2. В доме Господнем
Этьен и Сильвия, супружеская пара без детей, врачи, пришли повидаться со мной перед отъездом в далекие джунгли, где собираются вместе с двумя миссионерами посвятить себя новорожденной христианской общине. Они знают, что им придется нелегко, и чтобы выдержать, им надо будет много молиться. Поэтому они попросили меня еще раз напоследок побеседовать с ними о молитве, дать им совет о самом основном. А прощаясь, они очень просили меня, чтобы я изложил для них письменно то, о чем мы беседовали. Дорогие мои друзья! На протяжении веков дороги и тропинки Иудеи неоднократно каждый год видели нескончаемые вереницы мужчин, женщин и детей, направлявшихся в Иерусалим. Склоны у иудейских гор крутые, тенистые места встречаются нечасто, солнце печет немилосердно, но ничто не могло воспрепятствовать благочестивым Иудеям являться на святую гору Сион. Чувства, которые их влекли, которые поддерживали их мужество, нам известны: мы находим их отголоски во многих псалмах, которые были для них дорожным припевом, песней паломников: «Как вожделенны жилища Твои, Господи сил! Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце мое и плоть моя восторгаются к Богу живому… Один день во дворах Твоих лучше тысячи. Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия» (Пс 83). «Возрадовался я, когда сказали мне: “Пойдем в дом Господень”» (Пс 121,1). А вернувшись к себе, в час молитвы, будь то в доме или на поле, они обращались лицом к Иерусалиму, чтобы воздать хвалу ВседержитеТакая страстная любовь к своей столице, такое благоговение к своему Храму, такая верность на протяжении столетий могут иметь только одно-единственное объяснение: Иерусалим был гораздо больше, чем столицей их царства — он был Градом Господним. А Храм — местом пребывания Господа, где ты всегда можешь найти Его.
Найти Бога, встретить Его — самое глубокое стремление любого религиозного человека, — вот что то и дело приводило в движение эти толпы верующих, всех этих искателей Бога, чью пламенную ревность раскрывают нам псалмы. Пришел Христос. Он явил Свою любовь к Иерусалиму, Свое уважение к Дому Отца, но в то же время Он провозгласил, что Храм Соломонов утратил свое значение, что он должен исчезнуть. В час Его смерти на кресте завеса в храме раздралась надвое, как бы для того, чтобы с очевидностью явить: сей храм упразднен. Его заменит Храм новый, нерушимый, «восставленный в три дня», Храм Его Мистического Тела. Там, и только там, может отныне человек отыскать Бога. Но вошедший в этот Храм, сам в свою очередь делается обиталищем Бога. Заверяет нас в этом Сам Иисус: «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин 14,23). Потрясающее откровение: Бог опустошил храм Соломона, чтобы прийти и поселиться в душах Своих верных? — Да! Св. ап. Павел недвусмысленно говорит об этом: «Разве не знаете, что вы храм Божий?» (1 Кор 3,16); «Мы храм Бога живого» (2 Кор 6,16). И самое слово «храм», которое нам почти ничего не говорит, принимало под пером Апостола, воспитанного в почитании и любви к Иерусалимской святыне, полноту своего смысла. — Заметим, кстати, что слово, переводимое в приведенных текстах, как «храм», еще лучше было бы передать как «Святое Святых», средоточие Храма, место Божественного Присутствия. Итак, выходит, Бог — в нас, в сердцевине нашего существа. Там Он присутствует, живет, любит, действует. Туда Он нас зовет; там Он ожидает нас, чтобы соединиться с нами в любви. …Бог там, но нас там нет. Наше существование протекает вне нас самих, или, в лучшем случае, на периферии нашего существа, в области чувств, эмоций, воображения, дискуссий… на окраинах души, туманных и беспокойных. И если нам случается вспомнить о Боге, пожелать с Ним встречи, то мы, уходя от самих себя, ищем Его вовне, в то время, как Он — внутри. Нам неведомы те тропы нашей души, которые бы привели нас в крипту, сияющую в той глубине, где пребывает Бог. Или же, если мы знаем их, нам не хватает той отваги, которая устремляла пылавших верой Иудеев на пути ко Святому Граду. Труднее ли прийти в центр самого себя, чем отправиться в Иерусалим?
Молиться — это покинуть те суматошные окраины нашего существа, где, как сказано, мы обычно обитаем; это значит — сосредоточиться, собрать все свои способности и погрузиться в непроглядную ночь в глубине нашей души. Там, на пороге святилища, не остается ничего другого, как умолкнуть и напрячь внимание. Речь не идет о духовном переживании, о внутреннем опыте; речь идет о вере: верить в Присутствие. Поклоняться в безмолвии Троице живой. Жертвенно предать себя, открыться Ее бьющей ключом жизни. Прилепиться, приобщиться к Ее вечному Действию. Понемногу, год за годом, острие нашего духовного существа, утончаемое благодатью, сделается более восприимчивым к «дыханию Божию» в нас, к Духу любви. Постепенно мы будем проникаться Божественной жизнью, и наша внешняя жизнь станет тогда проявлением, «эпифанией» нашей внутренней жизни. Она станет святой, ибо в глубине нашего существа мы будем тесно соединены со Святым Богом, она будет изобиловать плодами, и реки воды живой будут истекать из нас, ибо мы будем слиты воедино с Самим Источником Жизни. Вот, дорогие друзья, совет «о самом основном», который вы просили. Пусть он поможет вам в час молитвы в ваших далеких дебрях. Повторю его в нескольких словах: творить молитву, значит, отправиться в паломничество ко внутреннему святилищу, чтобы поклоняться там истинному Богу. И если вы хотите, чтобы вся ваша жизнь стала единой беспрестанной молитвой, жизнью в присутствии Бога, жизнью вместе с Богом, если вы хотите стать молитвенными душами, научитесь на протяжении дня часто возвращаться в себя, чтобы поклониться Богу, ожидающему вас. Для этого не требуется много времени, достаточно погрузиться на мгновение в себя, и затем вы можете возвращаться к своим занятиям, к своим собеседникам, но уже помолодевшими, освеженными, обновленными. Один смиренный брат, послушник-кармелит XVII в. Лаврентий от Воскресения, который достиг больших высот духовной жизни, любил повторять приходящим к нему за советом, что нет более действенного средства к стяжанию постоянной молитвенной жизни, ведущей к высокой святости, чем следующее: «Мы должны во время нашей работы и других занятий, даже во время чтения или писания, хотя бы и духовного, скажу больше: даже во время внешних актов благочестия и устных молитв, останавливаться на краткое мгновение, так часто, как только мы это сможем, чтобы поклониться Богу в глубине нашего сердца, ощутить Его, хотя бы мимоходом и как бы украдкой».
«Господи! возлюбил я обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей» (Пс 25,8). Повторяя этот псалом, иудеи думали об Иерусалимском храме; христианин же вспоминает свою душу, душу окрещенного.
3. “Говори с Ним!”
Несколько недель тому назад я посетил Трапп[1]. Отец-привратник впустил меня и по длинным светлым коридорам, простым и безмолвным, повел к приору. Я вошел в комнату со стенами, выбеленными известкой, без украшений, без картин, где меня ждал молчаливый человек с обликом, излучавшим свет. Лицо его было сурово и одновременно светилось добротой — не душевной, но всецело духовной, которая смягчала резкость черт его аскетического лица. Во взгляде у него сочетались наивность ребенка и умудренность старца. Наша беседа протекала доверительно. Получилось так, что он заговорил со мной о тех далеких днях, которые определили направление его жизни. Подростком он посещал большой парижский патронаж [2]. В зимний четверг под вечер, когда все уже наигрались, викарий собрал старших детей в маленькой часовне и стал говорить им о молитве. После этого наш герой дал уйти своим товарищам, сам же остался, якобы для того, чтобы помочь викарию в уборке, а на деле ему нужно было кое-что выяснить, только он совершенно не представлял себе, как за это взяться. И вот, подметая пол, — ибо так он смущался меньше, чем разговаривать лицом к лицу, — он, наконец, произнес: «Вы нам без конца повторяете, что нужно молиться, но вы нас не учите, как это делать!» — «Вот как! Ты хочешь уметь молиться, Франсуа? Ну, что ж: ступай в часовню, и там — говори с Ним!». «Я пошел в часовню в тот вечер, — продолжал старый монах. — Должно быть, я провел там много времени, поскольку помню, что вернулся домой поздно, и меня сурово за это побранили. Впервые тогда я помолился. И я совершенно убежден, что с тех пор никогда не прекращал говорить с Ним». Завершив свой рассказ, отец-приор умолк. По некоторой дрожи его голоса я понял, что он не без волнения оживил эти старые воспоминания, это первое звено долговременной тесной связи с Богом. Молчание затянулось. Я не решался его нарушить: я был уверен, что он говорил с Ним. Несомненно, он воздавал Ему благодарение за благодать встретить в пятнадцатилетнем возрасте священника, который его направил на путь молитвы. Совет викария не был таким банальным, как может показаться. Если задуматься, он выдает человека, опытного в молитве, который предпочел долгим поучениям попросту ответить подростку, желавшему научиться молитве, всего тремя словами: «Говори с Ним!». Невозможно беседовать с тенью. Важно, следовательно, быть уверенным в присутствии Божием, чтобы начать с Ним разговаривать. И чтобы знать, что же Ему сказать, нужно, чтобы вера пробудилась и принялась за поиски. Необходимость же формулировать высказывания влечет за собой невозможность удовлетвориться зыбкими переживаниями, она побуждает выражать свои мысли, свои желания, свои точные чувствования. Воистину, достоинства подобного метода велики, если только можно назвать методом столь простой совет.
