— А ты, собака, хотел бы и в степи отнять коня у христианина?
— Но ведь это наша добыча…
Дальнейший разговор был прерван сильным хрипением лежащего на земле человека.
— Влить ему в рот водки и развязать пояс! — приказал начальник
— Мы будем здесь ночевать?
— Да. Расседлать коней и развести костер.
Солдаты живо вскочили. Одни начали приводить в чувство и растирать лежавшего, другие отправились за тростником, третьи расстилали на земле для ночлега верблюжьи и медвежьи шкуры. Начальник отряда, не обращая более внимания на лежавшего на земле, расстегнул свой пояс и растянулся на бурке подле костра. Это был еще очень молодой человек, стройный, черноволосый, очень красивый, с худощавым лицом и выдающимся орлиным носом. В глазах его читались храбрость и самоуверенность, но лицо дышало благородством. Густые усы и, как видно, давно не бритая борода придавали ему солидный не по летам вид
Двое слуг занялись приготовлением ужина: положили на огонь уже готовые бараньи туши, сняли с лошадей несколько глухарей и бекасов, застреленных еще днем. Костер ярко пылал, освещая степь красным светом.
Человек, лежавший на земле, понемногу начал приходить в себя. Некоторое время он водил налитыми кровью глазами по незнакомым ему лицам, присматриваясь к ним; потом попытался встать. Солдат, который разговаривал перед этим с начальником отряда, приподнял его под мышки; другой вложил ему в руки бердыш, на который незнакомец тяжело оперся.
Лицо его было красно, жилы на нем вздуты. Наконец он глухим голосом произнес: "Воды". Ему дали водки, которую он жадно пил, и, очевидно, она помогла ему, так как, отняв флягу от рта, он спросил уже чистым голосом:
— В чьих я руках?
Начальник отряда встал и подошел к нему.
— В руках своих спасителей.
— Значит, это не вы накинули на меня аркан?
— Наше оружие сабля, а не аркан. Вы обижаете храбрых солдат, подозревая их в этом. Поймали вас какие-то разбойники, под видом татар, и, если желаете, можете ими полюбоваться, вон они лежат, переколотые как бараны, — с этими словами он указал рукой на несколько трупов, лежавших у подножия холма.
— В таком случае, позвольте мне отдохнуть, — сказал незнакомец. Ему подложили войлочное седло, на которое он сел, погрузившись в глубокое молчание. Это был человек в полном расцвете сил, среднего роста, широкоплечий, богатырского сложения, с резкими чертами лица. У него была огромная голова, загорелое и немного увядшее лицо с черными, слегка раскосыми, как у татарина, глазами. Лицо его, украшенное тонкими длинными усами, выражало отвагу и гордость. В лице его было что-то привлекательное и вместе с тем отталкивающее — смесь гетманской важности с татарской хитростью, добродушия с дикостью.
Посидев немного на седле, он встал и, к всеобщему изумлению, не поблагодарив свои спасителей, молча пошел разглядывать трупы.
— Невежа! — проворчал начальник отряда. Незнакомец между тем внимательно всматривался в лицо каждого убитого, кивая при этом головой, как человек, догадка которого оправдалась. Потом он медленно повернулся к начальнику, держась за бока и нащупывая пояс, за который, очевидно, хотел засунуть руки.
Начальнику отряда не понравилось поведение этого человека, которого они минуту назад избавили от петли, и он с иронией сказал ему.
— Можно подумать, что вы ищете знакомых между этими разбойниками или же читаете молитву за упокой их души!
Незнакомец спокойно ответил:
— Вы и ошибаетесь, и в то же время правы. Правы потому, что я действительно искал между ними знакомых, и ошибаетесь, так как это не разбойники, а слуги одного шляхтича, моего соседа.
— Как видно, вы не дружите с этим соседом.
Странная усмешка промелькнула по тонким губам незнакомца.
— И тут вы ошибаетесь, — пробормотал он сквозь зубы. Через минуту он громко прибавил:
— Однако, простите меня, что я сначала не принес вам должной благодарности за спасение и помощь, которые избавили меня от неожиданной смерти. Ваша храбрость спасла меня от результатов неосторожности, с какой я отдалился от своих людей, но моя благодарность может сравниться только с вашей готовностью оказывать помощь, — и с этим он протянул начальнику руку. Но гордый юноша не тронулся с места и не торопился протянуть свою.
— Прежде всего я хотел бы знать, с кем имею дело, — сказал он, — и хотя не сомневаюсь, что вы шляхтич, но тем не менее мне не подобает принимать благодарности от неизвестных
— В вас видна рыцарская гордость, но вы правы. Я должен с самого начала сказать вам кто я. Я — Зиновий Абданк, шляхтич киевского воеводства, полковник казацкого полка князя Доминика Заславского.
— А я — Ян Скшетуский, начальник панцирного полка князя Иеремии Вишневецкого.
— Вы служите под начальством славного воина. Теперь примите же мою благодарность и протяните мне вашу руку.
Начальник не колебался больше. Хотя офицеры панцирных полков свысока смотрели на офицеров других отрядов, но Скшетуский был теперь в степи, в Диких Полях, где на подобные вещи не обращают особенного внимания. К тому же он имел дело с полковником, в чем сейчас же убедился, когда его солдаты принесли Абданку вместе с поясом и саблей, которые сняли с него, чтобы привести в чувство, короткую булаву с костяной рукояткой, какие обыкновенно носили казацкие полковники. Притом у Зиновия Абданка была богатая одежда, а речь его свидетельствовала об уме и светскости. Скшетуский пригласил его в свою компанию. От костра несся, щекоча ноздри и небо, запах жареного мяса, которое слуга снял с огня и подал на блюде. Начался ужин, а когда принесли большой бурдюк молдавского вина, завязалась оживленная беседа.
— За счастливое возвращение домой! — воскликнул Скшетуский.
— Значит, вы идете в обратный путь? Откуда? — спросил Абданк.
— Издалека, из Крыма.
— А что вы там делали? Ездили с выкупом?
— Нет, полковник; я ездил к самому хану. Абданк навострил уши.
— Зачем же вы ездили к хану?
— С письмом князя Иеремии.
— О, значит, вам поручили важную миссию. О чем же князь писал хану?
Скшетуский бросил быстрый взгляд на собеседника
— Полковник, — сказал он, — вы рассматривали лица убитых разбойников — это было ваше дело; но что писал князь хану — это не ваше и не мое дело, а только их двоих
— Минуту назад, — хитро ответил Абданк, — я удивлялся, что князь выбрал послом к хану такого молодого человека, но после вашего ответа вижу, что вы, хотя и молоды годами, но опытны умом.
Скшетуский принял как должное эту похвалу и спросил;
— А скажите мне, что вы делаете на Омельнике и каким образом очутились здесь один?
— Я не один: я оставил своих людей недалеко отсюда; а еду я в Кудак, к Гродицкому, к которому послан с письмом от гетмана
— Почему же вы не едете водой?
— Таков был приказ, который я должен исполнить.
— Странно, что гетман дал такой приказ; в степи вы подвергались опасности, которой можно было бы избежать, если бы вы поехали водой,
— В степи теперь спокойно. Я давно знаю здешние места, а причиной того, что случилось со мной, была людская злоба.
— Кто же это так преследует вас?
— Долго рассказывать. У меня есть сосед, который хочет завладеть моим имением, а теперь, как вы видели, еще и сжить меня со свету.
— А разве вы не носите саблю?
Энергичное лицо Абданка исказилось ненавистью, глаза его мрачно загорелись, и он медленно и с расстановкой ответил:
— Ношу и надеюсь, что, с Божией помощью, не буду искать другого средства защиты от врагов.
Поручик хотел что-то ответить, как вдруг в степи раздался конский топот или, вернее, быстрое шлепанье лошадиных копыт по размякшей земле.
В ту же минуту к поручику подбежал стоявший на страже солдат и сказал, что к ним приближаются какие-то люди
— Это, верно, мои, — заметил Абданк, — я их оставил за Тасьминой и обещал дожидаться здесь.
Через минуту всадники окружили холм. При свете огня были видны головы лошадей, фыркавших от усталости, а над ними склоненные фигуры всадников, которые внимательно всматривались в стоявших у костра.
— Что вы за люди? — спросил Абданк.
— Рабы Божий! — ответили голоса из темноты.
— Да, это мои молодцы, — повторил Абданк, обращаясь к поручику.
Несколько человек сошли с лошадей и подошли к огню.
— А мы спешили, спешили, батько! Что с тобою?
— Засада была. Разбойник Хвёдько узнал, что я буду тут, и ждал меня Должно быть, он выехал намного раньше меня. На меня накинули аркан.
— Спаси Бог! Спаси Бог! А что это за лях возле тебя?
С этими словами прибывшие грозно посмотрели на Скшетуского и его товарищей.
— Это — друзья, — ответил Абданк. — Слава Богу, я жив и невредим. Сейчас поедем дальше.