Чужие
Жёлтый лист на асфальтМягкой лапкой ложился.Невозможно на нёмВзгляда не задержать.Неказистый наш дворКлёном так осветился,Словно клён возмечталЖарким солнышком стать.
И зачем же ты, осень,По-царски одета?Может, хочешь печали мои исцелить?Всё равно пропадётСтолько тёплого света,Если не с кем егоПополам разделить.
Спрячу эти стихи,Мужу не покажу их,Чтоб не стало обидноДо зелёной тоски, —Взглянет он на меня,Словно как на чужую,Да промолвит:«Поштопала б лучше носки…»
И ребёнок не в силах связать воединоДвух чужихИ, по сути, далёких людей.Оттого ли,Что лада у нас нет в помине,Он заходится плачемВ коляске своей?
Нет доверия
Будет завтра совсем, как вчера,Будет завтрак всё в той же посуде,Будет ужин под жёлтеньким бра,Но доверия больше не будет.
Я не плачу уже, не кричу.Я – спокойствие. Нет. Угасанье.Я тебе телевизор включу,Заполняя неловкость молчанья.
И, как нищий шекспировский Лир,Погляжу из дверного проёмаВ наш когда-то возлюбленный мир,В профиль твой, как в уже незнакомый.
И вздохну про себя: «ПривыкайК ощущению этой утраты —Нет доверия. Не подбирайНи осколка от прежней лампады».
Моя боль и мечта
Ты придёшь
Ты придёшь. Я не знаю – когда.Ты придёшь. Я не знаю – откуда.Ты придёшь, моя боль и мечта.Ты придёшь – я надеюсь на чудо.
Почему-то всё кажется мне,Что однажды в метро иль в трамвае,Может быть, на чужой стороне,Всё равно я тебя повстречаю.
Мы узнаем друг друга в толпе.И, мешая снующим прохожим,Остановимся, оторопев.Не иначе. Иначе – не сможем.
Я за это бы всё отдала,Всю себя до последней кровинки.Почему я тебя не ждала?Не по той убежала тропинке?
А тропинке не видно конца,И обратно идти – нету силы.Почему два заветных кольцаНе с тобою навек разделила?
Перед кем же погибельней ложь —Перед ним или перед тобою?Ведь однажды ты всё же придёшьИ оставишь без сна и покоя.
Где – то во вселенной…
– О чём ты плачешь, мальчик Вовка?В какой обиде сердце тонет? —Спросила Божия КоровкаИ села в Вовкины ладони.
Ему осталось удивляться,Что столь она неосторожна:Сожми он посильнее пальцы —И не было б Коровки Божьей.
И Вовка вдруг заулыбался,Её доверием польщённый.– Не щекочи меня! – смеялся,Но не стряхнул её с ладоней.
Как часто чувствам нет названья…Он побоялся потревожитьПятнистых крыльев трепетанье,Шажочки торопливых ножек.
И тут промолвила букашка:«Ты, значит, рад мне, человечек?А сколько же больших и страшныхМеня хотели искалечить…
А ты коровки не обидишь.И, вновь на землю опускаясь,К тебе вернусь я, вот увидишь.При первой встрече угадаешь».
И улетела точкой яркойКоровка с Вовкиной ладони.А Вовка ждал, как ждут подарка,Ждал, хоть и слов её не понял.
Судьба, казалось, разлучилаИ вместе их сведёт едва ли.Шли годы. Взрослого мужчинуДавно уж Вовкою не звали.
И в день, что где-то во ВселеннойБыл много лет назад намечен,Коровка Божия ЕленаВернулась в лике человечьем.
Праведник
Тебя у жены не украсть мне.Сворованное – пропадёт.Но птица безбрежного счастьяВо мне всё поёт и поёт.
И чем неуёмная птица,Какою надеждой жива?Меж нами лежат две границы.Да, видно, ей всё – трын-трава.
Уж я – то и слёзно молилась,Чтоб впредь о тебе не мечтать.А птица со мной не простилась —Не хочет никак улетать.
Ты тоже – не хам, не грабитель,В чужой не завалишься сад.О, праведник мой и мучитель,Зачем безупречно ты свят?
Молитва беспризорной
Господи, Ты есть Любовь и плачущим Помощь.Вот и отважилась я наконец-то — дошла до храма,Где отовсюду с икон потемневших взирают ликиПрямо мне в душу – сурово и вопрошающе.
Страшно пред ними. Но я пришла и готоваЦелую ночь простоять со смущеньем и страхом.Может, тогда отзовёшься Ты мне, некрещёной,В двадцать шесть лет впервые к Тебе пришедшей.
Некому было меня окрестить ребёнком.Некому было к Тебе приводить за ручку.Мне бы давно придти, уже ставши взрослой,А не блуждать без Твоей путеводной нити.
Может, с Тобой не зашла бы в тупик дремучийВ том лабиринте, который зовётся жизнью,Да понадеялась беды развеять своей рукою.Были бы только Разум со мной да Совесть.
Знала бы я, что бедой нежданнойСтанет моя же обида злая на мужа.Не совладали с нею ни Разум, ни Совесть.Заполонила обида собой всю душу.
Вспомнила я, что обиды Любовь прощает,И умоляла Любовь ушедшую возвратиться.И дозвалась – пришла Любовь. Но не к мужу.Может, не теми словами её просила?
Вместе с Любовью пришли Надежда и Верность.Так и глядят они на меня, обнявшись крепко,Сильные, словно Жизнь, и прекрасные, словно Счастье,Так и стоят втроём на весах, на правой чаше.
А на другой, такой же тяжёлой чаше,Муж мой законный, а с ним — житейская мудрость,Что, дескать, мир худой лучше доброй ссоры.Третий же с ними вместе — наш сын двухлетний.
Сын – драгоценный заложник наш поневоле.Он одинаково любит и папу, и маму.Вот потому, Господь, привела меня СовестьСпрашивать у Тебя — которую чашу выбрать?
Чтоб не раскаяться… И, пока не ответишь,Буду стоять на коленях в углу укромномИ неумелой рукою ко лбу тянуться,И половицы храма мочить слезами.
Но почему рукой тяжело мне двинуть,Словно пудовая гиря на локте повисла?Видимо, сила та, что во храм не пускала,Видно, она до сих пор мою руку и держит.Зря её, что ли, прозвали «нелёгкою силой»?
Вот они где распознались, бесовские козни!Знаю зато, у Кого попрошу защиты.Только возьми меня, беспризорную, в дочки.Только позволь Тебя называть Отцом Небесным.
Дорога из храма домой
В первый раз я пришла сиротойИ припала душой кровоточащей,И стояла всю ночь пред Тобой,И просила принять меня в дочери.
На заре возвращалась я к ним —К мужу, к сыну рассветною улицей.И не ведала, чудом какимВсё устроится и образуется.
«Образуется», – Кто-то сказал,
Конец ознакомительного фрагмента.
