– Дайте мне время до прилива, сэр, – взмолился капитан, – За два часа я не успею.
– Очередной прилив завтра, сэр! – издевательски растягивая слова произнес лейтенант, – а сегодня вас ожидает отлив! И ваша посудина сядет на скалы так основательно, что перекроет фарватер до второго пришествия, потому что снять ее с камней сможет только чудо господне!
Бартл исподлобья смотрел на лейтенанта. Глаза капитана налились кровью, шея побагровела, на висках вздулись вены. Казалось, еще минута, и он взорвется, как перегретый паровой котел. Матросы, бросив работу, столпились за спиной своего вожака. Компания выглядела не очень дружелюбно, и суровый лейтенант понял, что перегнул палку. Хоть его солдаты и вооружены винтовками, но матросов больше. Обеим сторонам стычка не сулит ничего хорошего. Лейтенант был бы рад разрядить накалившуюся обстановку, но не знал, как это сделать, не потеряв лица. И, как часто бывает с молодыми людьми, мучимыми угрызениями совести и стыдом за собственную неловкость, поступил противоположно своим намерениям:
– Убирайтесь отсюда к морскому дьяволу, сэр! – прохрипел он сорвавшимся голосом, – не то я разнесу ваш плавучий гроб по всему заливу Эрба Буэна!
И тут в разговор вклинился загадочный джентльмен в сюртуке. Он вышел из толпы пассажиров и громко произнес:
– Позвольте минуту внимания, лейтенант!
– Что? Кто вы такой?
Незнакомец чуть приподнял шляпу и громко объявил:
– Чарльз Милвертон, личный советник и доверенное лицо президента Тейлора! – и, уже обращаясь непосредственно к лейтенанту, добавил – Прибыл в Калифорнию из Вашингтона по поручению президента США.
Выражение гнева на лице Джонатана Смита сменилось презрительной ухмылкой.
– Калифорния – независимая республика! – гордо провозгласил он, – Мы не подчиняемся ни вашему президенту, ни вашему конгрессу, сэр! Ваши регалии ровно ничего не значит на нашей земле.
– Это спорное утверждение, лейтенант, но сейчас не об этом, – примирительно ответил Милвертон, – я прошу всего лишь минуту вашего внимания. Капитан, – он обернулся к Бартлу Брану, – уймите своих головорезов…
– Тихо, животные! – крикнул тот матросам, – кто шевельнется, скормлю морскому змею! – он почувствовал, что советник может разрешить запутанную ситуацию, грозившую вылиться в серьёзные неприятности.
Пока пассажиры тихо роптали на корме, оттеснённые туда солдатами, а корабельная команда во главе с капитаном переминалась на месте, Милвертон взял лейтенанта за локоть и отвел в сторонку.
– Лейтенант, – сказал он серьезно, – в Калифорнии и без этих (он кивнул в сторону пассажиров и команды) творится черт знает что. Обстановку контролировать очень трудно. Верно я говорю?
– Верно, – нехотя процедил сквозь зубы лейтенант.
– Не усугубляйте положение бойней на этой лохани. Перевезите пассажиров шлюпками на берег и сдайте береговым властям. Этим вы снимите с себя ответственность за их жизни, а заодно и за все грехи, которые они еще совершат здесь. А капитану дайте время до прилива. Уверен, он найдет способ освободить свою «Изабеллу».
– Береговым властям? – вскинулся лейтенант, – Я и есть береговая власть! А также морская, воздушная и любая, какую вы еще сможете придумать! Посмотрите туда! Видите эти корабли? – он махнул рукой в сторону берега. Весь причал и значительная часть бухты были заполнены большими и малыми судами весьма непрезентабельного вида.
– Они брошены, сэр! – продолжал лейтенант свою пылкую речь, – Они приплывают сюда, привозят сотни пассажиров, и остаются здесь. Команды разбредаются по лесам, ищут золото. Этому корыту, – он постучал ногой по палубе, – даже причалить негде. Я не позволю ему тут оставаться! Вы лезете с рекомендациями, а что вы знаете? Ответственность… Отвечать за них придется мне, больше некому. Эти пятнадцать солдат составляют половину моего гарнизона, остальные разбежались. На чем держится порядок – сам не понимаю.
До советника дошло, что своей напускной бравадой лейтенант пытается скрыть смертельную усталость и отчаяние. Служака Смит был одним из немногих, оставшихся верным долгу службы, и именно на него обрушилась непомерная тяжесть ответственности за все, что происходит сейчас в Сан-Франциско.
– Скоро здесь будет порядок, лейтенант, – убедительно произнёс Милвертон, ободряюще положив руку на плечо собеседнику, – вот увидите. А теперь последуйте моему совету: доставьте пассажиров на берег и дайте возможность команде залатать судно. Это самый правильный выход.
Лейтенант хотел было тяжело вздохнуть, но вовремя опомнился и сдержался. А советник уже объяснял капитану:
– Капитан, у вас есть время до прилива. Заделаете пробоину и уйдёте в Монтерей. Лейтенант Смит любезно согласился переправить пассажиров на берег.
– Спасибо, сэр! – облёгченно произнес капитан, – я уж думал… Хгм… Спасибо, – и тут же преобразившись, заорал на матросов, – За работу, желудки! Живо за работу!
Лейтенант Смит, радующийся про себя, что кто-то распутал клубок намечающихся неприятностей, решил не встревать, даже если это повредит его авторитету. А советник продолжал отдавать распоряжения, словно всю жизнь только этим и занимался. Обратившись к пассажирам, он заявил:
– Леди и джентльмены, ваше путешествие закончено. Военные перевезут вас на берег, накормят и дадут кров на пару дней. После того, как власти убедятся, что вы прибыли в Калифорнию с добрыми намерениями, которые, я надеюсь, состоят лишь в том, чтобы честно трудиться и разбогатеть, вы будете отпущены на все четыре стороны. Всего наилучшего, господа! Да пребудет с вами вера в Господа и закон Калифорнии!
Солдаты расступились, пассажиры отправились по каютам собирать пожитки. А Чарльз Эдвард Милвертон, доверенное лицо президента США, сел в лодку вместе с командой лейтенанта Смита, и через четверть часа ступил на благословенную калифорнийскую землю, где стремительно разгоралась Золотая Лихорадка.
ГЛАВА II
Филипп Крамер, жмурясь от яркого света, вышел из тени деревьев на солнечную лесную опушку.
Выдержка и невозмутимость! – без этого шериф не шериф. Уж вы поверьте, бойцовские навыки ни черта не стоят, если не можешь сохранить самообладание и кидаешься в истерику на ровном месте.
Ох, как нехорошо…
Крамер едва сдерживал подступающую к горлу дурноту. Его мутило. Тяжкий запах разложения застрял в носу, в глотке, в брюхе. Казалось, жирный смрад навечно осел в лёгких и уже никогда не выветрится. Даже на языке чувствовался сладковатый удушливый привкус.
Сейчас стошнит…
Крамер с усилием расправил плечи, утвердил правую ногу на большом камне, закрыл глаза, развел руки в стороны и вдохнул весенний воздух долины Сакраменто. Прохладный аромат чистой воды, полуденного солнца, душистых трав, сосновой смолы и горячих речных камней наполнил его грудь, просочился в кровь и потек по венам, освежая нутро, словно настой мяты на молочной сыворотке. Противный едкий ком в горле ушел куда-то вниз и бесследно растворился. Кажется, полегчало.
Крамер выдохнул и оглянулся. Лошади, привязанные к молодой сосне, тихо переступали копытами и фыркали. Разлапистые папоротники степенно качались под теплым майским ветром. Солнечные лучи пробивали зыбкую тень мохнатой хвои, играли бликами на вековых стволах. Если сощуриться и посмотреть вверх, сквозь ветви, то и само солнце кажется мохнатым, как сосна или гигантская секвойя.
Шериф ощутил прилив сил и оптимизма. Все было так, как и должно быть: река течет, лес шумит, небо безоблачно, пистолеты приятно оттягивают ремень, а начищенный до зеркального блеска значок сияет на сотню миль. В мир Крамера возвращались порядок и равновесие: он очень любил свой сияющий значок и пару новых кольтов.
Однако, два обстоятельства сильно мешали окончательному воцарению гармонии. Во-первых, за кустами, нарушая лесную идиллию, издавал неприятные звуки юный Сэм Джонсон – его рвало; во-вторых, чудесный речной воздух портил непереносимый смрад, исходящий от неизвестного, уютно пристроившегося среди замшелых валунов в сотне ярдов от берега. От него шериф и сбежал, чтобы немного продышаться.
Крамер оправился, стряхнул ошметки сосновой коры с рукава и поправил значок на груди.
По завершении Мексиканской кампании капитан от кавалерии Филипп Крамер был назначен алькальдом Сан-Франциско, а заодно по единогласному выбору жителей исполнял обязанности шерифа. Со времен своего армейского прошлого он так и не удосужился обзавестись гражданским гардеробом и потому на нем был армейский мундир со знаками различия. На оружейном ремне болтались две кобуры, а в них утоплена пара кольтов «Walker».
Был он высок и строен, хотя несколько полноват. Глаза серые, с едва заметным синеватым отливом; когда-то прямой нос, безнадежно свернутый в драке на сторону, приобрел изгиб орлиного клюва; подбородок скрывала окладистая черная борода, доходившая до середины груди. Пышные бакенбарды и буйная смоляная шевелюра с двумя серебряными прядями на темени довершали портрет шерифа. К особым его приметам стоило бы отнести неподражаемый командирский голос бывшего кавалериста: такому густому басу позавидовал бы боевой рог викингов.
