— Ни слова.
— Меня вообще тут нет, — заверил меня мерзавец, и мы вошли в магазин.
Конечно же, он никуда не делся. Стоял рядом в молчании, пока я глазела на витрину, а затем все-таки шепнул:
— Купи колбасы. Сырокопченой. И сгущенное молоко. А еще свежей булочки. Жутко хочется бутерброд с сырокопченой колбасой, и чтобы непременно кофе со сгущенным молоком. А еще картошки…
— У меня есть, — шепнула я в ответ.
— Ты не дослушала. Хочу тушеной картошки с мясом. Ну, пожа-алуйста, — проныл господин Поляев, состроив несчастные глаза.
Я развернулась к нему, и призрак молитвенно сложил руки.
— Я буду хорошим, честно-честно, — совсем, как маленький ребенок, заверил меня Миша. — Ну, купи-и…
— Да тебе-то зачем? — искренне изумилась я, забыв об осторожности.
На меня тут же обернулась продавщица, и я ответила, указав на ухо, скрытое волосами:
— Гарнитура.
— А-а, — протянула она и вернулась к своему телефону.
— Быстро сориентировалась, умничка, — одобрительно хмыкнул призрак и снова заскулил: — Ну, купи, ну, пожа-алуйста.
— Зачем? — прошипела я. — Ты же не можешь есть.
— А ты можешь, — ответил он с широкой улыбкой. — Ты можешь есть, а я смотреть и получать эстетическое удовольствие.
— Офигеть, — искренне ответила я в полный голос. Продавщица мазнула по мне взглядом, но уже без прежней подозрительности. Миша снова состроил несчастные глаза, потряс молитвенно сложенными руками, и я… сдалась.
Выходили мы из магазина с порционной палкой сырокопченой колбасы, свежим нарезным батоном и банкой сгущенки. Еще и на мясо моей пятисотки не хватило. По этому поводу призрак страдал недолго.
— Картошку с мясом завтра, а сегодня будем пить кофе со сгущенным молоком и с бутербродами, — изрек он.
Меня перекосило.
— Завтра? — спросила я, и он жизнерадостно кивнул.
— А куда я от тебя? Теперь мы с тобой, как ниточка с иголочкой. Куда ты, туда и я. Сама пойми, мне даже не с кем поговорить, а с тобой могу.
— Но я так не хочу, — возмутилась я, и Михаил Алексеевич «утешил»:
— Ты просто ко мне не привыкла. Ничего, пройдет немного времени, и стану, как…
— Бесплатное приложение, — проворчала я. — Хотя какое ты бесплатное? Вон, — я потрясла мешком, — купила, что не надо, а что хотела — на это уже денег не осталось.
— Тебе будет вкусно, — заверил меня призрак.
Я опять остановилась, развернулась к нему и смерила неприязненным взглядом:
— Ты наглая беспринципная сволочь, — отчеканила я, и негодяй возмущенно округлил глаза. — Ты явился в мой дом, диктуешь, что мне покупать, и что есть. Угрожаешь превратить мою жизнь в ад! Я, что, теперь и себе не принадлежу? Ты это хочешь сказать?
Призрак скромно потупился и скорбно вздохнул, по крайней мере, изобразил вздох.
— А сострадание? — спросил он.
— Людочка? — Я обернулась и увидела соседа, возвращавшегося домой. — Ты себя плохо чувствуешь?
— Простите, у меня важный разговор, — сказала я и, отвернувшись, демонстративно прижала пальцы к правому уху, будто поправляю наушник. — Алло, ты еще там?
— Ага, — осклабился призрак, показав мне оттопыренный большой палец. — Куда я денусь?
— Исчезни! — рявкнула я.
— Да сбрось вызов, — снова сказал сосед, следуя за мной по пятам. — Нечего разговаривать с теми, кто злит. Я бы уже отключился.
— Да я бы с радостью, — ответила я. — Но настырный, козел.
— Тем более отключись, — строго велел Иван Ильич. — А если заявится, зови, я его спущу с лестницы.
— Хорошо бы… — помечтала я.
— Если будет нужна помощь, зови, — сказал сосед.
Я благодарно улыбнулась и вошла в квартиру. Рядом что-то бурчал себе под нос призрак, а я поймала себя на мысли, что он меня уже не пугает. Бесит, конечно, но не пугает.
— Я обиделся, — сообщил Михаил Алексеевич. — Ты меня оскорбила, и я требую, чтобы ты извинилась. Сейчас же.
— За что это?
— Ты меня козлом назвала.
— Пф, — фыркнула я и ушла на кухню.
— Можешь извиниться после кружечки кофе, — смилостивился призрак.
— Да пошел ты, — ответила я, вдруг поняв, что не хочу делать ему приятное и доставлять эстетическое удовольствие. — Я после шести не ем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И довольная собой ушла в комнату. Хватит с меня сумасшедшего дома. Раз фантом не рассосется и с потом не выйдет, то я лягу спать и дождусь, когда наступит мудрое утро. А там, глядишь, он исчезнет. А если не исчезнет, то я что-нибудь придумаю, но жить с таким довеском я точно не собираюсь. И я сделала, как решила, — разделась и легла спать…
* * *
— Лю-уся, Лю-у-усенька, — мурлыкал самый отвратительный в мире голос мне в ухо. — Люсьен! — гаркнул призрак, и я подскочила на кровати.
— Заткнись!!!
Я скрючила пальцы в удушающем жесте и потрясла ими перед носом потустороннего придурка, разбудившего меня всего через час после того, как я все-таки уснула. Гад Алексеевич счастливо осклабился и изрек:
— Не-а, не страшно. Люсь, а Люсь…
— Ненавижу! — гаркнула я. — Когда так называют ненавижу! И тебя ненавижу, упырь!
— Да я даже не зомби, — возразил неугомонный фантом. — Я милый, как Каспер.
— Ты, как его жирный дядя, — рявкнула я и вскочила с кровати.
Мой новоявленный сожитель перевернулся на другой бок, когда я обошла кровать и направилась к двери, подпер щеку ладонью и поцокал языком:
— А ножки какие хорошенькие. Люд, тебе говорили, что у тебя хорошенькие ножки? Нет? А я вот говорю, потому что хочу сделать тебе приятное.
— Пошел на хрен, — отмахнулась я и скрылась в туалете.
Не потому, что хотелось, а чтобы хоть немного передохнуть от призрака, умудрившегося испортить мне жизнь всего за несколько часов нашего знакомства. Он за мной не пошел… тактично торчал под дверью. А то, что он уже там, Михаил, чтоб ему провалиться, Алексеевич милостиво сообщил:
— Дорогая, если тебе плохо, то, знай, я рядом.
— Сдохни, — мрачно изрекла я.
— Так, похоже, уже, — ответил Миша. — Только ни черта не помню. Люсь, а, Люсь? А ты кофейку не хочешь со сгущеночкой? А бутербродик? Ну, вкусно же, Люсь.
— Нет, Мише-ель, — протянула я в нос. — Я по ночам кофе не пью. Ночью я предпочитаю спать.
Спустив воду, я вышла в коридор и встретилась с внимательным взглядом господина Поляева.
— Как всё прошло? Удачно? — участливо спросил он.
Я потеряла дар речи, а потом его губы скривила издевательская ухмылка, и моему терпению пришел конец. Я кинулась на него, забыв о том, что ничего этому гаду не сделать. Да я просто пролетела сквозь него и не врезалась в противоположную стену только потому, что мои руки были выставлены вперед.
— Урод! — выкрикнула я и стремительным шагом вернулась в комнату.
Здесь снова залезла под одеяло, заложила руки под голову и уставилась в потолок немигающим взглядом, борясь с подступающей истерикой. Призрак явился почти сразу за мной. Он стоял возле кровати и смотрел на меня.
— Обиделась, да? — спросил Миша. — И ударилась? Больно?
Я скосила на него глаза, но быстро их закрыла, чтобы не видеть его физиономии.
— Люд, а хочешь я песню спою? Хорошая песня, сам придумал. А, Люд?
— Отстань, — хрипло попросила я.
— Но песенка хорошая, честно. Давай спою. Люд, прости, а? Люда!
Я порывисто села и, скрипнув зубами, воззрилась на недоразумение, продолжавшее сверлить меня честными голубыми глазами. Добившись моего внимания, безумный призрак прочистил горло, расправил плечи и запел. Мотив его песни был мне знаком с детства, а вот слова…
Нет у нашей Люси
Нету белых гусей!
Нету белых, серых тоже,
А не вышли рожей!
После поклонился и воззрился на меня, явно ожидая оваций и восторга. Поджав губы, я некоторое время смотрела на его деловитую физиономию, а потом… закрыла лицо руками и истерично расхохоталась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Чего? — насупился Мишель. Я продолжала сотрясаться от смеха, перешедшего в беззвучную фазу, и призрак нахмурился. — Хватит ржать! — возмущенно воскликнул непонятый поэт. — Для тебя же старался! Лежал рядом и придумывал.
