Сглатываю и опускаюсь на диван.
— Я правда отдам. Мне очень-очень сильно нужны эти деньги…
— Ты спятила, — раздражённо цедит Алина. — Я понимаю, ты никогда ни в чём не нуждалась, но, кажется, роскошь вскружила тебе голову. У меня не может быть таких денег!
На что она так злится? Я же ничего такого… я бы обязательно вернула.
— Ясно… — произношу упавшим голосом. Может, всё же стоит сознаться отцу?
«Папочка, ты знаешь, я тут в долги влезла… Ага, за курсовые и лекции…»
Обречённо прикрываю глаза и отключаюсь, буркнув в трубку «прости». Сжимаю телефон, судорожно размышляя, кому ещё позвонить.
Я знаю практически всех со своего курса, но близко общаюсь только с Алиной. Открываю телефонную книгу, буквально кожей ощущая, как утекают драгоценные секунды. Если уж у Алины нет такой суммы, то у других…
Горько усмехаюсь и звоню Вите — он моя последняя надежда. Я знаю, что парень живёт один и зарабатывает в ветклинике немного, но я в отчаянье.
— Привет, — подскакиваю, как только в динамике раздаётся знакомое «да».
— Ну, привет, — обрадованно произносит Витя, и от его голоса становится тепло и спокойнее.
Выдыхаю и говорю тише. Ровнее.
— Прости, что беспокою, но у меня проблемы.
— Проблемы? — чувствую, как друг напрягается. Перед внутренним взором встаёт его хмурый взгляд глубоких карих глаз. — Отец узнал, что ты покупаешь курсовые?
Изумлённо распахиваю глаза, поражаясь проницательности друга.
— Как ты… Как ты понял?!
Витя усмехается и вздыхает.
— Это было очевидно. Твой отец слишком тебя опекает и следит за каждым твоим шагом. Удивительно, что раньше не узнал.
— Раньше он был занят, — буркнула в ответ и закусила губу. — Вить… мне деньги нужны.
— Зачем? — опешил он.
— Я Ботанику не заплатила. Я забыла… — вымолвила виновато, состроив жалобную мордашку, так, словно друг меня видит. — А папа заблокировал счёт.
— И сколько ты ему должна? — настороженно спрашивает, уже предчувствуя неладное.
— Много-о… — тяну расстроенно. — Двадцать одну тысячу. Он прислал сообщение, что у меня всего сутки…
— Кира… — обречённо выдыхает друг, а я «вижу», как он прикрывает глаза и трёт переносицу. — Я не смогу собрать деньги за такой короткий срок. У тебя есть ещё к кому обратиться?
— Да к кому? — дую губы и тяжело вздыхаю.
— А тот богатенький мажор, что с тобой учится, ты про него как-то говорила…
— Зацепин?! — восклицаю удивлённо, чуть не поперхнувшись. — Я даже толком его не знаю. Да и… он меня пошлёт, ещё и посмеётся. Я лучше умру, чем так опозорюсь, — заявляю вполне серьёзно, в красках представляя собственную смерть.
— Тогда… тогда попроси Ботаника немного подождать, я постараюсь достать деньги, — предлагает друг, обнадёживая.
— Выхода нет, попробую, — бормочу в ответ и шмыгаю носом.
— Ну не расстраивайся, — строго говорит он, пытаясь меня тем самым приободрить. — Что-нибудь придумаем.
— Ага… спасибо, — грустно улыбаюсь и отключаюсь, когда друг прощается.
Иду в ванную, желая умыться: лицо продолжает гореть, а пальцы мелко подрагивают. Смотрю на своё перепуганное отражение и усмехаюсь.
— Вот попала-то… — опускаю голову и делаю глубокий вдох.
Возвращаюсь в комнату и набираю ответное сообщение своему «кредитору».
Я: «У меня возникли небольшие проблемы, можешь, пожалуйста, подождать неделю? Я обязательно всё верну!»
Отправляю сообщение, затаив дыхание, и жду, прижимая к себе телефон. Ответа нет.
Раздаётся короткий стук в дверь, после которого входит Марта.
— Почему не идёшь ужинать? Отец ждёт… — разворачивается и уходит.
Моргаю и поднимаясь с кресла.
«Почему он не отвечает?»
Спускаюсь в столовую, зажимая телефон в ладони. Отец сидит на другом конце длинного стола и хмурит густые брови. За его спиной — окно веранды, что выходит во двор.
Снег пошёл… думаю отстранённо и сажусь сознательно подальше от отца.
— Дуешься? — ровно спрашивает от и откидывается на спинку стула.
— Нет, — говорю честно. — Ты прав, я должна была сама учиться.
— А почему не училась? — спрашивает, а сам гипнотизирует меня пристальным взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пожимаю плечами, зная, что последует за моим признанием. Может, мне просто найти работу, чтобы от отца не зависеть, и тогда я смогу сама выбирать, куда хочу пойти учиться?.. Я бы хотела.
— Кира… — глухо произносит он, но его прерывает «трень», что издал мой смартфон.
Быстро снимаю блокировку и открываю сообщение.
Сердце колотится где-то в ушах, едва могу нормально дышать.
Ботаник: «Твой долг выкуплен. Приезжай сегодня в центральный парк к восьми вечера. Тебя будут ждать у «танцующих» фонтанов. Дальше разбирайся сама. А если не приедешь — возникнут проблемы…»
— Да куда уж больше?! — обречённо воскликнула и осеклась, поймав мрачный взгляд отца.
Мой первый порыв: во всём признаться, но, посмотрев на отца ещё раз и примерно смоделировав наш разговор, я отказалась от этой затеи. Съезжу на место, попробую договориться, только… лучше позвать с собой Витю. Вдруг что-нибудь случится…
Глава третья
о банкирах, сделках и журналистах
Иван
Я откладываю в сторону телефон, прикрываю глаза и еще раз вспоминаю разговор с отцом.
Совсем недавно он сам приехал в университет, только чтобы поговорить. Такое случалось редко, потому я даже немного встревожился.
− Что случилось? — спросил я, сев рядом с ним на заднее сидение.
− Зачем сразу случилось? − сказал отец в своей вечно строгой манере.
Я только плечами пожал. Все же эра мобильной связи за окном, не обязательно было приезжать…
− Просто разговор не телефонный, − продолжил он.
− Понял я. Слушаю.
Мне не терпелось. Что у нас опять? Приезжают журналисты к матери и мне надо быть дома? Хотя нет, об этом она бы мне сама сказала. У отца проблемы с бизнесом и ему нужен мой совет? Вот это было бы чудо, причем оба пункта сразу.
− Ты знаешь Константина Рогозина? — внезапно спросил отец.
− Владельца банка Рогсбер? — мгновенно спрашиваю я. — Лично вроде не знаком, а что?
Пытаюсь припомнить пересекался ли я с Рогозиным. Отец с матерью часто берут меня на разного рода приемы, но всех потом и не упомнишь, но с Рогозиным вроде не знакомили. Ах, точно! Он же редко приходит на такие встречи.
− Ты снова хмуришься, − говорит мне отец и я даже провожу пальцем по переносице, разглаживая складку. Действительно хмурюсь. Мама из-за этой привычки всегда панику разводила.
«Ты же лицо себе испортишь!» — кричала она.
Теперь я пожимаю плечами, дескать, и что?
Отец пожимает также. Он, как и я, просто любит маму и принимает некоторые ее странности. Она актриса, очень знаменитая, и вся наша жизнь — это повод для охоты журналистов.
Вы бегали в детстве по дому голышом, а кашей плевали в няню? Мне вот нельзя было, потому что это могло попасть в какой-нибудь журнал. Брендовые подгузники? Да, наверно, такие тоже были, так что не хмуриться, чтобы не показывать миру сморщенное от недовольства лицо — норма.
− Недавно мы встречались с Рогозиным, − продолжает отец, − и говорили о возможности объединения наших банков.
Я только присвистнул. Объединить наш банк с Рогсбером − это стать самым крупным банком страны.
− И зачем тебе я? — осторожно спрашиваю, понимая, что отец просто так не начал бы этот разговор.
− Его условие сделки − твой брак с его дочерью, − буквально добил меня отец.
− Ты шутишь?! — буквально вскрикнул я, взмахивая руками, и тут же отругал себя за несдержанность − если вдруг нас снимают, то завтра уже газеты будут пестрить сплетнями о нашей несуществующей ссоре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
− Ты шутишь? − повторил я тихо и сдержанно. — Ты знаешь, что она тут со мной учится?
− Знаю и, как понимаю, вы знакомы?
− Не то чтобы знакомы, − я запинаюсь, пытаясь понять, как объяснить отцу, что я думаю о набитой дуре блондинистой Кире Рогозиной. — Понимаешь, она, мягко говоря, не в моем вкусе.
