— Ой, ну, с Ленкой Шапитохиной, Машкой Забавиной и Юлькой Пузиковой, — быстро объяснила Танька, все больше вдохновляясь и продолжая свой захватывающий рассказ. — Я ж любопытная — иду я, короче, в рощу, выяснить, что это за фиговина такая, и вижу, что…
— Подожди-ка, — вновь влезла дотошная Галя. — Я так и не врубилась — кто такие эти Ленка Шапитохина, Машка Забавина и Юлька Пузикова?
На мгновение Танька замолчала. А потом рассердилась:
— Галь, умоляю, не будь тормозом, сколько уже можно? Если ты выпила тормозной жидкости — не скрывай, тут ничего такого нет, со всеми бывает. Я о наших одноклассницах говорю. Врубилась?
— Не, не врубилась.
— Почему?
— Потому что у нас в классе нет ни одной Ленки, Машки и Юльки. И уж тем более с такими дурацкими фамилиями.
— Ну, допустим, твоя фамилия тоже не фонтан — Трясучкина, так что не тебе делать замечания, — заметила Танька и внезапно замерла: — Сто-ой… У тебя крыша едет? Как это — нет?!
— А так это — нет, — победоносно сказала Галя, вновь поправив очки. — Так что там тебе приснилось?
Но Танька подругу уже не слушала — она внимательно осматривала одноклассников. И с изумлением обнаружила, что ни Ленки, ни Машки и ни Юльки, с которыми она играла в бадминтон, до сих пор почему-то нет в классе.
«Опаздывают», — решила Танька и опять продолжила рассказ:
— Играли мы, значит, в бадминтон у Дубовой рощи с Ленкой, Юлькой и Машкой, и я услышала из рощи чей-то плач. Вошла в рощу, смотрю — баба сидит. Морду поднимает, а морды нет! Потом бац! — морда есть. И баба спросила, где поблизости можно купить свежие человеческие мозги. Я сказала, что не знаю, и тогда баба показала мне прикол — ее морда сползла с черепа и оказалась в траве. И потом баба сунула мне в рот руку и достала через рот мой мозг. Головной. Ну, и схавала его. А потом я проснулась. Прикинь! Клево, да?
Галя помолчала. И задала логичный вопрос:
— А как она достала мозг?
— Я же сказала — через рот.
— Нет, я другое имею в виду — как это может быть? По-моему, это нереально. Конечно, если мозг у тебя не во рту лежал.
— Ой, ну не знаю, — отмахнулась Танька. — Как говорится — за что купила, за то и продала.
— Бред какой-то, — вынесла Галя вердикт.
— Это еще почему? — подбоченилась Танька и сама же ответила на свой вопрос: — Да потому, что тебе такие сны не снятся, и ты мне завидуешь! Вот так-то!
— Да ну к лешему такие сны, — замахала руками Галя, и от этих энергичных движений очки сползли на кончик носа. — А мне вот сегодня снилось, будто я летала…
— Фу, — поморщилась Танька, — это так старомодно. — И оживилась: — Слушай, у меня появилась одна идея.
— Какая?…
— А давай-ка после уроков смотаемся к Дубовой роще и посмотрим, может, и правда там есть полянка? Очень уж сон мой был реалистичным… Он был как будто не сном, а чем-то другим… Воспоминанием, что ли…
— Не, мы туда не пойдем, — покачала головой Галя и поправила очки.
— Предательница! — воскликнула Танька и собралась уже пересаживаться на другую парту, но Галя схватила ее за руку:
— Подожди.
— Чего тебе еще?
— Танька, как мы пойдем к этой Дубовой роще, если ее и в помине нет?
— Как нет? Хватит меня разводить! — Танька решительно ничего не понимала. С чего это вдруг Галя стала такой брехливой? И главное, смысл какой?
И Танька решила, что Галя просто действительно завидует такому прикольному сну и поэтому отговаривает ее идти в рощу. Чтобы все выяснить, оставался только один выход — найти Шапитохину и прочих и спросить у них, есть такая роща или нет. Допустим, роща ей приснилась, но не могли же присниться Шапитохина и тэ дэ? Танька прокручивала в мозгу свой сон и видела девчонок как на ладони. Ей казалось, что она их очень хорошо знает, как будто продружила с ними много-много лет. Не-ет, однозначно — Галя говорит что-то не то…
Крайне озадаченная Танька подлетела к однокласснику Игорю Сарафанову.
— Игорек, слышь, а ты Забавину не видел? Мне с ней надо посекретничать. Где она шастает? Уже скоро урок начинается.
Глаза Сарафанова полезли на лоб:
— Какую еще Забавину?
— Ну Машку, какую ж еще? Можно подумать, у нас в классе десять Забавиных учатся, — усмехнулась Танька.
Глаза Сарафанова полезли на макушку:
— Ты что, переутомилась? Нет у нас никакой Машки Забавиной. Не то что десяти — ни одной!
— А Ленка Шапитохина почему опаздывает? А Пузикова? Куда они все разом делись?
Глаза Сарафанова как бы сделали путешествие вокруг головы и вернулись на макушку. А потом он отшатнулся от Таньки, как от прокаженной, и помчался к друзьям рассказывать им о Танькиных причудах. Уже через пять секунд и тут и там слышалось: «Гы-гы-гы, ну и чудачка!»
К растерянной Таньке, которой казалось, что все кругом дураки и ее разыгрывают, подошла Галя.
— Тань, ты, может, домой пойдешь? Отдохнешь…
— Что я тебе, дура, что ли?!
— Почему дура? Просто, наверно, от учебы у тебя появились глюки (а от чего ж еще?), вот и стала ты… странной.
— Это почему еще я стала странной? — возмутилась Танька. — Если вы все вдруг забыли Машку и всех остальных, это еще не значит, что я дура! Ответь мне сейчас же, где Машка?! Где Ленка?! Где Юлька?! Где девчонки?!
— Тань, — вздохнула Галя, поправляя очки, — если я что-то вижу во сне, это не означает, что это есть и наяву. Сегодня я во сне летала, но это во сне. А в жизни я даже хожу медленно.
Танька схватилась за голову и села за парту. Голову самым натуральным образом разрывали мысли, но странное дело — мозги не болели. Обычно в таких ситуациях начинается головная боль, но, кроме кучи вопросов, которыми была нашпигована ее голова, Танька ничего не чувствовала.
«Ну я и идиотка! Ищу в жизни героев своих снов! Ходила бы еще кота Леопольда из мультика искала! И с чего я взяла, что эта Машка и прочие существуют? Вот, их нет в классе, о них никто не слышал, значит, их нет вообще…»
Но, несмотря на всеобщие убеждения и вроде бы логичные доводы, Танька чувствовала себя странно-престранно. Картины из снов до сих пор стояли перед глазами, как будто всё было и все были на самом деле: и Ленка, и Машка, и Юлька, и та прожорливая тетка… Чертовщина какая-то…
В голове был полный бардак. Так бывает, когда поздно ложишься спать и спишь до двенадцати. Потом в голове черт-те что!
Танька стала себе внушать: «Это сон, только сон. И ничего больше. Во сне я была в белой одежде, а в жизни мне нравится черная, во сне я играла в бадминтон, а в жизни я в него играть не умею».
И Танька почти уже убедила себя, что этот реалистичный, необычный сон действительно был сном, пока не случилось неожиданное.
Сарафанов был футболистом. И он вечно таскал с собою мяч. И гонял его по всей школе. Сегодня ему вздумалось погонять его в классе. Погонял. Ударил по нему, и он полетел. Летел, летел, летел и грохнулся знаете обо что? О Танькину голову. Так грохнулся, что вышиб Таньку из-за парты, как в каком-нибудь крутом боевике, напичканном спецэффектами, и она рухнула в самом конце кабинета на бюст Пушкина.
Да-а, удар у Сарафанова был нехилый!
Конечно, урок, на радость ученикам, был сорван. Все Таньке и Сарафанову были очень благодарны, ведь вместе с уроком сорвалась очень-очень важная контроша.
Вызвали директора, классную руководительницу, «Скорую», «Медленную»… Кого только не вызвали! Вскоре «Скорая» выехала из больницы, постояла в пробках, приехала в школу, взяла Таньку и привезла ее в больницу.
— Зачем вы меня сюда привезли? — возмутилась девчонка. — Что я тут забыла?
— Вероятно, у тебя сотрясение мозга, — сказал старый врач с бородой клинышком. Дал Таньке конфету и приказал лежать на кровати и не вставать.
Потом Таньке сделали рентген черепа. Врач внимательно изучил снимок, закатил глаза и… свалился в обморок. Потом сам себе дал понюхать нашатыря, поднялся и закричал:
— Все сюда!!! ВСЕ СЮДА-А-А!
«Чего это он такой нервный?» — поразилась Танька, жуя конфету и валяясь на кушетке.
Прибежало много-много врачей. Они столпились вокруг старого врача. Зашушукались. Стали коситься на Таньку.
— Чего это вы? — взволнованно спросила Танька, почуяв неладное. — У меня сотрясение мозга? А вы меня вылечите? А я буду ходить в школу? А справку дадите? А на физкультуру освобождение выпишите? А…
— Татьяна, где твои родители? — поинтересовался врач, во все глаза рассматривая Таньку, словно она была какой-то диковинной штукой.
— А я сама себе родитель, как Пеппи Длинныйчулок.
— Я спрашиваю серьезно.
— А я серьезно отвечаю. Мой папа — негритянский король, а мама — негритянская королева, а я, выходит, негритянская принцесса. Ой, то есть мы не «негритянские», а «африканские». Сейчас же нельзя говорить слово «негр», это не политкорректно.
