет, они отскочили слишком поздно, отчаянно ругаясь и отряхивая мокрую одежду.
Стоя среди ворчащей толпы, Саша продолжал смотреть на поток машин, надеясь поймать свободное такси. Если не повезет, придется идти пешком. Перспектива ехать в переполненном автобусе в компании мрачных промокших людей его совсем не привлекала. Кинув взгляд в сторону парка, он заметил прислонившегося к ограде бродягу. На голове у того была большая корона из фольги, а в руках плакат с надписью: «Свергнут с престола. Согласен править за еду».
Сумасшедший город, подумал Саша. Пошарив в карманах, он подошел к бродяге и бросил всю найденную мелочь в жестяную банку у его ног.
Саша посмотрел на массивные часы из розового золота — их подарили дед с бабушкой, когда ему исполнился двадцать один год, — и понял, что опаздывает. Потеряв надежду поймать такси, он пошел пешком. Оставив позади вымокших людей, среди которых был свергнутый монарх, он пустился в путь той размашистой походкой, которую так часто критиковали его друзья.
Саша хорошо знал Пятую авеню. Он всю жизнь прожил в Нью-Йорке, и его теперешняя квартира на Девяносто седьмой улице находилась всего в шести кварталах от дома, где он жил в детстве, пока не умерла мать. Однако сегодня прогулка по Пятой авеню была настоящим испытанием. В попадавшихся на пути зданиях Саша видел лишь дома людей, которых не смог склонить к участию в художественных аукционах «Лейтона».
«У нас же неплохой подбор вещей, — утешал себя Саша, шагая по улице. — Серебряный чайный сервиз Фаберже, столик с серебряными накладками, принадлежавший великой княгине Марии, позолоченный рыбный прибор. Есть картины Серова и Левитана, но нужно что-то еще. Что-нибудь такое, что могло бы конкурировать с тем проклятым колье у „Кристи“».
Саша взглянул на здание, мимо которого проходил. Пятая авеню, дом № 1003. У Трэвисов есть часы в виде яйца, покрытого лососево-розовой эмалью, но они не хотят их продавать. Как там сказал мистер Трэвис? «Я жду, пока стабилизируется рынок». Чепуха. Его жена хочет попасть в попечительский совет Метрополитеноперы, все члены которого являются клиентами «Сотби». Она, вероятно, надеется использовать часы как приманку, которая поможет ей достигнуть вожделенной цели.
Дом № 980. Здесь дела обстоят не лучше. Мадам Жобер продолжает дразнить его ожерельем из миниатюрных яиц Фаберже, но назначенная ею цена слишком велика. Она включает приглашение провести вместе выходные на ее вилле на Ривьере.
На дом № 925 Саша даже не посмотрел. У миссис Ллойд Уинтроп имеется серебряный сервиз, который Фаберже сделал для сестры Николая Второго, Ксении, и она каждый год, предварительно измотав Сашу переговорами, в последнюю минуту отказывается его продать.
Надо найти нечто такое, что затмит бриллиантовое колье «Кристи», которое, как утверждают, принадлежало последней русской императрице Александре. С тех пор как оно было выставлено «Кристи», газеты не переставали восхищаться его огромными сверкающими камнями. Интерес к нему был столь велик, что «Сотби» и «Лейтон» оставили всякую надежду привлечь внимание прессы к своим вещам. Похоже, никого не волновало, что «Кристи» не может представить убедительного подтверждения происхождения колье. Это не имело значения. Над ним витал трагический образ императрицы Александры, горестно заламывающей царственные руки. Подтвердить его подлинность могли только сами Романовы, но они дипломатично хранили молчание.
Саша уже семь лет работал в отделе русского искусства «Лейтона» — одного из небольших, но первоклассных аукционных домов Нью-Йорка. Несмотря на свою молодость, он уже был признанным специалистом по русским иконам, серебру и ювелирным изделиям. Проведенная им экспертиза работ придворного ювелира Карла Фаберже снискала ему уважение коллег и принесла аукционному дому миллионы долларов.
Саша посмотрел на белоснежные фасады домов Пятой авеню. Многих из их обитателей он хорошо знал, но в этом сезоне его связи не принесли ему ничего утешительного. Несмотря на кровное родство с доброй половиной аристократических семей Европы и старого Нью-Йорка, Саша потерпел неудачу. Впервые он не смог найти ничего, что составило бы конкуренцию «Кристи».
С того места, где он стоял, было хорошо видно здание, находившееся от него в десяти кварталах. Дом № 839 — высокая массивная башня, построенная в двадцатые годы, ничуть не изменилась со времени его детства. В ней жили нью-йоркские шишки, филантропы и кое-кто из богачей, которые в восьмидесятые годы полезли из-под земли, как грибы после дождя.
Раньше на этом месте стоял особняк той самой миссис Астор[2], о чем теперешние обитатели дома и не подозревали. Но Сашиным деду с бабкой, которые въехали сюда в 1937 году, это было прекрасно известно. Знали об этом и Саша с отцом, поселившиеся здесь после смерти Сашиной матери, когда ее родители решили перебраться в Гринвидж. Интересно, здесь ли сейчас отец? — подумал Саша. Он уже месяц не звонил ему. Слишком занят, чтобы поговорить с собственным отцом.
Саша был вынужден признать, что, несмотря на все свои знакомства и родственные связи, источники, из которых он получал работы Фаберже, окончательно иссякли. Знакомых русских дилеров прикормили дома «Сотби» и «Кристи», предлагавшие им комиссионные, которые он не мог себе позволить. Клиенты утверждали, что им нечего больше продавать. Начальница его отдела возлагала на Сашу большие надежды, а он не мог найти ничего экстраординарного. «Эти торги я вряд ли вытяну», — подумал Саша, переходя Пятую авеню у Семьдесят третьей улицы и поворачивая к своему офису.
