– Девушка, вы мне дверцу изуродовали!
Ага, так, значит, это был его «Рено». Вот те на!
Блондинка не оглянулась.
– Вы что, не слышите?! – возопил спаситель на полтона выше.
Блондинка слегка повернула голову на точеной шее… Господи, где, в каком романе Алене уже встречалось это выражение?.. Да ладно, встречалось и встречалось, во-первых, нет ничего нового, чего раньше не было бы под солнцем, а во-вторых, что делать, если шея оказалась именно точеной?!
– Тычодумаешьябудутутнатебявремятерять? – произнесла она стремительно-небрежно и скрылась за угодливо раздвинувшимися перед ней дверьми «Этажей».
Алене потребовалось некоторое время, чтобы сообразить: произнесено было не одно слово, а самое малое – десять, не считая знаков препинания. Не в силах издать даже звука от такой наглости, она поглядела на своего спасителя. Тот сосредоточенно шевелил губами и, судя по всему, еще пытался, как Золушка, отделить чечевицу от золы, или какую ей там непосильную задачу давала злобная мачеха… короче, пытался докопаться до смысла фразы.
Алена почувствовала, что краснеет. Можно представить, как он отреагирует, когда поймет, что ему ответила эта наглая шикарная тварь. Конечно, разразится матом. Конечно, будет бушевать, махать кулаками, проклиная владелицу «Лексуса», который стоит раза в три-четыре больше, чем его «Рено», это было известно даже Алене, которая в принципе ничего не знала ни об автомобилях, ни об их стоимости. Ну и что толку в этом его махании? Наверное, он побежит в магазин искать блондинку. Устроит ей скандал – публично… Тоже совершенно бессмысленно. А перед тем как ринуться на поиски блондинки, повернется к Алене и бросит что-то вроде, мол, это она во всем виновата, мол, не пришлось бы ему спасать одну дуру, которая ползала в снегу, собирая свои жалкие рубли, он бы успел уехать, был бы далеко отсюда… Только тут Алена сообразила, что все свои несчастные пятаки она уронила в процессе спасения. И теперь они снова лежат в снегу, придавленные мощными колесами «Лексуса». Да ладно, бес с ними, не лезть же снова собирать их! Нужно уходить. И потому, что ноги замерзли, и вообще – пора. А главное – потому, что увидеть беспомощное от злости и злое от бессилия лицо человека, который, вполне возможно, спас ей жизнь… а ведь не исключено, что эта стервоза запросто наехала бы на Алену и ушла бы, даже не посмотрев, кто это там копошится (а то и не копошится уже!) под колесами, только бросив свое пренебрежительное: «Тычодумаешьябудутутнатебявремятерять?» – ну так вот, Алене не хотелось видеть этого мужчину слабым.
Поэтому она тихонько попятилась и под прикрытием других машин выбралась со стоянки. Входя в нехотя раскрывшиеся двери «Этажей» (двери, словно прожженные лакеи, ленились: небось чувствовали, что Алена идет не в меховой или золотой бутик, а всего лишь в продуктовый отдел, да и то отнюдь не за икрой черной, не за осьминогами копчеными и даже не за стейками норвежской форели!), она оглянулась и увидела, что спаситель открывает дверцу своего «Рено». Значит, скандала не будет – он просто решил уехать. Ну, может, и правильно, хотя…
Да просто правильно, без всяких «хотя»!
1985 год
– Скорей бы кончилось это поганое лето! – пробормотал Дима, отрываясь от крана с теплой, невкусной водой.
– У вас льда нет? – спросил Леша, открывая дверцу старенького «Саратова» и насмешливо оглядывая полупустые недра.
– Да нет… потерялись где-то формочки, – соврал Дима, чувствуя неловкость и за скудность запасов в холодильнике, и за вранье, и, главное, за то, что ни ему, ни, конечно, матери и в голову не приходило держать хотя бы запас льда в полиэтиленовом мешке, не говоря уже о соках, минералке или – куда там! – пиве… Воду из-под крана с вареньем – вот что он мог предложить приятелям, и только. Ладно хоть записи хорошие, да ведь и те не его…
Сладкие итальянские стоны, доносившиеся из комнаты, сменились ритмичным бульканьем. Дима невольно задергался в такт, но звонок в дверь остановил его. Кто бы это мог… и звонок у них, конечно, пронзительно-резкий, не переливчатое мурлыканье, как у других, прямо-таки бьет по нервам, вроде будильника, который по утрам выдирает из постели. Пошел открывать.
Выглянувшие из комнаты парни увидели, как в прихожую, едва приотворилась дверь, втиснулся массивный мужик в тенниске и грязно-белых брюках и огромными руками стиснул Димины худые плечи:
– Подонок… кровь твоя ржавая! Горбатого могила исправит, так, что ли?
Оттолкнув растерянного Диму, разъяренный гость двинулся в комнату. Ребята невольно расступились.
– Музыку гоняешь, стервец? – гудел гость, и каждая мышца его огромного тела, казалось, вибрирует от ненависти. – Балдеешь помаленьку?
Он бросил взгляд на портативный кассетный магнитофон, стоящий на подоконнике, и на его багровом лице проступила некая обескураженность.
– Это чей маг? – спросил он подозрительно.
– Мой, – спокойно ответил Леша, появляясь из кухни. – А что?
– Тво-о-ой? – недоверчиво протянул мужик. – А мой где? А? Моя «Соня» где? Пришел с работы – «Сони» нет, вельветов черных импортных нет. И фломастеров – набор двенадцать цветов, хотел племяшке на день рождения подарить. Где? – обратился он к Диме, который начал приходить в себя.
– А я откуда знаю? – спросил тот с ненавистью. – Прет, главное, как танк. И сразу сюда, главное…
– А куда же? – почти миролюбиво спросил мужик, утирая ладонью потное лицо. – Куда бежать, как не к тебе? Кому еще такая пакость – ключ подобрать, обворовать! – в голову взбредет, как не тебе, колонисту? Ну, ты у меня покрутишься, ворюга!
Он будто бы слегка оттолкнул Диму, но от этого толчка парень влип в стену, а мужик повернулся и тяжелой поступью вышел. Дверь шарахнулась о косяк. Дима быстро отвернулся и на мгновение прижал ладони к лицу.
Кто-то из ребят выключил магнитофон. Леша иронично глянул в его сторону, сделал было шаг к подоконнику, но остановился.
– Может, скажешь, из-за чего весь этот писк? – спросил он с обычной ленивой насмешливостью.
Дима повернулся. Лицо его было угрюмым.
– А я знаю?
– Похоже, у этого буйвола кто-то слямзил музыку и шмотки, – подал голос Олег.
– Догадливый! – покачал головой Леша. – Сам сообразил или подсказали?.. Мы ведь тоже не глухие. Это сосед твой или как?
– Сосед! – с ненавистью ответил Дима. – Не брал я его музыку! И штаны не брал!
– Не брал – ну и хорошо, – бодро отозвался Олег. – Ну, мужики, мне пора!
Он сунул руку Диме, который машинально ее пожал, кивнул Леше, с усмешкой искривившему губы, и ушел. За ним двинулись еще двое.
– Стас! Игорешка! Мужики, вы чего? Я же не брал его поганую «Соню»! – воскликнул Дима.
– Да нет… уже поздно… мы потом когда-нибудь… – неуверенно тянули ребята. Их привел сюда Олег, и сейчас, без него, они почувствовали себя неуютно, особенно когда увидели, что Дима не столько возмущен, сколько испуган.
Дима с надеждой посмотрел на Лешу:
– Я, честно, не брал…
– Да мне это, знаешь, до лампочки, – пожал тот плечами, вынимая кассету и кладя ее на подоконник. – Нормально! Надо бы взять у Юрки переписать. – Он поднял было магнитофон, однако тут же поставил его и сел на диван.
Диме сразу сделалось легче. Он с надеждой смотрел на Лешу. Тот думал, и это раздумье отражалось на его незагорелом лице с крепким лбом, круглым подбородком и светлыми тонкими бровями.
– Понятно, почему этот дядя сразу рванул сюда. У него же все на подкорке, безмоторно, а ты… с пятном, это он точно сказал. – Леша словно бы говорил сам с собой, но вот поднял глаза на Диму: – Боюсь, что тут тебе никак не вывернуться, так что лучше, – он напряженно свел брови, – лучше бы тебе сдать им… и маг, и вельветы, и фломастеры… и тех, с кем брал эту хату. – В том, что речь его была нарочито блатной, Диме почудилось самое страшное, будто Леша уже не считал возможным разговаривать с ним как с нормальным человеком, будто достоин он теперь только этой «фени». – Понял? Я тебе советую.
Наши дни
Итак, наша героиня вошла в магазин и отправилась покупать свои творожки, яблоки, бананы, а также куриную печенку, которую просто обожала, и не менее обожаемые куриные сердца. Она была полной и окончательной сердцеедкой как в прямом, так и в переносном смысле слова. Ах да, еще она, не удержавшись, купила ванильный зефир (перманентно худеющим дамам отчего-то не рекомендуется есть шоколад, а вот зефир и мармелад разрешается… какое счастье, между прочим!) и кирпичик дико вкусного черного хлеба с орехами и сухофруктами. Не самая полезная еда для похудения, но все же лучше тортиков и булочек. А вкуснотень-то какая!..
Рассчитываясь, Алена недобрым словом помянула блондинку и ее «Лексус». Ей не хватило пятидесяти рублей (тех самых, оставшихся в снегу), пришлось рассчитаться картой. Небольшая очередь немедленно уставилась на нее с неприязненным выражением. Отчего-то задержался этот предрассудок, будто карта – символ несказанно толстого банковского счета. Глубокая ошибка, между прочим. То есть в случае писательницы Дмитриевой – определенно!
