Всякий корреспондент знает: резко отрывать операторов от их излюбленных занятий не стоит – рассерженный оператор наснимает такого говна, что ни на одном монтаже не расхлебаешь. Следовало обождать.
– Есть ли жизнь в Интернете? – задал Кулаков риторический вопрос и в ответ услышал:
– А не пошел бы ты, Славыч!
Отчество у Кулакова было Святославович, что в сочетании с именем Владимир оказалось не по зубам ни одному сотруднику телестудии, поэтому до сорока двух лет он все был Володя, иногда Славыч; порой Кулакову казалось, что начальство не решается втащить его хотя бы на первую ступеньку карьерной лестницы из-за непроизносимых имени-отчества; впрочем, Ольга Митрофановна – не намного лучше…
– Жизнь в преисподней кипит, – констатировал Кулаков, усаживаясь в пустое кресло с ножками и подлокотниками в виде львиных лап. (Кто-то записывал на подлокотниках чернильные номера телефонов, кто-то складывал цифры, кто-то малевал рожицы – но, видать, давненько это было, до эпохи компьютеров и мобильной связи.)
Настенный телевизор бормотал шершавым провинциальным говорком старшего Малахова:
– Я не люблю, когда мужчину подвигают на вегетарианство. Мужчина – всегда охотник, всегда победитель, это всегда мышцы. А поэтому животный белок: говядина, кролик, индейка, рыба, особенно морская, жирная. Но, конечно, в правильном количестве.
Пощелкивая пультом, Кулаков наткнулся на выпуск новостей с сюжетом о натовских бомбежках Ливии: диктор без особого успеха старался проскользнуть между Сциллой и Харибдой, желая угодить и Западу, и Востоку. Кулаков нажал на кнопку – ведущий поперхнулся на имени: Кад… «Дафи» осталось по ту сторону погасшего экрана.
– Ты смотри, что творится! – закинул удочку Кулаков (вторым увлечением Брагинца была политика). – Неужто третья мировая начинается, а, Юр?! Дожили! Этак Америка скоро и до нас доберется…
Брагинец отложил черную «Розу мира», спустил ноги с дивана, сунул очки в карман и, перемежая слова тяжкими вздохами, заговорил:
– А чего ж ты хочешь, Володя? Конец света майя возвестили в 2012 году? Возвестили. А сменщики индейцев по материку приводят тот план в действие. Им деваться некуда, у них мозги так заточены: может, и хотели бы повернуть вспять – да не могут, управляют ими…
– Кто управляет? Масоны? Мировая закулиса? Опять еврейский заговор?! – проворчал тролль Недошитко. – Надоело слушать… Заговор банкиров? Так им тоже жить охота! На фига им конец света устраивать, мужики, охренели вы совсем, что ли?!
– Ни то и ни другое… Ты вот не дослушаешь, Николай, и сразу в бутылку лезешь. Я прочитал у Даниила Андреева, – постучал по обложке Брагинец, – это сын Леонида; в школе, небось, изучал «Рассказ о семи повешенных»? Дескать, под каждой державой живет существо такое жуткое – уицраор, навроде дракона или кракена, величиной эдак с материк. – Брагинец, читая очередную книгу, полностью подпадал под ее влияние; в эту неделю он был адептом «Розы мира». Недошитко присвистнул. – Да, да, Коля, – продолжал старый оператор, – это как бы не в нашем измерении происходит, а…
– Да понял я, другой уровень, – кивнул Недошитко, знавший толк в компьютерных играх.
– Ну да. Вот глядите, чего Даниил Андреев тут пишет, – Брагинец вернул очки на нос и прочел: – «…На почве Второй мировой войны с головокружительной быстротой вырос до умопомрачительных размеров уицраор Америки. Казалось, гряда небоскребов отделена теперь от Европы не океаном, а лужей воды. Этот уицраор сумел объединиться со своими дальними родственниками в Западной Европе и расположиться так, что его щупальца шарили чуть ли не у всех границ Советского Союза». Во-от… А теперь те щупальца и до Кремля дотянулись…
– Да уж давно ихний уицраорище нашего на лопатки положил, – вмешался Кулаков, – еще в девяностых. Наш уицраор сейчас агонизирует.
– Нет, Володя, уицраор наш, конечно, измельчал, ужался, потерял много голов в битве, но живехонек. Жив, жив, курилка! Он сил поднабрался за двадцать-то лет от земли-матушки, магмой насытился и теперь к последнему броску изготовился. Американец, само собой, силен сейчас как никогда, арабских уицраорчиков за загривки таскает, мордой в дерьмо тыкает, всех хочет под себя подмять. Подмял уж Восточную-то Европу, да и Западную; дальних-то родственников, седьмую воду-то на киселе, вот-вот скушает – чтобы самому воцариться. Отсюда и глобализация. Уицраор тот и затачивает мозги своих америкашек: Пентагона, сената, да и простых людишек, – на войну. Ему-то конец света только в радость. Вот мы тут сидим, лясы точим, а где-то там, на нижнем уровне, в страшной огненной пучине буча идет: гоняется уицраор-американец за аравийцем, а тот – от него. «Крагр» та пучина называется. А наверху страны воюют. Уицраор американский больно страшон, весь в броне – не подходи! Ну, и у америкосов, соответственно, техническое вооружение первоклассное. Уицраор тот готовится с китайским драконом сразиться. Но в последней битве все ж таки вступят в единоборство наш и американец.
– Жаль, мы этого не увидим, – сунув окурок в плевательницу зубоврачебного кресла, проворчал Недошитко. – Ну и херню ты порешь, Брагинец, даром что седой весь как лунь. Уицраор… Там все гораздо проще: битва за нефть идет. И не уицраоров, а людей. Ты еще скажи, что Барак Обама – антихрист! Уверяют же, что антихрист захватит мировое господство, победив на войне трех царей: египетского, ливийского и эфиопского… И вот, пожалуйста! И родился Барак, говорят, не в Америке, а в Кении и, как и положено, из колена Данова. Все сходится! Чего ж вам еще?
– А и впрямь! – воскликнул Брагинец. – Не много ли совпадений?!
– Да ты серьезно, что ли, Юр? – слетел с кресла Николай. – Я же шучу. Утрирую, так сказать! Извини, конечно, но у тебя, по-моему, маразм начинается. Брось ты эту книгу, она тебя с ума сводит. Давай сюда, в помойный бак отнесу.
– Я те отнесу! Ты вон лучше свой ноутбук в мусорку кинь!
– Или знаешь что: давай я тебе игру одну покажу – тоже с драконами, за уши не оттянешь…
Только Кулаков собрался вмешаться в перепалку операторов, мол, хорош, Брагинец, языком молоть, пора камеру брать да идти работать, как в операторскую влетела секретарша председателя Ритка Надрага, поблескивая карими глазами, потряхивая полосатыми, как у зебры, волосами, – дескать, Кулаков, тебя ждут в бухгалтерии (мобильной связи в глухом подвале не имелось, поэтому секретарше пришлось самой спуститься вниз). Одно время Ритка положила на Кулакова глаз, он дал тогда ей от ворот поворот. Теперь Ритка нацелилась на такой кусок, который осилить никак, ни при каких условиях не смогла бы. Но Надрага так не считала. За полгода она сделала головокружительную карьеру, превратившись из простой секретарши в серого кардинала нового Председателя; следующий шаг был – перепрыгнуть в законные королевы. На застывшую без движения пешку-Кулакова она теперь поглядывала сверху вниз.
Блезнюк, спущенный на телестудию из губернии, – поговаривали, что он любовник тамошней председательши Тамановской, – был человек-невидимка: за полгода Кулакову удалось его увидеть только раз. Председатель приходил и уходил украдкой, укрывшись за квадратными черными очками, он даже обедать в столовую не спускался – Ритка носила еду на подносе в кабинет. В первые дни воцарения нового Председателя заведующая студийной столовой статная Лидия Сергеевна по секрету рассказывала, что сегодня Сам заказал суп-харчо, котлету по-киевски, на гарнир – отварную лапшу и салатик из свеклы, а также четыре кусочка хлеба, чай и пирожок с кизиловой начинкой. Но скоро никакого секрета в том, чем Председатель набивает брюхо, не стало: обед изо дня в день состоял из одних и тех же блюд. Даже начинка пирожка не менялась. Тут можно было сделать несколько выводов: то ли Блезнюк консерватор до мозга костей (точнее, до дна кишок), то ли космополит, учитывая грузинское харчо и киевскую котлету, то ли коммунист, мечтающий вернуть бывшие республики в лоно империи, – если исходить из того же набора, – а может, наоборот, пособник Запада, если вспомнить, в какую сторону Грузия и Украина навострили лыжи.
В тот единственный раз, когда Кулаков оказался на приеме у Председателя, Блезнюк стоял у окна и во время краткого разговора нетерпеливо вычерчивал пальцем какие-то загогулины на запотевшем стекле – а за окном в зимнем сумеречном свете, придавленные снежными шапками, поникли молодые, с короткими рогатыми стволами пальмы трахикарпусы, воткнув зубчатые зеленые веера в неожиданные для юга сугробы.
– Дмитрий Борисович, – пошел ва-банк Кулаков, которого в кабинет пустила тогда еще благоволившая к нему Ритка. – Один мой фильм, когда мне давали съемки, получил награду в Ханты-Мансийске, другой – призер «Лазурной звезды», мои сюжеты на летучках считались лучшими, а почему-то получаю я меньше всех. Кто мне срезал зарплату и почему – я не знаю. А мне ведь еще алименты надо платить, как прикажете существовать на десять тысяч?
