— Убирайся! Убирайся! Как ты можешь так обращаться со слугой и любимцем падишаха? На помощь! На помощь!
На эти истошные крики из соседних окон и дверей стали высовываться люди, заинтересованные источником столь громких звуков.
Я так же незаметно подал Халефу знак закругляться. Он понял меня. Всего ночной сторож получил десять — двенадцать ощутимых ударов плеткой. Он выпустил Дубинку из правой руки, схватился ею за саблю, а левой — за спину, вскричав:
— Ты, ублюдок! Сейчас я сделаю тебя на голову короче! Натравлю на тебя всю деревню — пусть люди разорвут тебя!
Халеф, смеясь, кивнул. Он уже хотел что-то ответить, но в это мгновение какой-то мужчина пробрался сквозь собравшуюся вокруг толпу и обратился ко мне с вопросом:
— Что здесь происходит, кто вы такие?
Передо мной явно был господин наместник, но я все же спросил:
— А кто ты?
— Я киаджа этой деревни. Кто дал вам право избивать моего хаваса?
— Его поведение дало нам это право.
— Как это?
— Я хотел получить у него справку, а он отказал мне в этом пустяке. Он вымогал с меня деньги за все.
— Он имеет право продавать свои ответы за ту цену, которую считает нужной!
— А я отплачиваю ему по своим расценкам! Сейчас он получил заработанное и будет отвечать.
— Ни слова не скажу! — завопил стражник.
— Ни слова не скажет, — подтвердил киаджа. — Вы напали на моего слугу. Немедленно следуйте за мной! Я расследую это дело и наложу на вас штраф.
Тут маленький хаджи достал плетку и спросил меня:
— Эфенди, не попробовать ли этому киадже из Букей гиппопотамовой кожи?
— Сейчас не надо, давай попозже, — ответил я.
— Ты что, собака, хочешь наградить меня плетьми?! — взвился наместник.
— Вполне возможно, — ответил я спокойно. — Ты киаджа этой деревни, но знаешь ли ты, кто я?
Он промолчал. Мой вопрос был ему совсем некстати. Я между тем продолжал:
— Ты назвал этого человека своим хавасом.
— Он и есть Мой хавас.
— Нет, он не хавас. Где он родился?
— Здесь.
— Ах вот как! А кто откомандировал его к тебе? Если он местный житель, значит, ты сам сделал его своим подчиненным, но ведь он не полицейский. Ты посмотри
на этих трех всадников, одетых в униформу великого господина. Получается, у тебя в подчинении лишь ночной сторож, а у меня — трое настоящих хавасов. Что из этого следует? Что я — совершенно иной человек, нежели ты.
Чтобы придать моим словам еще больший вес, Халеф со свистом резанул воздух своей плеткой, так что киаджа отшатнулся. Люди, стоящие за ним, тоже в испуге отступили. По их лицам я понял, что они стали уважительнее к нам относиться.
— Ну, отвечай! — настаивал я.
— Господин, скажи прежде, кто ты, — попросил он. Тут вмешался Халеф:
— Ты ничтожество, червяк! Как ты можешь требовать от этого человека его имени! Ну ладно, я скажу тебе, перед тобой — самый благородный и великий хаджи эфенди Кара бен Немей бей, освещенный тысячей солнц Аллаха. Надеюсь, ты слышал о нем?
— Нет, никогда не слышал, — пробормотал сбитый с толку киаджа.
— Как так не слышал?! — продолжал бушевать малыш. — Наверное, надо сжать твою голову и держать ее в таком положении, пока из нее не выпадет нужная мысль! Подумай как следует!
— Да, я слышал о нем, — выдавил из себя киаджа в тихом ужасе.
— Только раз?
— Нет, много раз!
— Твое счастье, киаджа. Иначе мне пришлось бы задержать тебя и препроводить в Стамбул, а там тебя точно утопили бы в Босфоре. Теперь слушай, что скажет тебе этот высокородный господин!
Сказав это, Халеф отодвинул лошадь от несчастного. Глаза его еще блестели притворным гневом, а губы предательски кривились. Бравый хаджи едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
Все взгляды теперь были направлены на меня. Я обратился к киадже миролюбивым тоном:
— Я приехал сюда не для того, чтобы требовать, но я привык, чтобы на мои вопросы отвечали быстро и
четко. Этот человек отказался дать мне ответ на простейший вопрос; он требовал с меня денег, поэтому мы его проучили. Теперь только от его поведения зависит, назначат ему палок или нет.
В этот момент наместник повернулся к сторожу и, сделав недвусмысленный жест, приказал:
— Во имя Аллаха, быстро отвечай!
Ночной страж подданных падишаха принял подобострастную позу, как если бы перед ним стоял повелитель всех правоверных.
— Эфенди, спрашивай меня!
— Ты дежурил в эту ночь?
— Да.
— Как долго?
— С вечера до утра.
— Чужаки появлялись в деревне?
— Нет.
— Кто-нибудь посторонний проезжал через деревню?
— Нет.
Перед тем как ответить на этот вопрос, он быстро взглянул на киаджу, лицо которого я не успел в тот момент разглядеть, но у меня хватило ума не придавать этим ответам большого значения. Поэтому я самым строгим тоном заявил:
— Ты лжешь!
— Господин, я говорю сущую правду!
В этот момент я неожиданно повернулся и посмотрел на киаджу, который как раз подносил палец к губам. Значит, сначала он давал ему знак быстрее отвечать, теперь же приказывал молчать. Дело заваривалось.
Я спросил его:
— Ты не разговаривал ни с какими чужеземцами?
— Нет.
— Ладно. Киаджа, где твое жилище?
— Дом вон там, наверху, — указал тот.
— Вы с бакджи сейчас проводите меня туда, но только вы двое, мне нужно с вами поговорить.
Не оглядываясь на них, я пошел к указанному дому и вошел внутрь. Дом был построен обычным для Волгами способом и состоял из одного лишь помещения, разделенного на множество комнатушек с помощью плетенных из ивы перегородок. В прихожей я обнаружил стул, на который и уселся.
Оба чиновника безмолвно следовали за мной. Через отверстие в стене, которое отдаленно напоминало окно, заметил, что жители местечка опять собираются, словно на представление. Но на этот раз они держались на почтительном расстоянии от дома.
Бакджи и киаджа чувствовали себя явно не в своей тарелке. Они явно испытывали страх, и я не преминул этим воспользоваться.
— Бакджи, ты по-прежнему стоишь на своем?
— Да, — отвечал он.
— Даже если ты мне соврал?
— Я не врал!
— Нет, ты соврал по знаку своего начальника. Тот попытался возмутиться:
— Эфенди!
— Что — эфенди? Ты хочешь возразить?
— Я не говорил ему ни слова!
— Слов не говорил, а знак подал!
— Нет же!
— Я вам еще раз говорю — вы лжете оба. Знаешь пословицу о человеке, который утонул, потому что лег спать в колодце?
— Да, знаю.
— Вот с тобой случится то же. Вы вляпались в историю, которая, как вода в колодце, захлестнет вас и утопит. Я не желаю вам беды, хочу только предупредить. Потому-то и говорю с вами здесь, чтобы ваши подданные и друзья не узнали, что вы способны говорить неправду. Вот видите — я с вами очень мягок и приветлив. И прошу только одного — скажите правду!
