На последующие 80 лет работы Риля фактически заложили основу всей критики крупных городов и для аграрного романтизма. Урбанизация, бегство из деревни, социальные риски, пролетаризация, отчуждение, трансформация общества и государства, возрастание городского населения на фоне опустошения деревни, возможное умирание крестьянского жизненного уклада, рост преступности, социальные болезни, моральный упадок – все эти постулаты активно использовались консервативными представителями донационал-социалистической эпохи. На рубеже веков традицию культурной критики подхватили такие авторы, как Отто Аммон, Георг Хансен Зонрей, а также их многочисленные эпигоны. Однако с началом XX века культурная критика была дополнена несколькими существенными моментами политического характера. Лозунги внутренней и внешней колонизации, а также «политика в отношении Восточной марки» стали признаками нарождавшегося империализма. В годы правления Вильгельма II подобные требования являлись составной частью имперской политики. Но теперь говорилось не столько о бегстве из деревни, что приводило к запустению земель («пространство без народа»), сколько о «народе без пространства». Утверждалось, что народ (немцы) должны были обрести свое жизненное пространство на Востоке. После окончания Первой мировой войны Освальд Шпенглер в своей знаменитой работе «Закат Европы» продолжил на новом уровне обсуждение проблем, связанных с ростом городов и ролью крестьянства в «новом обществе». По большому счету, это было обобщением и осмыслением всего того, что в предшествующие десятилетия было высказано представителями консервативной культурной критики. Философия Шпенглера базировалась на антагонизме города и деревни, точнее говоря – мегаполисов и провинции. Он обобщил все ранее высказанные идеи во фразе о том, что «всемирная история станет историей городской». Уже во вступлении к первой части своей фундаментальной работы Шпенглер пояснял, что крупные города (а в еще большей степени мегаполисы) являли симптомы того, что западноевропейская цивилизация будет находиться под их гнетом. «Вместо мира – город, одна точка, в которой сосредоточивается вся жизнь обширных стран, в то время как все остальное увядает; вместо богатого формами, сросшегося с землей народа – новый кочевник, паразит, житель большого города, человек абсолютно лишенный традиций, растворяющийся в бесформенной массе, человек фактов, без религии, интеллигентный, бесплодный, исполненный глубокого отвращения к крестьянству (и к его высшей форме – провинциальному дворянству), следовательно, огромный шаг к неорганическому, к концу, – что значит все это? Франция и Англия уже сделали этот шаг. Германия готовится его сделать».
Апокалипсис Шпенглера, являлся высшей точкой консервативной критики крупных городов, так как этот философ собрал все элементы в логичную и исторически обоснованную программу. Он предвещал неизбежный закат, который являлся «роковым» итогом развития мировой истории. Хотя бы по этой причине Шпенглер выпадает из череды критиков мегаполиса. Во-первых, он не придерживался утопических взглядов относительно возможного возвращения к аграрному строю, так как, по его мнению, упадок цивилизации был неизбежен. Он не был так называемым «национальным активистом», который хотел остановить социальную деградацию при помощи создания специальных сельских поселений, равно как и при помощи улучшения жизни на селе. Во-вторых, социально-биологический пессимизм, связанный с повсеместной урбанизацией, у Шпенглера был связан с культурно-философским постижением мировой истории, что полностью отметало не только мысль о национализме, но даже популярную тогда в «национальных группах» идею о «немецкости». Из этого следует, что идеи Шпенглера могли быть взяты на вооружение не только национал-социалистами, но это могли сделать и другие политические силы. А потому этого философа нельзя относить (даже условно) к провозвестникам национал-социализма. Из идеи неизбежного социально-культурного Апокалипсиса нельзя было сформировать идеологию и мировоззрение, предполагавшие имперское строительство.
Центр Берлина в представлениях Вальтера Ульбрихта (1951)
Однако большинство деятелей «национального лагеря» Германии предпочитали использовать не всю систему культурно-философских построений Шпенглера, а лишь их отдельную часть, которая позволяла критиковать существовавшую систему через обличение «пороков города». Они все больше и больше уделяли внимание опасностям, которые угрожали чистоте расы. Многие из них полагали, что эта чистота (точнее, ее исчезновение) была напрямую связана с урбанизацией и запустением деревни. С этого момента критика крупных городов неизменно дополнялась антисемитскими лозунгами. Бруно Танцман, ученик известного в Германии антисемита Адольфа Бартельса и один из учредителей «Немецкого крестьянского движения высшей школы», наверное, одним из первых в своих работах стал увязывать воедино национализм, антисемитизм и критику урбанизации. Именно Танцман выдвинул лозунг о том, что «Германия должна была стать преимущественно аграрной страной», а «немцы вновь стать крестьянским народом». Это нисколько не отличалось бы от классической аграрной романтики, если бы вслед за этими лозунгами не шел призыв: «Еврей – прирожденный и смертельный враг немецкого народа, а крупные города являются его оплотом». Постепенно некогда консервативная критика крупных городов стала переходить на расистские рельсы. Так возник образ крестьянина, являвшегося средоточием «расовых добродетелей». Именно подобные крестьяне провозглашались спасителями Германии! Но спасение не могло наступить само по себе – для начала надо было вырастить «немецкое свободное крестьянство». Позже эта мысль будет подхвачена национал-социалистическим идеологом Рихардом Вальтером Дарре, который не только выскажет идею «крови и почвы», но также провозгласит крестьян «новой аристократией». В отличие от Шпенглера, Танцман видел пути выхода из сложившейся ситуации. Он надеялся избежать «заката Германии» остановив отток населения из немецких деревень. Значение этой идеи можно осознать во всей ее полноте только в контексте критики урбанизации, «восстания против модерна», которые должны были обрести самые радикальные формы. Именно Танцману удалось впервые установить тесные взаимосвязи как с молодежными организациями, так и с крестьянскими движениями.
Здание вокзала, построенное по проекту Пауля Бонаца в 1922 году
Одной из самых известных и крупных молодежных организаций, которая взяла на вооружение расистски ориентированный аграрный романтизм, были «Артаманы». Эта организация примечательна не только потому, что вся ее деятельность вращалась вокруг проблем, связанных с урбанизацией и «возвращением на село», но и потому, что в ней некогда числились Рудольф Гесс, Вальтер Рихард Дарре и Генрих Гиммлер, а покровительство ей оказывали Бальдур фон Ширах и Ганс Гюнтер – некоторое время спустя все они станут заметными фигурами в Третьем рейхе. Призывы к добровольному возвращению на село дополнялись лозунгами по вытеснению поляков с «немецкого Востока». Для осуществления этих целей планировалось создавать специальные поселения. Позже национал-социалисты будут уделять очень большое внимание поселениям (в некоторых случаях поселкам). В этом не было ничего удивительного, так как после раскола «Артаманов», который произошел в 1929 году, значительная их часть, присоединилась к «национал-социалистическому движению». Надо оговориться, что до определенного момента у национал-социалистов не было собственного аграрного проекта. В «Майн кампф» и в партийной программе содержались только общие слова о некоей «земельной реформе». Присоединение «Артаманов» к НСДАП стало отправной точкой активного заигрывания национал-социалистов с крестьянством, которое провозглашалось «источником вечной молодости народа». Появление собственной аграрно-политической программы было во многом связано с именем Рихарда Вальтера Дарре, одного из руководителей «Артаманов». Сам Дарре даже в 1936 году не скрывал того, что именно постулаты этой молодежной организации были взяты на вооружение национал-социалистами. Именно Дарре «подарил» гитлеровской партии, а затем СС лозунг о «новом дворянстве из крови и почвы». Идеология, предложенная Дарре, была разновидностью аграрного расизма, который опирался на идеи освоения «жизненного пространства». При этом создатель идеи «крови и почвы» был чужд всяких романтических устремлений. Несмотря на то что со временем Дарре оказался в опале, его идеи создания специальных сельских поселений активно использовались как в СС, так и в гитлерюгенде. С расовой точки зрения проблему урбанизации пытался осмыслить и расовед Ганс Гюнтер, который еще в 1934 году издал работу «Урбанизация, ее опасность для народа и государства с точки зрения биологии и социологии». «Народы рождаются в деревнях, а умирают в городах», – этой простой максимой Гюнтер описывал суть социально-биологических процессов, происходивших в европейском обществе.
