Очкарик непроизвольно хихикнул, и я мысленно поздравил себя с успешным окончанием переговоров. И точно: заграничную банкноту, наконец-то, почтили вниманием: взяли, хорошенько рассмотрели на свет и бережно упрятали в весьма тощий кошелёк.
Говорят, что дающий вовремя даёт дважды; тоже самое, несомненно, относится и к принимающим верное решение. Едва мирная договорённость была нами достигнута, как всю палаточную амбразуру заслонила зверски оскаленная протокольная морда. С налитыми ненавистью буркалами.
– Эй, земеля, тут один папуас мимо не пробегал?
– Узкоглазый? – деловито уточнил мой союзник. В ответ брезгливо поморщились:
– Да не-ее, из лаврушников. Старый, лысый…
– Видел такого. Во-он по той аллее почесал.
– А-аа, козёл, я так и думал!
Морда исчезла, и мы снова увидели солнечный свет. Помолчав, я сказал:
– Интересно, и кто из нас троих думающий козёл?
– Он и есть, – с неприкрытой ненавистью отозвался парнишка. – Это Лёха Бугристый, я его знаю.
– Стало быть, он тебе не по нраву. Ну а мы? То есть, «пиковые»?
Юнец глубоко вздохнул и проверил запор на двери.
– Никакой ты не «пиковый» – я хоть и близорукий, но не слепой, – ответил он. – Знаешь, по отдельности вы неплохие ребята. Взять хотя бы Джемала из моего класса… А вот когда вас много, то, прости, хуже цыган. Наглые слишком.
– Есть такой грех, – согласился я, закуривая. – Но тут уж выбирать не приходится – срабатывает принцип «определённости меньшинства». Если не хочешь подчиняться, то приходится давить самим, иначе сомнут соседушки. А покорными мы отродясь не были. Веками воевали с могучими мусульманскими государствами да и друг с другом тоже. На крошечных даже не в геополитическом смысле землях теснились Картли, Кахети, Имерети, Гурия, Мингрелия, сваны, тушины, хевсуры, пшавы… И везде маленькие цари, но с огромадными амбициями. Представь, какая карусель у вас закрутится, если бы владимирские враждовали с ивановскими, московские с калужскими, а костромские с вологодскими? Столетиями, заметь!
– Тоже верно. Только ведь от ваших уважительных причин нам не легче. Исконным московитам, русским…
– Каким-каким? – переспросил я. Стряхнул пепел с классического «Давидоффа» и вздохнул: – Дружок, да эта самая ваша «исконность» испокон веков дальше Урала не простиралась! Да и то с большими оговорками. На севере обры да чудь белоглазая, на западе литвины с чухонцами, на востоке башкиры с калмыками. Про юг и говорить нечего: казачество, дикая вольница, Гуляй-поле… А вы замахнулись на столь гигантские территории, что и помыслить страшно. Совершенно чужой Хэйхэ-Амур ласково «батюшкой» величаете; скромную Волгу чуть ли не своим национальным символом сделали, хотя под боком у вас течёт истинно великая Тава. Которую ещё Илья-Муромец называл в былинах «матушкой»… Вот где ваши истоки! А в итоге сплошное удивление: столько богатств природных, а народ всё бедствует и бедствует? Так ведь невозможно добиться процветания, живя по принципу: «Каждый сам за себя, один бог за всех да и того нету…» И железный государственный порядок нужен, а как его цивилизованно создашь на таких пространствах? От моря до моря и от океана до океана?
– А как же у Америки получилось?
– А там народы, кроме индейского, не покорялись, а ассимилировались. На основе одного-единственного аглицкого языка. И никаких тебе дурацких прав наций на самоопределение, плодящих сплошь и рядом сонмы обезумевших от шальной власти господчиков да коррупционеров.
– Всё ясно: упёртый коммуняка, – поставил неожиданный диагноз юный продавец и тоже вздохнул. – Теперь я окончательно убедился, что ты не из блатных, несмотря на финку и злодейские усищи… – Он поскрёб в затылке и дипломатично уточнил: – Оказался в не в том месте и не в подходящее время?
– Вроде того, – согласился я и с натугой встал. – Понимаешь, нахамили мне на рынке, ну и не сдержался. Ответил и словесно, и действием. Но такой хай поднялся – как в клубе эротического массажа перед шмоном! До сих пор удивлён.
– Так ведь на прошлой неделе на здешней торговой точке власть поменялась. Наш Зубатый с треском вышиб вашего Мурзая. А рыночное бабьё решило, видать, выслужиться перед новым хозяином.
– Не вышло. Гордый я человек, что поделаешь!
– А чего ж себя назвал, извини, чурко… Помнишь?
– Помню. Как тебе объяснить… Поверишь ли, не знаю, но я – княжеского рода, причём очень древнего. А мы, потомственные аристократы, можем иногда над собой подшутить. Но только сами, плебеям всех мастей и окрасок это не дозволяется! «Сирано де Бержерака» Ростана читал? Нет? Ясно, привык совсем к другой литературе. Что там у тебя… ага, «Последняя резня Кривого с Бешеным»… На редкость интеллектуальное название.
– А, обложка ещё ни о чём не говорит. Давеча я впопыхах взял, не глядя, книжку «Смерть на подоконнике», а это оказалась брошюра по уничтожению насекомых…
Мы немного посмеялись, а затем я протянул ему сложенный нож, который предварительно незаметно протёр.
– Держи, на память от Дато. Фирменный, спецназовский, такой не купишь. Не беспокойся, он «чистый», в деле не бывал. Носить с собой, конечно, не стоит, дома храни. Девочкам знакомым покажешь, историю интересную сочинишь…
– Спасибо. Деньги свои возьми…
– Не надо. Запомни: каждый труд должен быть достойно оплачен. А ты вдобавок ещё и сообразительность показал, как-никак. Ну, бывай.
Жаль было расставаться с надёжным «весёлым инструментом», но в данной ситуации я не мог рисковать. Хорошо, что «стволы» и прочее тайное наследие прошлых лет Рената уже увезла в Ольгов вместе с мирными вещами.
Я осторожно ступил на асфальт и внимательно огляделся. Красота: ни бугристых, ни бешеных, ни кривых, ни зубатых, ни мурзаев – кругом обычные человеческие лица! Даже улыбающиеся порой.
Автобусная остановка располагалась неподалёку, минут десять спокойным шагом. Машины уходили каждые полчаса – и по расписанию, и «левые». Немного сноровки – и я вполне успевал на двенадцатичасовой рейс.
Вокруг трёх крошечных уличных касс образовались четыре длинные очереди. С трудом правильно сориентировавшись, я встал в хвост второй из них. Странного, нерусского человека, соблюдающего порядок, со всех сторон оглядели с подозрением, а непосредственные товарищи по ожиданию создали вокруг него небольшое пустое пространство. На всякий случай.
Подумав, я достал из кармана целлофановый пакет со сложенным вдвое узким галстуком и поспешил придать себе солидный, респектабельный вид. Место сгиба я скрыл позолоченным держателем с перламутровым верхом.
Увы, доверия ко мне это не прибавило – наоборот, стоящие впереди придвинули поближе к себе свои вещи. Правда, на некоторых физиономиях появились улыбки-усмешки-ухмылки.
Господи! Действительно, как папуас в центре… в центре Куала-Лумпуры, допустим. Среди цивилизованных негров. Ах, пардон – африканцев…
Ну вот, совсем замечательно: сорок второе место. В самой что ни на есть автобусной заднице. Ладно, в Обнорске пересяду.
Как и предполагалось, салон оказался заполненным на две трети, не больше. Тем не менее, я со скорбным видом клинически законопослушного гражданина прошёл в самый конец, где и пристроился у запылённого окна. Несомненный плюс: с правой стороны много свободных сидений, даже прилечь можно. В принципе. Но поскольку такая поза для человека в галстуке не слишком пристойна, ограничимся тем, что просто сядем боком и удобно закинем ногу за ногу…
Аккуратно удалив кончиком занавески (что поделаешь!) пыль со стекла, я в последний раз посмотрел на привокзальную площадку. Не без чувства затаённой радости, ибо позавчера случайно встретился здесь с Ренатой.
Она заметила меня первой и, слегка присев, лихо свистнула в два указательных пальца. Я, естественно, непроизвольно обернулся – и увидел свою бывшую напарницу, летевшую ко мне с распростёртыми объятиями и ослепительнейшей белозубой улыбкой.
Из очереди посматривали на нас с явным неодобрением и не без зависти, а я чувствовал себя на том самом блаженном седьмом небе, хотя твердо стоял на земле. Кто это сказал, что только кавказцы падки на пригожих девиц? А наоборот не хотите ли?
В свои полновесные тридцать пять Рена выглядела просто чудесно: всё та же стройная фигурка, туго обтянутая светлой «водолазкой»; короткие каштановые волосы до подбородка; раздвоенная чёлка аж на самых раскосых глазах; смуглые, бархатные щёчки при аккуратном носике между ними; яркие губы без каких-либо следов помады – во всяком случае, мне так показалось. И любимый чёрный брючный костюмчик с пиджачком нараспашку.
Мы не виделись немало лет – сколько точно, и вспоминать не стоило. Она покинула ряды доблестных (и не очень) сотрудников таганрогских органов задолго до меня и совсем по иным причинам.
