– Ух, я тоби дам сейчас!
Корова шарахнулась и ушла.
С той поры я перестал бояться коровы. И всегда «нападал» первый.
Однажды в страду возле нас вспыхнул пожар.
Пока сбежались сельчане, пламя охватило два дома. Его скоро затушили. Но я был так напуган криком, суетой и огнем, что само слово «пожар» долго наводило на меня безотчетный ужас. Через несколько лет начался пожар на соседней улице. Забили в набат. Я испугался, задрожал, но в это время отец крикнул:
– Ивась! Бери маленькое ведро, будешь воду таскать!
Я схватил ведёрце и побежал за отцом, забыв о своем ребячьем страхе.
Когда мне было лет шесть, я решил научиться плавать. Другие ребята, постарше, плавают – дай, думаю, и я попробую. Вошел в деревенское Головочево озеро и не успел шагу ступить, как с головой ухнул в ямину. Очнулся уже на берегу – сосед спас. За эту удаль меня дома наказали как следует.
Обидно было слушать, как приятели трунили:
– Что, Лобан, поплавал?
Как водится у ребят, у меня было такое прозвище.
В то же лето я все-таки научился плавать.
Вечерами, когда сельчане приезжают с поля, деревня наполняется шумом и конским ржаньем. Ребята повзрослее водят лошадей в ночное. Я с завистью смотрю, как они с гиканьем вскакивают на коней, засунув за пазуху краюху хлеба, и мчатся в луга.
Наша старая кобыла Машка с норовом. Я обхаживаю ее со всех сторон, стараюсь на нее взобраться. Но куда там! Она лягается, храпит, и я отступаю. Но наконец добился своего: подманил Машку куском хлеба, вцепился ей в гриву, подтянулся, вскарабкался на шею. Она рванулась, и я чуть было не упал. Подбежал старший брат и снял меня. Машка после этого стала относиться ко мне недоверчиво.
Прошло несколько дней, и как-то вечером отец подозвал меня и сказал:
– Сегодня поведешь Машку в ночное.
Он вывел кобылу, и я кое-как влез на нее.
Поехал. Со мной отправился соседний хлопец Яша; он постарше меня, «опытный» конюх.
Приезжаем в луга – уже совсем стемнело. Лошадей отпускаем пастись, а сами подходим к куреню.
Куренем называется место ночлега конюхов в лугах. Всю ночь там горит костер: кто греется, кто варит уху, сало жарит, картошку печет, а кто сказки рассказывает.
Ребята играют в очко на спички, а старики уже спят. Вкусно пахнет ухой. С лугов тянет свежестью, в болотах квакают лягушки. Лошади с хрустом жуют сочную траву. Кричит ночная птица.
Тени у костра кажутся какими-то чудовищами.
Я знаю, что мне предстоит испытание. Обычай таков: новичок в ночном получает «крещение», чтобы не боялся волков и темноты.
Ребята, завидев нас, повскакали; проснулись и старики. Меня обводят несколько раз вокруг костра – это закон ночного. Потом дают котелок и посылают к речке по воду да велят дорогой коней посмотреть.
Идти в темноте по незнакомым местам страшно. Но не пойти – значит осрамиться, прослыть трусом.
Вспомнились сказки про ведьм и русалок. Но и виду нельзя подать, что боишься. Как хочешь, а страх преодолевай.
Отхожу степенно, а потом не выдерживаю и несусь что есть духу. Добегаю до речки, глаза уже к темноте привыкли. Осматриваюсь, прислушиваюсь – никого. Тишина. И совсем не страшно. Набрал воды и иду к костру медленно, чтобы воду не расплескать, оглядываю по пути лошадей.
Старший куреня берет у меня котелок:
– Молодец, полный донес! Значит, не боялся. Лошадей смотрел?.. В ночном держи ухо востро да над товарищем не смейся, бо над собой заплачешь! Ну, отдыхай!..
Я вошел в жизнь куреня.
Усаживаюсь у костра и тоже пеку картошку. Иногда кто-нибудь встает и идет посмотреть лошадей; иные спят, закутавшись в кожухи, а несколько человек слушают сказки, были и небылицы. Я поел, дремота меня одолевает, и под чей-то рассказ засыпаю.
…Каждый вечер вожу Машку в табун. И достается же мне от нее! Кое-как приведешь ее в ночное, а домой ничем не заманишь. В село возвращаться приходится до зари – отец в поле выезжает рано.
Сам хлеб не ем, чтобы на него кобылу подманить. А она подойдет, ломоть схватит, повернется и норовит лягнуть – никак не подступишься!
Вот раз еду потихоньку с ночного. Пускать Машку во всю прыть побаиваюсь – сбросит. Въехал уже в деревню. Вдруг из подворотни выбежала собака и с лаем бросилась под ноги Машке. Кобыла вскинула ногами и понеслась. Я испугался, уцепился за гриву и кричу: «Тпру!.. Тпру!..» Куда там! И не думает моя Машка слушаться, вихрем летит по деревне. Еле ее остановил.
После этого я всегда пускал ее галопом.
Как-то отец поздно приехал с поля. Уже совсем стемнело, когда я отводил лошадь в табун. Решил ехать мимо кладбища, самой короткой дорогой. Ехал зажмурившись – накануне наслушался страшных россказней про русалок и ведьм. Возвращаюсь пешком той же дорогой. Иду быстро, чего-то побаиваюсь. Вдруг вижу – чьи-то глаза, как огни, горят. У меня по коже мороз прошел, я пустился бежать: в первый раз ночью встретился с волком. Впопыхах не заметил, как добежал до кладбища. Пот с меня льет, сердце колотится. Смотрю, из темноты идет кто-то высокий, большой, в белом, длинной рукой помахивает, на меня надвигается. Ну, думаю, меня ловит мертвец! Закрыл от страха глаза и бросился бежать, не замечая дороги. А самого любопытство разбирает: «Дай же посмотрю!» Поборол страх, остановился, посмотрел назад: большая белая лошадь хвостом машет. Мне стало смешно, что я испугался лошади, запел песню и не спеша зашагал домой.
3. Первые обязанности
С возрастом у меня появилось упрямство. Отец, человек наблюдательный и вдумчивый, сразу подметил эту наклонность. Он старался переломить ее, незаметно приучая меня к трудолюбию, исполнительности и упорству в работе. И он добился того, что я привык к своим обязанностям в доме и никогда не увиливал от них.
Я еще в школу не ходил, когда отец посадил за домом несколько груш, яблонь, слив. Он и меня заставлял работать: я рыл и таскал землю, вместе с ним ухаживал за молодыми деревцами, снимал червей, окапывал стволы. Когда деревья стали давать плоды, отец посылал меня караулить их. Я припасал рогатки, камни и, сидя под деревом, прислушивался к ночным шорохам, а самому страшновато было. Иногда отец подойдет неслышно и, если я засну, разбудит:
– Заснул? Плохой из тебя сторож выйдет.
Когда я вырос, то спросил отца, зачем он это делал, ведь воров не было. Он засмеялся:
– А как же иначе! Ты у меня меньшой, я тебя и приучал сызмальства ко всякому труду. Я хворал, старел и думал – осиротеешь рано…
Постепенно обязанностей у меня по дому становилось все больше.
Летом с утра до обеда таскаю воду для поливки огорода: наполняю целую бочку, чтобы она не рассохлась, – это моя норма. Несу полные ведра на коромысле бережно, как молоко, а сам чуть повыше ведра. Колодец метрах в ста от дома, устанешь, пока с водой дойдешь. Пасу теленка на лугу. Нас собирается много ребят, и мы бродим по траве среди кустов с утра до вечера. Зорко следим за телятами, смотрим, чтобы они в посевы не зашли, не нашкодили. Если они туда заберутся, то порки не миновать. Иной раз надоест пасти, вскочишь теленку на спину и наездишься вдоволь.
К вечеру тянет домой – хлеб съеден, пора ужинать, и спать пора. Солнце стоит низко, тени становятся все длиннее.
– Пора гнати телят до дому, – дает кто-нибудь команду.
Медленно, лениво идут сытые телята – наелись: поперек себя шире. И мы шагаем не спеша, покрикиваем: «Оле, оле, гей!» Спорим, чей теленок лучше «напасся», сказки рассказываем, а наскучит – начнем бороться, с криком, хохотом катаемся по лужку, мчимся вперегонки.
Зимой я ездил с отцом по дрова. Отец срубает сухие ветки, а я их таскаю к саням. Отец кричит: «Смотри осторожнее, глаз себе не выколи!» За отцом не поспеваю, и он сам принимается укладывать ветви на сани. Туго увязывает их, подсаживает меня на воз, приговаривая: «Держись, Ваня, не упади…» Лошадь трогает; отец шагает рядом, сбоку, – он не садится, чтобы было полегче нашей кобыле. Дома складываю ветви клетками – надо их подсушить.
По утрам чищу картошку для всей семьи, подметаю в хате. Зимой вытираю воду с подоконников, чтобы они не загнили, – отец непременно проверит, сухо ли.
Улицу нашу, с одной стороны открытую для ветра, сильно заносит снегом. Во дворе разгребаю дорожки – от крыльца и ворот к сараю, погребу.
Днем прибегают ребята и зовут играть. Слышу, кричат:
– Иван! Выходи!
Иной раз еле удержишься, чтобы не бросить все и не побежать на улицу.
4. Поступаю в школу
Читать я научился незаметно. Набегаешься днем, наиграешься, наработаешься, а вечером сидишь за столом, фантики – конфетные обертки – перебираешь и находишь знакомые буквы.
Сижу тихо, как мышонок, чтобы спать не послали. К шести годам, вот так играя, научился я читать и рисовать.
…Утро. Первый день учебного года. Стою на улице и смотрю с завистью на ребят-школьников: я еще мал. Выходит из ворот соседский хлопец, Василь, мой приятель:
– Пидем до школы, я тебе запишу.
