Да, днем я не сплю. А ночью сплю. Потому что мы, в отличие от мерзопакоснейших котов, существа дневные, как и Старшие. И по ночам снятся мне сны…
Так вот, в моем последнем земном сне мне снилось, что я со всех лап стремительно несусь по цветущему лугу, и ослепительной красоты цветы – мокрые и остро пахнущие – хлещут меня по морде. А я радостно, взахлеб на них лаю и гоняюсь за огромными бабочками…
Разбудил меня метко пущенный Старшим тапочек. Он, хотя и незрячий (а я еще вот что про него знаю, совсем уж ужасное! ОН И ЗАПАХИ НЕ РАЗЛЕЧАЕТ! Совсем. Вот кошмар-то! Бе-е-е-дненький мой…), да слух у него превосходный. Это называется компенсаторный процесс. И вот он, Старший мой, швыряется тапком на слух очень метко! Особенно когда я, лежа на спинке, начинаю во сне подрагивать лапками, подскуливать, подлаивать и даже подвывать… А что, вы, когда спите, за себя отвечаете? Я хоть не храплю, как некоторые. Воздух, бывает, да, испорчу. Но ведь не со зла? И вообще, я ведь собака. Мне можно.
Что, говорите, я не совсем собака? Не совсем, то есть совсем не собака, был мой папочка, голован Щек. А мамочка у меня вполне заурядная земная сука, canis vulgaris. Дворняга, короче говоря. Безымянная. Уж где её посол с Пандоры подцепил, на какой помойке, осталось загадкой… Да только привел он её в своё консульство, когда она была уж на сносях. Вот мы, шестеро братиков и сестричек, там в уголке кухни и народились…
Умом я пошла в папу, как видно…Двенадцать в квадрате? Извольте. Сто сорок четыре. Один кабельтов равен ста восьмидесяти двум с половиной метров. Пуд свинца весит столько же, сколько пуд пуха. Волга впадает в Аральское море.
А вот внешность у меня от мамы… Смотрю на себя в зеркало: дура дурой. Одно ухо стоит, другое висит. То есть, от собственной красы без чувств я не падаю. Уродина я, да что там говорить-то… Одно слово, метис. И то, что мой Старший меня в Школе выбрал, я полагаю, можно объяснить только его незрячестью… У нас ведь там какие красавицы были! И ретривер была, и лабрадор серебристая. А он отчего-то взял меня, уродицу беспородную… Ему видней, он Старший. Ой, то есть, не видней, а… ну, вы меня поняли? Он мой Старший, и этим все сказано.
У-оа-уоа! Потянулись-потянулись на передних лапках… А теперь, тоже на задних… Вот, вытянули их… Потянитесь, потянитесь, и скорей, скорей проснитесь…
Проснулась. А миска-то, никак пуская? Неужели кто-то ночью сожрал моего «Дружка»? Вот сволочи! Оставь только корм на секундочку без присмотра… Или это я с вечера до подлиза всё подъела? Сомневаюсь, что-то… Если бы корм съела я, то наверное, бы это помнила? Или нет? М-да. Похудеешь здесь с вами. Черта с два.
Что тебе от меня нужно, Старший? Тапочки? Изволь, получи… Хотя, по твоему поведению, брошенный в меня же твой тапочек я могла бы и не найти! Сам бросил, сам и ищи… Да доброта моя безмерная так справедливо с тобой поступить не позволяет. На, обувайся…
За водой? Не пойду. Применение в комнате общежития электронагревателей запрещено Инструкцией по Противопожарной Безопасности! Вот она, видишь, на стене висит: «яицкуртснИ». Ой, прости, я забыла. Ну, дура, согласна. Ты ведь только спецшрифт читаешь… Значит, тогда тебе можно. Сейчас принесу.
Беру в зубы чайник, встаю на задние лапы, нажимаю ручку двери, толкаю её от себя… В длиннейшем, уходящем вдаль темном коридоре, в дальнем конце которого светится одинокое окошко, полно спешащего по делам утреннего Старшего народа… Эй, малый Старший, ты что? Ну, вообще, на велосипеде по коридору раскатывать. Чуть меня не сшиб. Если бы у меня рот не был занят, обязательно бы его облаяла!
На кухне чужие Старшие теснятся у микроволновых плит, стучат ножами у псевдомраморных разделочных столиков. Я деликатно, стараясь никого не задеть, протискиваюсь мимо женских ног, прикрытых коротенькими псевдошелковыми халатиками, к раковине. Так, встаем на задние лапы, чайник в мойку, правой лапой клапан налево и вверх! Брызги сильно во все стороны летят? Ну, уж извините. Я ведь просто животное, к тому же я блондинка, мне дурой быть простительно. Спасибочки, что помогли мне воду выключить. Сердечно вам благодарна… р-р-р-р…
Пока я ходила за водой, мой Старший уже достал из холодильника «егйанС» непочатую банку с моим любимым мясным желе. Ум-м-м, обожаю… И ничего я не толстая. Да, я девушка в теле. И не более того, жир меня не давит. Пока, во всяком случае. Ну и что, что у меня ни одного ребра не прощупаешь? Они вам очень нужны, мои ребра?
Мня-мня-мня… Облизываюсь довольно. Миленький Старший, а там ничего больше нет, а? Совсем-совсем нет? А если поискать? У-и-у-и-и-и… Ну вот, а говорил, что нет! Мерси боку.
А кусочка бутербродика ты мне не дашь? Можно одной колбаски, даже без хлеба. И ничего я не прорва. У тебя пенсия скоро, пойдем с тобой в распределитель, закупимся…
Чего? На улицу? Дас ис фантастиш! Мне давно пора…э-э-э… ну, ты меня понял?
Так, попонку с Красным Крестом одели, белую палочку мой Старший взял, э? А ты, товарищ пилот, куда это, собственно, так с утра наряжаешься? Зачем тебе парадный космофлотовский мундир? А! Понимаю! Это мы, наверное, опять в школу к пионерам пойдем! Обожаю школу! Там меня обязательно вкусненьким покормят… Правда, и за уши потаскают, увы… Но что делать! Такова жизнь.
Ну, пошли? Ступенька. Ступенька. Поворот налево. Крыльцо. Ступенька, ступенька, ступенька… Во дворе лужа, обходим её слева.
Выходим на улицу. Переход. Стоим. Да мне на тебя насрать. Дергай, не дергай поводок. Да, я знаю, что машин нет. Однако… Села и буду сидеть. Пока зеленый не загорится. А, вот теперь можно, пошли. Переход закончен.
Впереди собачья площадка. Можно мне… это… я на секундочку… Ух, хорошо! Всю ночь терпела. Кобелям в этом вопросе проще- задирай себе лапу у каждого столба! У нас, девочек, это совсем по другому… А тебе, лохматый, чего надо? Пошел ты нахер. Тоже мне, нашелся… Неандерталец. Да еще какой-то кудрявый пудель, ты, каракульча ходячая, для меня просто смешон. И вообще. Моё сердце отдано другому.
Так, Старший, я готова… Э, ты куда? Школа там! Мы что, не в школу? А куда?!
Ну, хорошо. Вот тебе остановка электробуса. Какой номер? «Гав, гав-гав!» Не тот? Ждем следующего… «Гав, Гав!» Этот подходит? Садимся? Куда прешь, чужой Старший, не видишь, здесь идет собака-поводырь! Р-ры! Нам с передней двери полагается! Ага. Расступаемся, товарищи, проход освобождаем! Место, пожалуйста, чужая Старшая, уступи заслуженному человеку, будь так добра, а то я тебя очень больно укушу. Спасибо за понимание.
Вы только не подумайте, что я такая злобная скотина. Да я вообще никогда не кусаюсь… Ну, очень редко, во всяком случае. Да и то, ведь не загрызаю же? Ну, если разок сзади, изподтишка, кого укушу, да тут же сразу и отскочу, делов-то… Крику больше.
Просто я ненавижу чужих Старших, которые девочки. У нас дома однажды появилась такая: они с моим Старшим списались по электронной голосовой почте. А когда она пришла и увидела его лицо… Лучше бы она не приходила. Потому что мой Старший, услышав её: «Ну, сам посуди? Зачем мне слепой урод?» только молча от неё отвернулся… а я тихохонько выскользнула за чужой Старшей, догнала её на лестнице… Что? Да стану я всякое говно кусать! Просто столкнула её под коленки со ступеньки, так она кубарем вниз и полетела…Жалко, что она шею себе не свернула, бл-л-лондинка…
Да зачем моему Старшему ещё кто-то нужен? Ведь у него есть я, правда? Я ему и газету принесу, и перчатки подам, и зонтик… Я же хорошая, правда ведь?
Меж тем электробус все едет и едет… Уж и окраина скоро! Это куда же мы собрались? Гулять будем за городом? Хорошее дело. Я в лесу люблю гулять… Белок там облаивать, например…А сколько там запахов новых, вы себе не представляете! Однако, что, мы выходим? А-апчхи. Ну, уж мы и зае-е-ехали…
Стоим у решетчатых ворот с красной звездой на них. За воротами – видно бесконечное серое бетонное поле, от которого остро пахнет горелой резиной, керосином, металлом… Это что, аэродром? Мы здесь зачем?
А! Я все поняла! Мы сегодня перед курсантами выступать будем! Интересно, а курсанты сладкое любят? Да точно, любят… Сладкое все любят.
Пройдя через проходную с вертушкой на входе, под которую я еле пролезла (нет! надо срочно худеть! надо!) мой Старший уверенно направился в сторону двухэтажного здания с надписью «батШ» перед входом.
Внимание. Ступенька, ступенька. Дверь. Лестница: ступенька, ступенька, ступенька, ступенька… Поворот налево.
Комната. В ней за столом, на котором стоит экран, наверное, телевизора, чужой Старший в синей форме, такой же, как у моего.
Мой Старший указывает мне «Место» в уголке, я там смирно, как путевая, сажусь. А он одергивает китель, оставляет свою белую трость у стола и уверенным шагом входит сквозь двойные двери, оббитые черной псевдокожей, в кабинет. Дверь закрывается.
Я тихохонько сижу, и делаю вид, что меня абсолютно не интересует разговор оставшегося в прихожей чужого Старшего с другим чужим Старшим, зашедшим буквально через минуту:
