прахом ее мужа в Индию, она пришла к мысли, что он мог умереть в результате халатности врачей или неправильного лечения.
В Калаканкаре она посетила местного доктора Бхагвандаса Нагара, чтобы выяснить у него, мог ли ее муж пострадать от передозировки лекарств – возможно, его просто «залечили». Она предъявила доктору Нагару медицинскую карту, взятую ею из больницы, и, хотя он успокоил ее по поводу проводившегося лечения, несчастная женщина с расшатанными нервами так и не смогла избавиться от терзавших ее сомнений. Он услышал, как она, словно в забытьи, произнесла: «Позвольте мне умереть! Нет смысла продолжать жить так дальше». Терапевту пришлось прибегнуть к понятиям индийской философии, чтобы объяснить ей, в чем заключается смысл жизни и смерти; и он все-таки смог успокоить ее.
20 декабря Светлана прилетела с прахом своего мужа в Дели на самолете Аэрофлота. Она остановилась в гостевом доме при советском посольстве в индийской столице и провела там три дня. В телеграмме, отправленной брату мужа Сурешу Сингху в Калаканкар, пришедшей туда на Рождество, сообщалось, что прах Бриджеша доставлен из Москвы, и содержалась просьба подготовить все необходимое для погребальной церемонии. Светлана, в сопровождении неизвестной русской женщины, приехала 25 декабря в деревню, расположенную в 75 милях к востоку от Лакнау, столицы штата Уттар-Прадеш. Два дня спустя Светлана попросила женщину вернуться в советское посольство в Дели, а сама осталась в Калаканкаре.
Первое время Светлана жила во дворце раджи Динеша Сингха, бывшего министра иностранных дел Индии, а теперь министра торговли. Но затем она переехала к Сурешу в дом современной постройки, в котором она заняла комнату Бриджеша. Это было небольшое скромное помещение с чудесным видом на зеленую лужайку и на каменную террасу над Гангом. Мебели в комнате было немного – удобное кресло Бриджеша, кровать, туалетный столик с зеркалом, а под скульптурным изображением индуистского бога Кришну стояли фотографии Светланы и Бриджеша.
Когда-то она надеялась жить здесь с Бриджешем. Она сразу же занялась уборкой. Сейчас она особенно остро ощущала горечь потери. Когда она еще была одиноким кремлевским ребенком, она приобрела необходимые для занятий домашним хозяйством навыки и стала лучшей «домохозяйкой» отца. Эти ее умения жены и матери пригодились теперь в доме Сингха. Она шила, вязала, готовила овощные блюда, стирала и гладила свои вещи. Несмотря на свои коммунистические взгляды, Бриджеш Сингх в общении со слугами проявлял особый классовый подход – он был крайне требовательным и относился к ним согласно их положению, то есть как слугам. В противоположность ему, Светлана часто приглашала их за обеденный стол. Как вспоминал один из домашних работников, она вела себя как человек незнатного происхождения, и «мы все были готовы служить ей всю нашу жизнь».
Райский Калаканкар стал символом решительных перемен в жизни Светланы Аллилуевой. Имея на руках советский паспорт, действительный до 5 ноября 1968 года, у Светланы было достаточно времени на обдумывание своего следующего шага. Все четыре дня, проведенные в советском посольстве, она выслушивала привычные угрозы советских официальных лиц. Сам посол Иван Бенедиктов принадлежал к старому косному поколению советских государственных чиновников. Он был министром сельского хозяйства в 1953–1955 годах. Хотя он работал послом в Индии уже 6 лет, он сохранял презрительное отношение к культуре, философии и религии страны.
Советское посольство было частью России, к которой Светлана уже начала чувствовать отчуждение, в то время как Калаканкар был для нее местом отдохновения. Здесь царила идиллическая атмосфера, наполненная гармонией. Здесь все дышало свободой. В оставшееся ей сравнительно короткое время Светлана должна была решить, как распорядиться своей личной свободой. Срок ее индийской визы, выданной 16 ноября, истекал 15 марта. Ее «начальники» в Москве были, как она выразилась с горькой иронией, «недоговороспособны» и требовали ее быстрого возвращения, сначала 4 января, а затем 1 и 8 марта.
Светлана хотела остаться в Индии, в Калаканкаре, в доме человека, которого она любила. Человека, которому Советское государство и коммунистическая партия не дали разрешения жениться на ней. В те месяцы, что предшествовали его смерти, она стала нетерпимой ко всем проявлениям лицемерия и фальши, на которые старалась не обращать внимания в прошлом. Отныне зеленеющие берега Ганга стали не только напоминанием о Бриджеше, но и обещанием свободы. В своих письмах друзьям она писала, что встретила всеобщую любовь и уважение в этой индийской общине, которая объединяла коммунистов, аристократов, писателей, мужчин и женщин. Калаканкар стал для Светланы воплощением человеческого достоинства и душевного спокойствия.
Со всем жаром новообращенного иммигранта она начала изучать индийскую культуру и традиции индуизма и отождествлять себя с ними. Светлана восприняла религиозно-культурную ауру этой удивительной страны. Она изучала хинди и практиковалась в письме на этом языке.
Каждый день рано утром Светлана шла к реке, чтобы искупаться в Ганге. Она стремилась, по мере возможности, не нарушать традиции индуизма. Когда воды Ганга должны были принять пепел ее мужа, к ней обратились с просьбой сопроводить его на лодке. Она спросила деревенского брахмана Пандита Рамананда Трипати, разрешается ли женщинам поступать подобным образом. И когда получила отрицательный ответ, осталась на берегу. Трогательно, отчаянно и наивно Светлана старалась сродниться с жизнью индийской деревни. Она перестала употреблять в пищу мясо и перешла на овощи. Она часто носила сари вместо привычной западной одежды.
Светлана решила не возвращаться в Москву. Она хотела остаться в Индии, на берегах Ганга, воды которого унесли пепел человека, которого она любила. Но было ли это возможно? Советское государство в прошлом объявило ее частью национального достояния. Могла ли она и должна ли была пренебречь требованиями советских властей? Какие последствия могло это иметь для двух ее детей – Иосифа и Екатерины? Как это могло сказаться на них, если они не захотят последовать ее примеру?
Она часами, до поздней ночи, когда речной воздух приносил прохладу, сидела на каменной скамье под деревом Ашока и только и делала, что думала и думала, находясь в плену меланхолии, надежды и страха.
При свете солнечного дня она иногда смеялась над своими ночными размышлениями о будущем. Однажды Светлана протянула руку ладонью вверх Сурешу Сингху и спросила: «Ты знаешь, что такое хиромантия?» Когда он ответил утвердительно, она быстро отдернула руку: «Я знаю, ты шутишь». Она не желала знать свое будущее, даже со слов Суреша, к которому начала испытывать привязанность. Когда против него было возбуждено судебное преследование, она начала поститься, чтобы дело благополучно разрешилось. Но Суреш убедил ее на третий день поста, что ей лучше снова начать нормально есть и пить.
Время от времени
