чтобы искупаться в Черном море, покататься на аттракционах, съездить в лес. Людям тут нравилось. Еще не душный застроенный Сочи, но уже не какая-нибудь мелкая станица, которых полно вдоль побережья. Поэтому монетки кидали все кому не лень, чтобы вернуться. Выхин отстраненно подумал, что можно наловить пару сотен на ужин, если что. Хотел залезть прямо сейчас, но вовремя себя одернул.
Городку недавно стукнуло двести лет, он прятался в котловане, окруженном холмами, и только на западе выползал к морю. Из-за низины тут было прохладнее, чем в Сочи, но температура летом все равно редко опускалась ниже тридцати пяти. Сейчас жарило за сорок. Отвыкший Выхин страдал.
Он обогнул площадь, свернул по знакомому тротуару к пятиэтажным домам-«хрущёвкам», которые образовывали здесь небольшие самобытные районы. Отметил про себя, что тут-то как раз почти ничего вокруг не изменилось за девятнадцать лет. Разве что деревьев стало меньше, появились какие-то малоэтажные новостройки, огороженные заборчиками, магазины и кафе; детский сад вон построили на том месте, где в конце девяностых было самодельное футбольное поле. И конечно, как и везде, сильно прибавилось автомобилей. Они наползали на газоны, тротуары и детские площадки, забивали дороги и площадки возле подъездов.
Ноги сами несли Выхина по правильному маршруту, он почти не задумывался, куда идет, а только смотрел по сторонам и сравнивал прошлое с настоящим, будто накладывал друг на друга две фотографии. Прошлое ожидаемо было черно-белого цвета с этакой мелкой рябью и заплывшими уголками, а настоящее походило на глянцевую рекламу из телевизора: отовсюду лилась музыка, светились вывески, подмигивали фарами автомобили и сверкали телефонами прохожие.
Щербатый плиточный тротуар, из которого местами торчали пучки травы, неожиданно закончился, Выхин обогнул кирпичную котельную и оказался перед знакомым подъездом.
Вот тут уже воспоминания накинулись без стеснения. Где-то на уровне запахов, движения теней, преломления света Выхин почувствовал легкий дискомфорт, огляделся. Показалось, что рядом звонко засмеялись подростки, звякнули бутылки, что-то хрустнуло – будто резко сломали старую гнилую доску о колено. Густые кусты шиповника за оградкой под окнами первого этажа зашевелились. Оттуда вышел жирный черный кот и, облизываясь, вперился в Выхина взглядом.
– Чего тебе? – спросил Выхин, нервно теребя футболку пальцами. – Пошел прочь, кыш.
Кот не реагировал. Он наблюдал за тем, как Выхин поднялся на крыльцо, и только после этого запрыгнул на скамейку и растянулся на ней, облизывая блестящий бок.
Выхин же дернул на себя входную дверь и сообразил, что та заперта. Ясно же, в двадцать первом веке больше не бывает дверей без замков. Это в двухтысячном можно было спокойно зайти в любой подъезд, посидеть на батарее у лестницы, покурить и выжечь кнопки лифта спичками. Времена изменились.
Снова показалось, что за спиной хихикнули в унисон сразу несколько мальчишеских голосов. Выхин рефлекторно сжал кулаки, но не повернулся. Как-то стайка пацанов во главе с Дюхой Капустиным подкараулили его прямо здесь, на крыльце, и швырнули в спину два шарика, наполненные синей краской.
«Жирный пончик, дай талончик!»
После того случая его еще пару недель называли во дворе пирожком с повидлом. Но это была не самая обидная кличка.
Домофон неожиданно запиликал, дверь открылась, и на улицу из подъезда вышла полная женщина в белом сарафане и с раскрасневшимися щеками. Она волокла за руку девочку лет четырех. Выхин торопливо попробовал протиснуться в образовавшийся проем. Женщина преградила путь.
– Мужчина, вы куда? – спросила она, оглядывая Выхина с ног до головы. Запоминала на всякий случай. Еще бы, при его нынешней внешности любой бы осторожничал.
– К Коропову, Иван Борисычу, из сорок девятой, – буркнул Выхин.
Девочка тоже внимательно его разглядывала, при этом указательным пальцем старательно ковыряясь в носу.
– Коропов Иван Борисыч умер, – сказала женщина. – Две недели назад. Вы как-то припозднились.
– Умер? – растерялся Выхин. – Погодите… Я ему писал не так давно. Предупреждал, что приеду.
– Не дождался, бывает. – Женщина звонко хлопнула девочку по руке, не сводя с Выхина глаз. – Мы не знакомы случайно? Не могу вспомнить.
– Я здесь жил много лет назад. Недолго. Иван Борисыч мой отчим.
– А Оля, что ли, ваша мать? – Женщина сухо улыбнулась. – Вы Лёва, я поняла. Ну, извините, что принесла дурные вести. Боюсь, никто вас тут встречать не будет.
Она, наверное, хотела добавить что-нибудь про блудного сына. Выхин нутром чувствовал. Но женщина промолчала и стала спускаться по ступенькам.
Выхин дождался, пока женщина удалится по тротуару в сторону сквера, и после этого нырнул в прохладу подъезда. Там, у рядков почтовых ящиков, он прислонился к стене и закрыл глаза.
Мелкие мысли суетились, как встревоженная мошкара в знойном воздухе.
Умер, значит.
Мама тоже умерла, но шесть лет назад. Выхин узнал об этом из телеграммы, которую прислал отчим. Телеграмма дошла чудом, поскольку Выхин часто менял места жительства, носился по стране с одной съемной квартиры на другую, как беглец, спасающийся от кошмаров. Телефона он не имел, в силу совершенно безобразной привычки, а потому отставал от современного темпа жизни все больше и больше. Прочитав тогда о смерти матери, Выхин хотел тут же купить билеты на поезд, приехать, помочь с похоронами, но в последний момент сорвался в крутое пике очередного переезда и обо всем забыл.
Много позже проявилось чувство вины, но Выхин отмахивался от него раз за разом, до того момента, пока действительно не возникла нужда приехать.
Он поднялся неторопливо на пятый, верхний этаж, потоптался у сорок девятой квартиры. Дверь была оббита старым дешевым дерматином, который местами потрескался, а местами выцвел. Гво́здики, когда-то блестевшие позолоченными шляпками, теперь потускнели и большей частью заржавели.
Подчиняясь внутреннему порыву, Выхин вдавил кнопку звонка, послушал длинную глухую трель внутри квартиры. Показалось, что раздался шорох тапочек, кто-то подошел с обратной стороны. Вроде бы мигнула тень в дверном глазке. Но на самом деле, конечно же, никого там не было. Выхин потоптался с полминуты на драном резиновом коврике, спустился обратно к почтовым ящикам, но не вышел, а остановился у двадцать седьмой квартиры.
В жизни всегда нужен последний шанс. Вернее, очень хочется верить, что такой шанс существует. Иначе зачем вообще жить?
Он нажал на звонок, затем тут же робко постучал согнутым пальцем. Несколько секунд прислушивался. По всему выходило, что ночевать ему придется в сквере неподалеку, потому что последние деньги ушли на поезд, а монеток в фонтане – даже если он наберется храбрости и полезет за ними – едва ли хватит на самую дешевую комнату в каком-нибудь домике у побережья.
– Вам кого? – неожиданно спросили из-за двери.
Голос был девчачий, молодой. Выхин вспомнил Аллу, которая жила
