– Нет, – ответил он с некоторой раздражительностью в голосе.
Я всматривался в его лицо, чтобы найти какие-нибудь ключи к разгадке, но оно ничего не выражало.
– Не может ли это быть… – предположил я, имея в виду маленькую электронную компанию «American». Мы работали с компанию «American» в течение многих лет и продавали её оборудование в Россию. Вероятно, мы пропустили какой-то бюрократический этап в работе с документами.
– Нет, – ответил он раздражённо – подумайте об этой неделе.
На этой неделе я посещал «Wideband Computers Inc.» – маленькую компанию в Кремниевой долине. Компания «Wideband» разрабатывала демодулятор для одного из наших клиентов. Это был проект, продолжавшийся с конца 2003 года, но его нужно было «довести до ума», прежде чем изделие могло быть продано как законченный продукт. На этой неделе проект продвигался плохо. Я прибыл, ожидая увидеть полностью работающее изделие, и обнаружил, что оно нуждалось в большом объёме дополнительного тестирования, чтобы отыскать дефекты. Я попросил компанию «Wideband» отправить прототип в Ирландию для тестирования маленькой компанией в Дублине под названием «Benetel». Компания «Benetel» уже тестировала более раннюю модель этого продукта, было невероятным, чтобы ФБР могло заинтересоваться демодулятором, законченным лишь наполовину, но я решил спросить.
– Не мог ли это быть демодулятор? – предположил я неуверенно.
– Да, – ответил Зибер. Его лицо стало более расслабленным.
Он сделал паузу, глядя в свои записи.
– Имеет ли демодулятор 64 QAM? – спросил Зибер.
– Да, – сказал я.
– Может быть, он работает с 128 QAM2? – подсказал он.
– Он может делать это, но подобных испытаний ещё не было, – ответил я.
– Может ли он работать… – он сделал паузу, посмотрел на своих коллег и заглянул мне прямо в глаза, – … с 256 QAM? – спросил он, произнося по отдельности цифры «2», «5», «6» и буквы «Q», «А» и «М» тихим голосом, как если бы они представляли собой некоторый сверхважный секрет американской технологии, и одно лишь повторение цифр и букв должно охраняться от подслушивания.
– Я не знаю. Это никогда не тестировалось, – отвечал я.
Четыре агента ФБР обменялись понимающими взглядами: «Он в наших руках! Он сознался в своём преступлении». Зибер не сказал, что это была причина моего ареста, но я понял тогда по его реакции, что проблема была связана с QAM, и наиболее вероятно, с 256 QAM.
Это наиболее невероятная причина, как я думал. QAM и, в частности, 256 QAM является ключевой частью в кабельных интернет-модемах, в цифровом телевидении и в массе других общеупотребительных изделий. Такие устройства продавались десятками миллионов в США и экспортировались американскими компаниями по всему миру. Перед началом проекта моя компания «Amideon Systems Ltd.» изучила экспортное законодательство США и нашла конкретные статьи, разрешающие устройства с QAM, вплоть до 256 QAM включительно, свободно экспортировать. Мы попросили компанию «Wideband Computers Inc.» получить официальное подтверждение. Компания «Wideband Computers» представила в Министерство торговли США спецификацию устройства, которое она намеревалась разрабатывать, и Министерство торговли подтвердило в письменной форме, что оно может свободно экспортироваться. Это было в октябре 2003 года.
Затем опять, в июне или в июле 2004 года, компания «Wideband Computers Inc.» запросила и получила дополнительное подтверждение от Министерства торговли, что компания может свободно экспортировать это устройство. Причина для проявления такой заботы о проверке в органах экспортного контроля США заключалась в том, что в законе имелся подпункт об изделиях, которые не могли экспортироваться зарубежным клиентам. Следовательно, моей реакцией на его намёк на то, что я был арестован за экспорт устройства с QAM, стало неверие. Я объяснил Зиберу, что QAM является ключевым компонентом в интернет-модемах, в цифровом телевидении и т. п. и рассказал ему о письме из Министерства торговли США. Он не отреагировал на эту информацию.
* * *
– Могу ли я сделать телефонный звонок? – спросил я, думая, что и «право хранить молчание», и «право на телефонный звонок» были фундаментальными в американской юридической системе. Я хотел позвонить семье, чтобы рассказать им, что случилось. Я искал глазами свой мобильный телефон, который они отобрали у меня.
– Я не знаю процедуру, – ответил Зибер, – но Вы сможете сделать звонок из тюрьмы.
– Не хотите ли Вы, чтобы мы позвонили в Ваше посольство? – спросил Зибер, вспомнив про международные конвенции о том, что полиция должна информировать посольство страны иностранного гражданина, если он арестован3.
– Да, мне хотелось бы, чтобы Вы сделали это, – ответил я.
– Вы уверены в том, что Вы хотите, чтобы мы позвонили? – спросил Зибер с выражением, которое наводило на мысль о его нежелании.
– Да, Вы должны, – подтвердил я.
* * *
– Поберегите голову, – сказал он, когда я не мог справиться с руками, чтобы усесться на заднее сиденье машины. Наручники врезались мне в запястья. Я сидел в углу, чтобы облегчить боль.
– Специальный агент Зибер, резидент в LAX4, сопровождающий заключённого в ГЦСС5, одометр 3161,7, – произнёс он речитативом в микрофон. Мы ехали минут двадцать или около того. Он завернул во двор большого здания в центре Лос-Анджелеса. «Зибер, прибывающий в ГЦСС с заключённым, одометр 3 183,46, – прошептал он в микрофон.
Я был препровождён из гаражной зоны через стальную дверь в приёмное помещение, в котором была клетка на одной стороне и камеры на другой. Наручники были сняты. Меня провели в клетку и заперли. Мест для сидения там не было. Ввели группу молодых людей в наручниках, сцепленных вместе, и посадили в камеру. В мою клетку посадили уличного оборванца, лет, вероятно, двадцати пяти. Он сел на пол. Его глаза были безжизненны. В приёмное помещение ввели красивую китаянку в возрасте от двадцати до тридцати лет, с завитыми волосами, в наручниках, сковывающих руки спереди, а не сзади, как обычно, вероятно, из уважения к её молодости и красоте. Её посадили в камеру отдельно от группы молодых людей.
– Сегру, – выкрикнул полицейский, неправильно произнеся мою фамилию. Я немного вздремнул стоя.
– Сегру, – крикнул он громче. Я взмахнул рукой. Он открыл дверь клетки.
– Сюда, – сказал он, указывая.
Зашёл агент Зибер.
– Я хотел бы завтра прийти и поговорить с Вами, – сказал он.
– Я буду очень рад поговорить с Вами, – ответил я. Зибер ушёл.
– Повернись кругом и сложи руки за спиной, – приказал охранник. На меня опять надели наручники.
Снова вошёл агент Зибер.
– У Вас есть выбор, – сказал он. – Вы можете пойти в общую зону с другими заключёнными или в одиночную камеру. Вероятно, в отдельной камере будет безопаснее, – посоветовал он, намекая на какую-то ужасную опасность, если бы я находился с другими заключёнными. Я никогда не сидел в тюрьме, но из американских фильмов имел представление об их тюрьмах, криминальных авторитетах, терроризирующих других заключённых, о бандите – пахане и его прихвостнях, гнобивших сидельцев, которые не подчинялись его диктату, о том, что можно быть окружённым бандой в душевой и подвергнуться гомосексуальному насилию. Безопасность одиночной камеры казалась привлекательной. Однако что-то говорило мне, что именно этого хотел Зибер, но это вряд ли пошло бы на пользу мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
