Признаться, я мало верил в то, что мне придется встретиться с Синдереллой снова.
Глава 2
Обращение за помощью
На следующий день ровно в 9.05 утра я вошел в нашу общую столовую, намереваясь позавтракать. Мой друг Пуаро, будучи, как всегда, пунктуальным, только что начал очищать скорлупу со второго яйца.
Увидев меня, он просиял.
— Вы хорошо спали? Вы пришли в себя после столь ужасной переправы? Удивительно, что вы появились почти вовремя к столу в это утро. Извините меня, но ваш галстук сбился. Разрешите мне его поправить.
Я уже описывал Эркюля Пуаро в других записках. Необыкновенный человек! Рост 5 футов 4 дюйма, голова яйцевидной формы слегка наклонена набок, глаза, загорающиеся зеленым огнем в минуты волнения или гнева, жесткие военные усы и колоссальное чувство собственного достоинства! Пуаро очень аккуратен и всегда щегольски одет. У него врожденная страсть к порядку любого рода. Если он увидит у кого-нибудь криво приколотое украшение, пылинку или беспорядок в одежде, то будет мучиться до тех пор, пока не исправит. «Порядок» и «логика» — его боги. Он питает нескрываемое презрение к таким вещественным доказательствам; как следы ног или папиросный пепел, и утверждает, что в отрыве от других улик они никогда не помогут детективу разоблачить преступника. Распутав сложное дело, Пуаро может радоваться, как ребенок, при этом любит постучать пальцем по своей яйцевидной голове и поучительно произнести: «Настоящая работа происходит там. Решают все маленькие серые клеточки, запомните это, мой друг!»
Я занял свое место за столом и в ответ на приветствие Пуаро вскользь заметил, что часовая поездка по морю от Кале до Дувра вряд ли может быть квалифицирована как «ужасная».
Пуаро замахал чайной ложкой, выразительно опровергая мое замечание.
— Несомненно! Если в течение часа человек испытывает самые ужасные ощущения и эмоции, это значит, что он прожил много часов! Весьма образно сказал один из ваших английских поэтов, что время исчисляется не часами, а ударами сердца.
— Мне кажется, что Браунинг имел в виду все-таки нечто более романтическое, чем морская болезнь.
— Это потому, что он был англичанином. О, вы — англичане! У нас все иначе.
Неожиданно он замер и драматическим жестом указал на тостер.
— Вот, например, ну уж это слишком! — воскликнул он.
— Что случилось?
— Этот ломтик. Вы заметили его или нет? — Он выхватил удививший его кусочек хлеба из тостера и протянул мне для обозрения.
— Разве он квадратный? Нет. Треугольный? Снова нет. Может быть, круглый? Нет. Имеет ли он хоть какую-нибудь форму, приятную для глаз? Где здесь симметрия? Отсутствует.
— Этот ломтик отрезан от круглой булки, Пуаро, — пояснил я спокойно.
Пуаро бросил на меня презрительный взгляд.
— Как сообразителен мой друг Гастингс! — произнес он саркастически. — Понимаете вы или нет, что я запрещаю подавать такой хлеб. Это бесформенная булка, кое-как слепленная, которую ни один пекарь не должен иметь права выпекать!
Я попытался переменить тему разговора, указав на принесенную им почту.
— Пришло ли что-нибудь интересное?
Пуаро неудовлетворенно покачал головой.
— Я еще не просматривал письма, но ничего интересного в наши дни не поступает. Великих преступников, у которых были свои методы, более не существует. Дела, которыми я занимался последнее время, сверхбанальны. Честное слово, я дошел до того, что разыскиваю потерявшихся домашних собачек для великосветских дам! Последним преступлением, которое представляло хоть какой-то интерес, было то маленькое запутанное дело с бриллиантом Ярдли. А было оно сколько месяцев назад, мой друг?
Он горестно покачал головой.
— Не унывайте, Пуаро, счастье вам улыбнется. Распечатывайте ваши письма. Кто знает, может быть, на горизонте маячит великое дело.
Пуаро улыбнулся и, взяв аккуратный ножичек для вскрытия конвертов, разрезал несколько из них, лежавших возле него на столе.
— Счет. Еще один счет. Это значит, что я становлюсь транжиром в мои преклонные годы. А это записка от Джэппа.
— Да? — Я навострил уши. Инспектор Скотланд-Ярда Джэпп неоднократно подключал нас к интересным делам.
— Он всего-навсего благодарит меня за небольшой совет по делу Абериствита, направивший его на верный путь. Я рад был ему помочь.
— А в каких выражениях он вас благодарит? — полюбопытствовал я, хорошо зная Джэппа.
— Он любезно пишет, что я еще парень что надо для своего возраста и что он был рад возможности подключить меня к этому делу.
Это было так типично для Джеппа, что я не удержался и улыбнулся. Пуаро продолжал спокойно читать корреспонденцию.
— Предложение прочитать лекцию нашим местным бойскаутам. Графиня Форфанок будет благодарна, если я посещу ее. Без сомнения, пропала еще одна комнатная собачка! И теперь последнее письмо… Ах!
Я насторожился, услышав это восклицание. Пуаро внимательно читал. Через минуту он швырнул листок мне.
— Это выходит за рамки обычного, мой друг. Прочтите сами.
Письмо было написано на бумаге иностранного образца, твердым, характерным почерком:
Вилла «Женевьева». Мерлинвиль-сю-Мер, Франция
Уважаемый сэр!
Я нуждаюсь в услугах детектива, но по причинам, которые сообщу позднее, не хочу обращаться официально в полицию. Я слышал о Вас от разных людей, и все говорили, что Вы не только безусловно талантливый человек, но и умеете хранить секреты. Я не хочу доверять подробности дела почте, но из-за тайны, которую знаю, моя жизнь каждый день подвергается смертельной опасности. Убежден, что опасность серьезна, и поэтому умоляю не терять времени и переправиться во Францию. Я пошлю автомобиль в Кале, как только Вы протелеграфируете о прибытии. Буду крайне обязан, если Вы откажетесь от всех дел, которые сейчас ведете, и аосвятите себя полностью моим интересам. Готов заплатить любую необходимую сумму за Ваши услуги. Я буду в них нуждаться в течение значительного отрезка времени, поскольку, быть может, Вам придется поехать в Сантьяго, где я жил несколько лет. Повторяю, я готов заплатить любую сумму, которую Вы назовете.
Заверяю Вас еще раз, что вопрос не терпит отлагательства.
Уважающий Вас
П. Т. Рено
Ниже подписи была поспешно нацарапана почти неразборчивая фраза: «Бога ради, приезжайте!»
Я вернул письмо Пуаро, сердце мое забились сильнее.
— Наконец-то! — воскликнул я. — Здесь есть что-то явно необыкновенное.
— Да, в самом деле, — произнес Пуаро монотонно.
— Вы, конечно, поедете, — продолжал я.
Пуаро кивнул, глубоко задумавшись. Наконец, он очнулся и взглянул на часы. Его лицо было очень серьезным.
— Заметьте, мой друг, мы не можем терять времени. Континентальный экспресс отходит от станции Виктория в 11 часов. Но не волнуйтесь. Мы еще можем уделить десять минут на совещание. Вы поедете со мной, не правда ли?
— Хотел бы…
— Вы же сами говорили, что не потребуетесь шефу еще несколько недель.
— О, в этом полный порядок. Меня расхолаживают намеки мистера Рено, что это личное дело.
— Не торопитесь с выводами. Кстати, его имя мне кажется знакомым.
— Есть известный южноамериканский миллионер. Его фамилия Рено, хотя, я думаю, что он англичанин. Я не знаю только, одно ли это лицо.
— Не исключено, что это именно он, если учесть упоминание Сантьяго. Сантьяго находится в Чили, а Чили — в Южной Америке. Ах, мы продвигаемся вперед отлично.
— Бог мой, Пуаро, — сказал я с возрастающим волнением, — здесь пахнет большими деньгами. Если нам повезет, мы сделаем себе состояние!
— Не стоит быть таким оптимистом, мой друг. Богатый человек не так легко расстается со своими деньгами. Я видел однажды, как известный миллионер выгнал из трамвая всех пассажиров, чтобы найти оброненные им полпенса.
Я кивнул в знак согласия.
— Во всяком случае, — продолжал Пуаро, — здесь меня привлекают не деньги. Приятно иметь карт-бланш для ведения расследования, ну и неплохо быть уверенными, что мы не теряем времени даром. Но меня заинтересовало нечто странное в этом деле. Вы заметили постскриптум? Какое он произвел на вас впечатление?
Подумав, я ответил:
— Ясно, что он писал, пытаясь сдерживаться, но под конец не выдержал и под влиянием чувств нацарапал эти четыре отчаянных слова.
Пуаро отрицательно покачал головой.
— Вы ошибаетесь. Разве вы не видите, что в то время как подпись сделана черными чернилами, постскриптум — совсем бледными?
— Ну и что? — спросил я с удивлением.
— Боже, друг мой, пошевелите немножко мозгами! Разве не очевидно? Мистер Рено написал письмо, не промокая его, и тщательно перечитал содержание. Затем не под влиянием мгновенного чувства, а намеренно добавил эти последние слова и промокнул их.
— Но зачем он их написал?
— Черт возьми! Да затем, чтобы это произвело на меня такое же впечатление, какое произвело на вас.
