более, ее не смутил изумленный взгляд старика, прикованный к изящной шее и открытому декольте. После пары батманов и одного глубокого деми-плийе, гостья присела на краешек кровати. Филипп Николаевич вдохнул пьянящий до головокружения аромат фантастических цветов, которых наверняка не бывает на земле. Если только в раю…
– Не хочешь мне пожаловаться?
– На что? – удивился одурманенный восторгом старик.
– Ну не знаю. Обычно все жалуются. На жизнь, на соседей, на родителей. Почему-то чаще жалуются на неблагодарных детей.
– Нет, жаловаться не хочется. Я благодарен. Жене, детям. Мне было кого любить.
– А попросить чего-нибудь желаешь?
– Да.
Гостья ухмыльнулась. Поднялась снова, прошлась по комнате из угла в угол. Взглянула задумчиво в окошко. Там бушевал ливень. Шум его пробивался сквозь рамы и стекла. Весь дом слегка вибрировал в унисон с потоками воды. На ее лице мелькнула скука. Она ожидала от старика необычного, оригинального, непривычного. А он, как и все, будет просить еще немного пожить, подышать. Как скучно…
– Слушаю тебя. Говори, – произнесла она строго, выдавая голосом раздражение.
Старик странно смотрел на нее. И молчал. Не решался произнести вслух, произвести на свет, озвучить то, о чем думал много лет. Жаждал, мечтал.
Гостья смотрела в глаза больного старика. В нем проснулась новая сила, решительная, дерзкая. Она почувствовала к нему новый интерес.
– Я хочу быть с тобой. Здесь. Сейчас. Но не больным и немощным. А молодым. Как раньше… Как в шестьдесят первом году…
Она опустила взгляд. Да. Она вспомнила его. В шестьдесят первом. Да-да… Конечно это он! Как она могла сомневаться?! Забытый Богом поселок. Молодого парня сняли с поезда с приступом аппендицита. Молоденький хирург что-то напортачил. Она пришла и увидела распластанного на операционном столе мужчину. Такого с ней не бывало раньше. Она погладила его по голове, провела рукой по груди, растерзанному животу. И поцеловала в губы. Земное, человеческое желание обнять, прижаться, быть с ним всегда охватило ее. Она испугалась и исчезла, не позволив страсти разгуляться по сосудам, дойти до сердца. Ей этого нельзя.
– Это ты?! – прошептала она и прикоснулась рукой к его лбу. В мгновение ока старик просиял молодостью, волосы его почернели, руки окрепли, тело налилось силой. Филипп Николаевич растерянно глянул на свои руки, на гостью, разум его помутился. – Не бойся. У тебя есть шанс. Всего несколько минут… – сказала красавица и приблизилась настолько, что он чувствовал на губах ее дыхание. Прохладное. Нежное. Прерывистое.
– Да, – охваченный безумством, выдохнул Филипп Николаевич. Жадно впившись в ее полураскрытый рот, он целовал ее страстно и неистово. Руками стиснул неземное создание, чувственно, жадно обнял изящное тело, ощущая прохладную нежную кожу. Мужская страсть затмила в нем страх и сомнения, восхищение и мечтательность. Затуманенное сознание превратилось в неукротимое чудище, пожирающее давно выслеженную жертву. Она была той самой, которой не бывает. Лишь в потаенных фантазиях и счастливых снах. Сошедшей с небес, только для него созданной, той единственной, после которой ничего не нужно, без которой остается только перестать существовать.
Они лежали обнявшись. Наполненные любовью. Он гладил ее плечо, глядя в окно. Она прижимала голову к его груди и считала удары сердца.
– Что теперь? – спросил он хриплым молодым голосом.
– Не знаю, – задумчиво ответила она.
– Я хочу быть с тобой, – уверенно заявил он.
– Нельзя. Я только провожаю. Сопровождаю. Смягчаю стресс. А дальше уже не я.
– А кто?
– Не знаю…
– А если я тебя не отпущу? – по-мальчишески дерзко крикнул он, резким движением захватив ее голову и приблизив ее глаза к своим.
– Не отпускай, – срывающимся шепотом ответила она. Слезы покатились из ее небесно-синих глаз.
Он прижал ее голову к себе. Нежно провел пальцами по обнаженной спине. Только яростный стук молота в груди выдавал желание выть от боли, рвать себя на куски, чтобы хоть что-то изменить.
– Я люблю тебя, – шептал он, зарывшись лицом в ее густые, пышные, черные, как безлунная ночь, волосы.
– Я не могу. Нельзя. Только несколько минут, – глотая слезы, бормотала она.
Ливень за окнами превратился во вселенский потоп. Яркая электрическая вспышка на мгновение осветила небо, яростный гул сотряс мир, как будто ангелы покатили тяжелый гигантский шар там где-то наверху. Филипп Николаевич вздрогнул и очнулся. Руки по-прежнему лежали плетьми вдоль туловища, седая голова возлежала на подушках. Сердце стиснули невидимые железные тиски. Воздуха! Дико не хватало воздуха… Изо всех сил открывая рот, он пытался заглотить его, но тщетно. Тело совсем перестало слушаться. Через несколько минут Филипп Николаевич умер.
