Бледный лик луны, затянутый клочьями тучи, повис над домом Сервуса Нарота. В этом тусклом безжизненном свете все вокруг — и сам дом, и сад, и ограда из тонких, затейливо переплетенных между собой железных прутьев, и дорога, ведущая к высоким и узким воротам, — казалось сотворением злобного Нергала.
Иначе отчего так затомило вдруг душу, так заледенило кровь? отчего мрачное предощущение овладело всеми мыслями обоих братьев? Пеппо скосил глаза на красивое тонкое лицо Бенино и прочитал на нем отражение своих чувств. Да, сорокалетний философ испытывал то же, что и его младший брат, не далее как прошлым днем отметивший свою семнадцатую весну.
— Вздор… — буркнул Бенино, передергивая плечами. — Митрой клянусь, чистейшей воды вздор…
В этот момент тяжелая створка ворот скрипнула и медленно поехала в сторону, открывая взору братьев прекрасный даже в полутьме сад. Пеппо, отличавшийся богатым воображением, облегченно вздохнул, увидев выходящего из двора на дорогу маленького, совершенно обыкновенного старичка с седой бородой лопатой и короткими кривыми ножками. Он вовсе не был похож на демона, появления коего скорее ожидал юноша в сию ночную тревожную пору. Щуря крошечные глазки, старичок сделал несколько мелких шажков по направлению к спутникам, но остановился, начал возиться с фонарем, который упорно не желал загораться.
— Ламберт? — неуверенно предположил философ.
— Месьор Брасс? — в свою очередь спросил тот голосом тонким и пронзительным.
— Он самый! — Бенино повеселел и тоже, сколько мог заметить Пеппо, вздохнул с облегчением. — Вот, мальчик: это — Ламберт, самый лучший слуга в Аргосе! Так, во всяком случае, утверждает мой друг Сервус Нарот…
Явно польщенный, Ламберт отбросил злополучный фонарь и живо засеменил к братьям, дабы помочь им спешиться.
— Господин давно вас ждет, — ворковал он, принимая поклажу из рук юноши. — Все ходит у окна, ходит, выглядывает… А чего выглядывать? Ночь, да и не видать дороги из-за дерев. Спать иди, говорю, я сам их встречу и накормлю по-королевски — нет, все болтается по залу, травой вонючей дымит и пиво пьет… Никак с полтора кувшина уж выдул.
Пеппо едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Пожалуй, этот Ламберт был для своего хозяина кем-то вроде отца или дядюшки — а то стал бы он так на него ворчать! Например, в их доме слуги не позволяли себе и рта открыть лишний раз без надобности, а все Бенино. Строг — как сам судья!
Поймав насмешливый взгляд брата, философ нахмурился. Впрочем, чело его тут же и разгладилось: от дверей дома с радостным ревом к ним спешил огромный детина, кажется намереваясь задушить в медвежьих объятиях своих старого друга Бенине. Длинный, до пят, ночной балахон путался в его ногах, так что немудрено было предположить, что он сейчас грохнется наземь, а, учитывая немалый рост и внушительную комплекцию, сие вряд ли обойдется легким ушибом.
Так и получилось: споткнувшись на ровном месте, великан со всего размаху шлепнулся на посыпанную галькой дорожку, сдавленно пискнул, но тут же вскочил и с прежней прытью снова бросился к Бенине.
Юноша хмыкнул: он представлял себе Сервуса Нарота совсем иначе. Богач, знаменитый не только в маленькой Лидии, но и во всем Аргосе; рыцарь, одолевший на турнире самого Всадника Ночи; владелец отлично подобранной коллекции самоцветов; любимец женщин — вот кто такой был Сервус Нарот.
По мысли Пеппо, который частенько витал в романтических мечтах о воинской славе и богатстве, подобный герой должен был выглядеть если не старше, то хотя бы солиднее и строже; при этом ему непременно следовало обладать черными бровями, сдвинутыми к переносице, острым надменным взором и длинным мечом на поясе. В этом же господине, принимающем гостей в ночной рубахе, ничего подобного юноша не увидел.
Он обернулся к Ламберту. Старый слуга хладнокровно наблюдал за падением своего хозяина и, как ни странно, даже не подумал прийти ему на помощь.
Но вот Бенине оторвался наконец от могучей груди рыцаря, тщательно вытер губы тыльной стороной ладони.
— В дом! Скорее в дом! — густым басом прогудел Сервус Нарот после того, как точно так же вытер губы.
Бодрой рысцой друзья устремились к крыльцу.
— Давно пора, — буркнул Ламберт, закидывая за спину дорожные мешки братьев. — Что за охота целоваться на холоде, да еще ночью… Был бы ты малым, я б тебе показал…
Тут Пеппо все же не выдержал и расхохотался.
* * *
Немногим позже, за великолепно сервированным столом, юноша разглядел хозяина с пристрастием. Стоит заметить, что в конце концов осмотр его удовлетворил.
Великан Сервус сплошь состоял из мускулов и вообще являлся живым воплощением силы и здоровья — о последнем достоинстве свидетельствовал девичий румянец, покрывший гладкие ровные щеки. Глаза его — серые в зеленую крапинку — были ясны и от природы веселы. Белые брови топорщились, как и такие же белые ресницы: Пеппо впервые видел, чтобы ресницы у человека росли в разные стороны. Копна светлых волос с заметной рыжиной напоминала пастушью шапку; ровная челка полностью закрывала низкий — по всей вероятности — лоб. Нос великоват, рот слишком красен, но зато губы полны и очерчены изящно, как и подобает мужу из рода аристократов. Все-таки он совершенно ничем не походил на коренного аргосца, кои в большинстве своем невысоки, смуглы и черноволосы…
— Выпей еще, верный друг мой Бенине! — громогласно вещал рыцарь, щедрой рукою наливая вина в кубок философа. — Выпей, и предадимся воспоминаниям о днях героической юности нашей!
Пеппо сильно сомневался в том, что юность его брата можно назвать героической, но, опасаясь миной недоверия вызвать у друзей поток легенд о прошлом, не дрогнул ни единой чертой.
Подобная сдержанность была немедленно вознаграждена: не заметив на лице юноши и тени интереса, Бенино со вздохом отказался от воспоминаний и велел ему идти спать.
— Пусть сидит с нами! — за Пеппо отверг сие предложение Сервус. — Я-то в его годы только и мечтал о том, чтоб выпить со старшими за одним столом. Верно я говорю, Ламберт?
— Да ты уж скажешь, — фыркнул слуга, швыряя на стол блюда с новыми яствами.
Братья в унисон хрюкнули от смеха, а благородный рыцарь покрылся краской гнева.
— Пошел вон! — заорал он, срываясь на визг. — Убью! Искалечу! Продам на галеры!
— Тьфу! — с достоинством ответил старик и вышел из зала.
Вероятно, такие сцены повторялись в этом доме часто, потому что Сервус и не подумал бежать за дерзким слугой, дабы претворить в жизнь свои угрозы. Вместо этого он, тяжело дыша, схватил целую бутыль и. громадными глотками выпил до дна. Лекарство подействовало всего через несколько мгновений: багровая краска гнева сошла со щек рыцаря, уступая место естественному румянцу, а в глазах заплясали лукавые искорки.
