– Беги, Олечка, беги!
Мужчина с пистолетом прислушался и несколько раз выстрелил в сторону леса, ориентируясь только на звуки. По-видимому, он был специалистом, и одна из пуль ударила совсем рядом с Олиной головой, расколов в мелкое крошево кору на дереве, которое, в свою очередь, рассекло кожу на лице в кровь.
Ее затрясло, но страх за родителей не давал разумно мыслить. Она интуитивно наклонилась, вжалась в землю, стараясь не привлекать внимания. Она твердо была уверена, что бандиты сейчас кинутся на ее поиски.
– Сладкая сучка была, – запричитал второй. – Жалко, упустили.
– Вам и этой хватит! – командным голосом бросил третий.
Затаившаяся невдалеке Оля слышала, как насиловали мать. Мама молчала, а Оля, осознавая свою беспомощность, гребла руками землю, до крови сдирая ногти. Позже она необъяснимо почувствовала, как тела ее родителей сбросили в канаву, и бандиты поспешно уехали на обеих машинах. Она ползком в сгущающейся темноте приползла к дороге, нащупала родные тела и зарыдала. Ее мозг отказывался верить случившемуся. Казалось, все что происходило не с ней, и стоило только напрячься, как должна была появиться мама. Ее любимая мамочка. Присутствие рядом окоченевших тел не давали разумно мыслить. Она бессознательно прижималась к их остывающей плоти.
Что произошло далее, она помнила смутно.
Мелькание милицейских огней, суета незнакомых людей в белых халатах, долгая тряска в тесном салоне милицейской машины уже не волновали ее. Самое страшное – это было безразличие людей. Жуткое леденящее кровь безразличие, с которым она столкнулась впервые.
Наутро и все последующие дни ее бесконечно допрашивали в местном отделении милиции.
– Как это могло произойти? – бесконечно задавала она один и тот же вопрос, доводя им пожилого следователя до бешенства.
– Да очень просто! – твердил он. – Это надо же было додуматься, чтобы припереться в такое время да на такой машине. Что ж вам дома не сиделось? Все бизнесом занимаются! Денег всем мало!
– Мои родители бизнесом не занимались, – тихо сказала Оля.
– А кто теперь это опровергнет? – зло прищурился следователь.
– Как мне дальше быть? – безропотно спросила Оля.
Следователь словно обрадовался ее словам.
– Как что? Давай, девонька, собирайся, прибирай своих покойничков и чеши в свою Литву.
– Как так?
– А вот так. Нам ваши националистические разборки ни к чему.
– Какие разборки? – вспылила Оля.
– Может, вы диссиденты, и на вас открыл охоту ваш этот, как его… «Саюдис».
Оля открыла от изумления рот и совершенно ничего не смогла сказать в ответ.
– Завтра мы передаем тебя сопредельной стороне. Ты гражданка независимого государства и ты – теперь их головная боль.
– Но преступление совершено вашими гражданами! – заплакала Оля.
– Доказательств нет. А вот политика советского правительства мне ясна!
– Какая политика?
– Ведь вам объявлена экономическая блокада, и граждане Литвы, находящиеся в приграничных районах, должны быть насильно выдворены обратно!
– Почему вы так нас ненавидите? – Пусть тебе дед-нацист объяснит!
Оле стало не по себе, но она твердо была уверена, что должна достойно отправить родителей в последний путь.
На это ушла вся следующая неделя. Никто ей не помог.
Экономическая блокада, предпринятая правительством Горбачева, еще сильнее расколола Литву на два лагеря. Ей, как дочери офицера оккупационной власти, отказали все инстанции, но Оля была упряма. Она продала за бесценок квартиру и на деньги от ее продажи устроила скромные похороны родителей. На оставшиеся уже от поминок крохи она сняла небольшую комнату на окраине Вильнюса и только тогда пришла в себя.
Села на единственный чемодан своих вещей посреди миниатюрной комнаты. Только сейчас покатились слезы. Беспомощная девушка внутри нее запаниковала. Впервые в своей жизни она была одна. Раньше рядом всегда были родители, бабушка, затем друзья, Сережка. Теперь не было никого. Совершенно никого, как в ледяной безжизненной пустыне, в такой неприветливой и уже нелюбимой стране.
Проплакала до утра.
Поспала.
Проплакала до вечера.
Мысли не давали покоя.
Нужно было жить.
Да, нужно было жить.
Нужно было отомстить.
Да, отомстить!
Как, кому, зачем?
Русским? Но ты же тоже почти русская, и Сережка был русским.
В том-то и дело, что был, а теперь у нее там никого не осталось. Совершенно никого. Одни кресты на кладбищах.
Она почему-то не удивилась тому, что перестала жить реальной жизнью. Не удивилась тому, что рядом с ней оказались не совсем честные люди. Она даже не удивилась тому, что оказалась среди людей, живущих не по человеческим законам. Сознание ее было затуманено и подчинено одной цели – мести.
2
Вертолет натужно боролся с разбушевавшейся непогодой. Его кидало из стороны в сторону. Пилоты устало преодолевали одну воздушную яму за другой, стараясь удержать заданный курс под неистовыми ударами ураганного ветра. Внизу сквозь плотную завесу бешено несущих облаков неясными силуэтами мелькали очертания гор.
Серж Ворью сидел неподвижно и крепко держался за поручни переборки. Его взгляд был совершенно пуст, и за последнее время на его лице не промелькнуло ни одной эмоции, словно оно было вытесано из камня. Рядом с ним сидел Джон Смилкович со своим помощником и, стараясь перекричать невыносимый грохот, извергал проклятья на местных боевиков, которые, попав в этот воздушный переплет, растеряли весь боевой пыл. Они безуспешно пытались сориентироваться на местности. Серж не обращал абсолютно никакого внимания на безумные перепады высоты, от которых неподготовленных людей вывернуло бы наизнанку. Он был спокоен, как никогда. Чтобы не слушать бессмысленные пререкания своего командира с боевиками, он прикрыл глаза и мысленно отключился от реальности. В последнее время ему очень редко удавалось достичь вершины расслабленности. Череда бесконечных заданий мешала этому. Горные вершины, которые проносились сейчас за бортом, были словно близнецы тех, которые он видел в Азии и других странах с подобными горными рельефами. Сейчас он впервые после стольких лет находился на территории России.
Они были заброшены сюда для оказания помощи бывшей республике Российской Федерации Чечне. Помощь заключалась в обучении и организации диверсионной и террористической войны.
Эта республика объявила себя самостоятельным участником международных и внешнеэкономических связей, ввела собственные налоги и прекратила их перечисление в федеральный бюджет. Были независимые от федеральных органов судебная система, прокуратура, адвокатура. В августе 1994 года съезд чеченского народа в Грозном поддержал решение президента самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия генерала Дудаева об объявлении всеобщей мобилизации и о начале священной войны с Россией за независимость. В декабре того же года президент России Ельцин предъявил Дудаеву ультиматум. Одновременно российские армейские подразделения начали сосредотачиваться на границе с Чечней. Чеченские власти выполнить требования президента отказались, и регулярные части Российской армии вошли в Чечню. Средства массовой информации подняли невообразимый шум об агрессии огромной страны против маленькой независимой республики. Весь этот информационный поток походил не на справедливый шум, а на неслыханную лживую вонь, распространившуюся по всему миру.
Так бойцы и оказались здесь, выполняя особую миссию, обучая мирных пастухов и землепашцев военному делу. На самом деле эти мирные жители оказались кровожаднее, чем те, которых он видел в Сомали и Афганистане. Террористические акты, похищения людей, захват заложников боевики использовали, как средство для достижения своих целей, а опыт Джона и его соратников принимали, как лишнее подтверждение своей силы, фанатично гордясь тем, что за ними стоит сверхдержава.
Вскоре вертолет клюнул носом, резко снизился, отчего боевики загалдели, неуклюже коснулся земли и замер, завывая лопастями.
Серж открыл глаза, равнодушно подхватил свои вещи, подмигнул Джону, двинулся к выходу и грациозно спрыгнул на каменистую почву. Жесткие порывы ветра ударили в грудь. Было невероятно холодно.
Их встречали.
Извилистая скользкая горная тропа увела отряд от места посадки.
Шел мокрый снег, превращая их в снежных людей. Так называемый штаб местного военного подразделения борцов за свою независимость был расположен в пещерах. Серж чувствовал презрение, исходящее от идущего впереди шефа, но он был уверен, что тот ошибается, не принимая всерьез фанатичный настрой местных боевиков. На этих ошибочных чувствах строились планы советского правительства, которое, послав солдат в Афганистан, измотало их бессмысленной десятилетней войной, не давшей победы ни одной из сторон. Этими же чувствами обманывалось и американское правительство, еще раньше завязшее в кровопролитной войне во Вьетнаме, которая закончилась жутким поражением мощной страны. Серж ухмыльнулся и смахнул с лица налипший снег. По крайней мере, это не его дело, а ему самому наплевать на мысли, чувства и планы шефа.
