штанов. А вот на автобус, что отходил от цеха в шесть тридцать утра и следовал до дома, он опоздал. Пришлось ковылять до центральной промплощадки, и оттуда на городском маршруте он доехал до главной городской площади, где предстояло сделать пересадку.
Оранжевые точки часов на крыше дворца культуры показывали семь тридцать три, а термометр — минус девятнадцать, когда автобус распахнул для Вадика дребезжащие стонущие двери напротив черно-грязной фигуры с зажатой в руке вечной кепкой. Тут я вынужден разбавить нашу историю неинтересным, но крайне необходимым описанием. Поверьте, я сам пропускаю подобные моменты в опусах уважаемых современных авторов, ибо не в силах терпеть момент развязки, укутанный в рыхлое одеяло крайне аппетитных и заманчивых десятистраничных зарисовок на тему желтого кленового листа, его бесподобных прожилок и завораживающего падения с ветки на землю.
Декабрь в тот год выдался странным. Несколько дней в городе бессовестно куролесила оттепель, заставляя киснуть обувь обывателей в подмокшей снежной каше. Но ударивший вскоре мороз сковал в причудливые горные хребты грязное месиво, и жители, отчаянно чертыхаясь, покоряли их на разъезжающихся ногах. Дополняли картину длинные, поблескивающие в свете желтоглазых фонарей, полоски льда. Их особенно полюбила детвора, раскатывая дорожки подошвами ботинок и проскальзывая на них, порой, целый квартал. Автомобилисты и общественный транспорт вносили свою лепту, превращая дороги и остановки в сплошной каток.
Итак, Вадик вышел из автобуса и, по провинциальной привычке, решил высматривать из-за поворота номер первый, что доставил бы его дома. Наконец, нужный транспорт прибыл, но остановился почему-то дальше обычного, и Вадику следовало поторопиться. Не будем забывать, что за ночь он «прибавил в весе», да и сам не отличался расторопностью. Вадик спешил к автобусу, навстречу неумолимой судьбе. Тут-то все и случилось. За несколько метров до цели он, поскользнувшись на слегка занесенным за ночь снежной крошкой ледяном зеркале, беспомощно порхая руками, словно голубь на покатом подоконнике, со всего размаха опрокинулся навзничь.
Уже на земле, Вадик почувствовал нарастающую боль в затылке, но, как говорится, беда одна не приходит. Вы наверняка не раз осторожно обходили теплым южным вечером копошащихся под ногами огромных, но беззащитных жуков, прикованных к почве тяжелыми панцирями. Одного из таких насекомых как раз напоминал Вадик, бессмысленно и вяло ковырявший конечностями морозный воздух. Первопричиной ситуации, как вы догадались, послужила неравномерная загрузка нательных подсумков. Наш железный рыцарь, облачаясь в доспехи, половину «выручки» доверил спине, как самой выгодной и удобной, «стратегической», зоне. Именно она позволяла вынести металла больше и незаметнее. Только в этот раз Вадик перестарался. От жалости к себе и не в силах ни приподняться, ни перевернуть и без того грузное туловище, глаза Вадика заблестели, тут же покрываясь тонкой ледяной корочкой. Напомню, что в этот ранний час на остановке, где останавливался общественный транспорт, следующий в город, было малолюдно, да и тех только что забрал злополучный автобус.
Но провидение не оставило нашего героя на растерзание суровой северной погоде. По счастливой случайности, из-за поворота, откуда Вадик недавно взирал с надеждой, показались две фигуры в серой форменной одежде. Краем затуманенного от благодарности судьбе глаза Вадик заметил, как две одинаковые тени двинулись прямо к его персоне. Накатила волна умиления от ниспосланного свыше спасения.
Когда два розовых лица оказались в поле зрения, Вадик похолодел: на шапках красовались кокарды характерной государственной службы.
— Вот же наклюкался с утра, — презрительно выдавил полицейский с тощим лицом, изрытым оспинами, вглядываясь в помертвевшего от испуга Вадика.
— Может, черт с ним, пусть лежит? — предложил второй, озираясь по сторонам. — Нам еще смену сдавать, а если я дочку в садик к девяти не отведу, жена неделю пилить будет.
— Как ты с такой стервой живешь? — машинально протянул первый, но тут же поправился: — Нет, он же замерзнет насмерть, да и вычислят нас наверняка. Тут камеры повсюду. В участок его надо или в теплое место какое-нибудь.
— Мужик, ты где живешь? Имя, адрес свои помнишь? — нагнулся к Вадику второй. — Что это он не моргает? Часом, не окочурился?
Представив, какая длительная их ожидает процедура по ожиданию специальной группы, оформлению трупа, заполнению разных документов, первый решительно схватил Вадика за руку и попытался поднять. Конечность подалась, тело — нет.
— Живой! Да что такое? Примерз что ли? — удивился первый полицейский, снова и снова пытаясь оторвать Вадика от земли.
— Говорю, говорю тебе, Женька, женись поскорее, — загоготал второй. — Кормить будут, сила появится, наконец.
— А, ты, сам попробуй, Геракл доморощенный! — рявкнул первый, насупившись. — Здесь что-то не так.
— Ребята, — вдруг жалобно заскулил Вадик. — Все в порядке. Я просто прилег отдохнуть. Еще минутку полежу, — и домой. Спасибо за помощь, идите с миром.
Полицейские, словно любопытные коты, обнаружившие логово опасных крыс, уже не могли оторваться от своей жертвы. Схватив с обеих сторон Вадика за руки, они тщетно силились хоть на миллиметр сдвинуть или приподнять мертвый груз, приправляя действия отборным непечатным слогом. Поняв, наконец, что дело нечисто, один из полицейских похлопал по изнывающим от избытка металла телесам. Наш закованный в рукотворный панцирь страдалец был разоблачен. Западня захлопнулась, и творцом ее явилось не провидение, а сам Вадик, словно мощным магнитом притянутый навсегда к ледяной корке.
— Вот это бронежилет! — одобрительно воскликнул первый полицейский, переворачивая и поглаживая Вадика по спине и животу. — Такой прямое попадание из ручного противотанкового гранатомета сдюжит!
— Да не просто выдержит, — подтвердил второй. — Отрикошетит обратно во врага!
Вадик волочился слизняком, прилипал к поверхности, притворялся обессиленным, пока полицейские настойчиво, словно мачту, устанавливали его вертикально.
— Ну, что, броненосец, поплыли к берегу потихонечку, — почти ласково произнес первый полицейский, подхватывая стушевавшегося Вадика под мышки слева. — Мы уж проследим, чтоб ты не затонул по пути до порта назначения.
Второй полицейский охнул, выругавшись, когда утяжеленный Вадик обрушился слоновьей ступней на казенный ботинок. Закончилось странствие рыцаря и двух его оруженосцев в полицейском участке, где Вадика, к великому его облегчению, освободили от нерадостной тяжести уже чужих доспехов.
В тот же день Печёнкина уволили.
