Молодой сириец. Не желаешь ли присесть, царевна?
Паж Иродиады. Зачем ты говоришь с нею? Зачем на нее смотришь? О, случится нечто ужасное!
Саломея. Как хорошо смотреть на луну! Она похожа на маленькую монету. Кажется, будто она маленький серебряный цветок. Луна холодна и целомудренна. Я уверена, она девственница, у нее красота девственницы… Да, она непорочна. Она остается неоскверненной. Она никогда не отдавалась мужчинам, как другие богини.
Голос Иоканаана. Он пришел, Господь. Он пришел, Сын Человеческий. Кентавры спрятались в реках, а сирены покинули реки и притаились средь листьев в чаще лесов.
Саломея. Кто прокричал эти слова?
Второй солдат. Пророк, царевна.
Саломея. А, это пророк! Тот самый, которого так боится тетрарх?
Второй солдат. Об этом мы ничего не знаем, царевна. Ты слышала голос пророка Иоканаана.
Молодой сириец. Не угодно ли тебе, чтобы я велел принести твой паланкин, царевна? Ночью так хорошо в саду.
Саломея. Он говорит чудовищные вещи о моей матери, ведь правда?
Второй солдат. Мы никогда не понимаем того, что он говорит, царевна.
Саломея. Да, он говорит о ней ужасные вещи.
Входит раб.
Раб. Царевна, тетрарх просит тебя вернуться на пир.
Саломея. Я не вернусь туда.
Молодой сириец. Прости, царевна, но, если ты не вернешься, может случиться несчастье.
Саломея. Он старик, этот пророк?
Молодой сириец. Царевна, лучше бы тебе вернуться. Позволь мне проводить тебя.
Саломея. Этот пророк… он старик?
Первый солдат. Нет, царевна, он довольно молод.
Второй солдат. Трудно сказать. Некоторые говорят, что это Илия[11].
Саломея. Кто такой Илия?
Второй солдат. Древнейший пророк этой страны, царевна.
Раб. Какой ответ мне передать тетрарху от царевны?
Голос Иоканаана. Не ликуй, земля Палестины, что преломился прут в руке того, кто бичевал тебя. Ибо из отродья змиева явится василиск[12], и то, что от него родится, станет пожирать всех птиц на земле.
Саломея. Какой странный голос! Мне хотелось бы поговорить с пророком.
Первый солдат. Боюсь, это невозможно, царевна. Тетрарх не хочет, чтобы хоть кто-нибудь с ним разговаривал. Он даже первосвященнику[13] запретил говорить с ним.
Саломея. Я хочу говорить с ним.
Первый солдат. Это невозможно, царевна.
Саломея. Я буду говорить с ним.
Молодой сириец. Не лучше ли возвратиться на пир, царевна?
Саломея. Приведите сюда этого пророка.
Раб удаляется.
Первый солдат. Мы не смеем, царевна.
Саломея (подходит к краю колодца и вглядывается в его глубь). Как там темно внизу! До чего же, должно быть, ужасно сидеть в этой черной яме! Она как могила… (Обращаясь к солдатам.) Вы что, не слышали меня? Выведите его оттуда. Я хочу его видеть.
Второй солдат. Царевна, прошу тебя, не требуй от нас этого.
Саломея. Вы заставляете меня ждать.
Первый солдат. Царевна, жизнь каждого из нас полностью принадлежит тебе, но мы не можем сделать того, о чем ты просишь. Да и не нас тебе нужно просить об этом.
Саломея (смотрит на молодого сирийца). Ах да!
Паж Иродиады. О, что будет! Я уверен, случится несчастье.
Саломея (подходит к молодому сирийцу). Нарработ, ты сделаешь это для меня, ведь правда? Ты это сделаешь для меня. Я ведь всегда была к тебе добра. Так что ты это сделаешь для меня. Я только взгляну на него, на этого странного пророка. О нем так много говорят. Я часто слышала, как о нем говорит тетрарх. Мне кажется, тетрарх боится его. А ты, Нарработ, неужели и ты боишься его?
Молодой сириец. Я его не боюсь, царевна, я никого не боюсь. Но тетрарх строжайше запретил снимать крышку с колодца.
Саломея. Ты это сделаешь для меня, Нарработ, и завтра, когда меня будут проносить в моем паланкине через ворота, возле которых торгуют идолами, я уроню для тебя маленький цветок, маленький зеленый цветочек.
Молодой сириец. Царевна, я не могу, не могу.
Саломея (улыбаясь). Ты ведь это сделаешь для меня, Нарработ? Ты же знаешь, что сделаешь. И завтра, когда меня будут проносить в паланкине мимо моста, где покупают идолов, я взгляну на тебя из-за муслиновой занавески, — да, Нарработ, взгляну на тебя и, может быть, улыбнусь тебе. Посмотри на меня, Нарработ, посмотри на меня. Ах, ты ведь знаешь, что сделаешь то, о чем я тебя прошу. Ты хорошо это знаешь… Я знаю, что ты это сделаешь.
Молодой сириец (делает знак третьему солдату). Выпусти пророка… Царевна Саломея хочет видеть его.
Саломея. Ах!
Паж Иродиады. О, какой у луны странный вид! Можно подумать, будто это рука мертвой женщины, которая пытается закрыть себя саваном.
Молодой сириец. Да, у нее странный вид. Она подобна маленькой царевне с глазами из янтаря. Она улыбается сквозь муслиновые облака, словно она маленькая царевна.
Из колодца появляется пророк. Саломея смотрит на него и медленно отступает назад.
Иоканаан. Где тот, чья чаша со скверной наполнилась до краев? Где тот, кто однажды, в серебряном одеянии, умрет перед лицом всего народа? Велите ему явиться сюда, дабы он внял голосу того, кто взывал в пустынях и во дворцах царей.
Саломея. О ком это он говорит?
Молодой сириец. Никто этого никогда не может понять, царевна.
Иоканаан. Где та, которая, увидев лики мужей, на стенах изображенные, лики халдеев, писанные красками, предалась похоти глаз своих и отправила посланников в Халдею[14]?
Саломея. О моей матери — вот о ком он говорит.
Молодой сириец. О нет, царевна.
Саломея. Да, он говорит о моей матери.
Иоканаан. Где та, которая отдавалась военачальникам ассирийским, носящим перевязи на чреслах и многоцветные тиары на головах? Где та, которая отдавалась юношам египетским, облаченным в тончайшее полотно и порфиры, юношам, чьи щиты — из золота, а шлемы — из серебра и чьи тела столь могучи? Велите ей восстать с ложа своего, ложа скверны, ложа кровосмешения, дабы смогла она услышать слова того, кто приуготовляет путь Господень, и покаяться в грехах своих. И пусть даже она никогда не раскается, но, напротив, будет упорствовать в прегрешениях своих, велите ей явиться сюда, ибо лопата Господа уже в руке Его[15].
Саломея. Но лик его ужасен, просто ужасен!
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна, умоляю тебя.
Саломея. А самое ужасное — это его глаза. Они точно черные дыры, выжженные факелами в тирском гобелене. Точно черные пещеры, где обитают драконы. Точно черные пещеры Египта, где устраивают себе логовища драконы. Точно черные озера, взбудораженные фантасмагорическими лунами… Ты думаешь, он будет что-то еще говорить?
Молодой сириец. Не оставайся здесь, царевна. Умоляю тебя, не оставайся.
Саломея. До чего же он худ! Он похож на хрупкую фигурку из слоновой кости. Или на изваяние из серебра. Я уверена, что он непорочен, как месяц на небосклоне. Он подобен лунному лучу, серебристому лунному лучу. Его плоть, должно быть, холодна, как слоновая кость… Я хочу увидеть его поближе.
Молодой сириец. Нет, нет, царевна.
Саломея. Но я должна посмотреть на него поближе.
Молодой сириец. Царевна! Царевна!
Иоканаан. Кто эта женщина, что воззрилась на меня? Я не хочу, чтобы она на меня смотрела. Зачем она на меня смотрит этими своими золотыми глазами из-под позолоченных век? Я не знаю, кто она. И не желаю знать, кто она. Пусть она уходит. Если я и буду говорить, то не с ней.
Саломея. Я Саломея, дочь Иродиады, царевна иудейская.
Иоканаан. Не подходи, дочь вавилонова![16] Не приближайся к избраннику Господню. Мать твоя пропитала всю землю вином своих нечестивостей, и крики о грехах ее достигли ушей Господних.
Саломея. Не умолкай, Иоканаан. Твой голос пьянит меня точно вино.
Молодой сириец. Царевна! Царевна! Царевна!
