Красавчик Дарлингтон!
Таких рассказов ходило великое множество, и количество их росло год от года. О Дарлингтоне заговорили, еще когда он учился в Итоне. В Оксфорде его преследовала та же популярность.
С тех пор внимание света было всегда приковано к нему. Современники были обязаны герцогу темой для светских бесед. Они искренне восхищались его талантами спортсмена и не завидовали ему. Никто не видел смысла тягаться с любимцем фортуны.
— Я отказываюсь соревноваться с тобой, — ответил один его близкий друг на предложение герцога участвовать в скачках с препятствиями, — даже если ты будешь сидеть в седле задом наперед, а руки свяжешь тугим ремешком.
— Я склонен принять твой вызов! — рассмеялся герцог.
— Да у тебя с легкостью получается все, за что ты берешься. Вот в чем дело! — продолжал его друг. — Мне бы впору ненавидеть тебя за это, но я лишь восхищаюсь тобой, как и все эти полоумные дамы, которых достаточно пальцем поманить — и они пойдут за тобой в ад.
— Ты мне льстишь, — бесстрастно ответил Дарлингтон.
Однако его друг был прав, назвав женщин, преследовавших герцога, полоумными.
Женщинам было невдомек, что герцога больше всего забавляла их охота за его деньгами. Он выходил победителем из любых ситуаций, но многочисленные легкие победы навевали на него скуку.
Теперь в почете были добродетель и нравственность, утвердившиеся при королевском дворе. В свете подчинялись этим законам и осуждали необузданность нравов. Однако ничто не могло удержать женщин, когда речь шла о Красавчике. Они оказывались в его объятиях, прежде чем он успевал запомнить их имена. Герцог не трудился даже ухаживать за ними, женщины сами осаждали его.
— Мне ужасно наскучило, — посетовал герцог своему близкому другу Хьюберту Бругхему, — что в моей жизни постоянно следует череда одинаковых ситуаций и сцен. Мне не хватает разнообразия, не хватает чего-то нового.
— Если речь идет о женщинах, — уточнил Хьюберт, — разнообразие ты найдешь только за пределами Мейфэра[2].
— Возможно, ты и прав, — ответил герцог после недолгого раздумья. — Женщины нашего круга словно слеплены из одного теста: они с молоком матери всосали одинаковые манеры, жесты и уловки. Все они без конца повторяются.
— Откуда такой цинизм, Красавчик? — удивился Хьюберт.
— Боюсь, это неизбежно, — пояснил герцог. — Когда ты наперед знаешь, что сейчас скажет красивенький ротик, слушать становится невыносимо скучно.
— А я считал, что женщины созданы не для бесед, но для вещей более интересных. По крайне мере от тебя, Дарлингтон, я ожидал большей выдумки, — дразнил приятеля Хьюберт.
Герцог рассмеялся, но в его смехе слышались горькие нотки. Хьюберт не упустил этого из виду:
— Позволь задать тебе один вопрос. Был ли ты когда-нибудь по-настоящему влюблен?
Герцог удивленно поднял брови.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Не прикидывайся наивным, — продолжал Хьюберт. — Я имел в виду любовь, которая пробуждает в мужчине желание жениться и остепениться, отказаться от развлечений молодости и обзавестись семьей.
— Я вообще не собираюсь жениться. Никогда!
Хьюберт удивленно взглянул на Дарлингтона и, помолчав с минуту, сказал:
— Я в жизни не слышал более нелепого заявления.
— Но я говорю вполне серьезно, — настаивал герцог. — Я давно уже решил, что никогда не свяжу себя узами брака. Даже самая лучшая жена наскучила бы мне до смерти уже через неделю. А ты говоришь о целой жизни. Нет, я не создан для брака.
Последовало длительное молчание. Затем герцог, угадав мысли друга, продолжил:
— Ладно, я понимаю, что ты хочешь сказать. Но поверь, у меня нет ни малейшего желания заводить себе жену, за которой бы ухаживал подобный мне сердцеед. Я не терплю измены. И это правило распространялось бы на нас обоих.
— Я не верю своим ушам! Другими словами, ты будешь верен своей жене, если она у тебя когда-нибудь появится? — недоверчиво спросил Хьюберт.
— Да, но ведь это само по себе невозможно, — ответил герцог, — а следовательно, я никогда не женюсь.
— А не думал ли ты о наследнике?
— Дарлов великое множество, — пожал плечами герцог. — Я уже сбился со счета. Мой младший брат, как ты, наверное, знаешь, болен и живет за границей. Так вот, у него есть два сына. Они мои наследники. Если даже я переживу их, остается еще огромное число двоюродных братьев и сестер, не считая племянников и внучатых племянниц.
Хьюберт вздохнул.
— На словах все верно. Но в то же время мне тебя жаль. Когда ты постареешь, тебе захочется, чтоб рядом был сын. Представь, ты смог бы учить его всему, что знаешь сам: ездить на лошадях и метко стрелять. Он, правда, не даст переманить своих подружек, но в остальном сын принесет тебе только радость.
— Пожалуй, я обойдусь и без семьи, — усмехнулся герцог. — Тем более что достойного примера для подражания детям из меня не выйдет.
— С этим я вынужден согласиться.
Некоторое время они опять молчали. Тишину нарушил Хьюберт:
— Я вот все думаю, а не поспорить ли мне с тобой на то, что ты в конце концов влюбишься? Ну как, принимаешь вызов? Я ставлю пятьсот монет.
— А я даю десять против одного.
— По рукам! Каков будет возрастной предел для твоей женитьбы?
— Подумай сам. Мой дедушка вторично женился в возрасте 89 лет.
— Мне следовало бы догадаться о таком подвохе! — воскликнул Хьюберт. — Вот так условия! Я же могу умереть раньше тебя.
— Совершенно верно, — согласился герцог, — хотя поверь, Хьюберт, меня это сильно огорчит.
Друзья весело рассмеялись. Вскоре разговор шел уже о лошадях, существах более занимательных и предсказуемых, чем женщины.
На время скачек герцог остановился в доме старого друга. По возвращении он принял ванну, приготовленную заботливым слугой, и с унынием подумал о предстоящем ужине у короля. Его охватило чувство тоски. Вечера в Виндзорском замке казались герцогу невыносимо скучными, и каждый раз он с трудом заставлял себя досидеть до конца приема. К тому же королева его не жаловала, он впал в немилость.
Уильям IV был общительный и веселый человек. До того как стать королем, он сам вел весьма распутную жизнь. Наверное, благодаря этому Уильям не склонен был осуждать своих подданных, особенно из числа придворной знати.
Можно даже сказать, что он был очень далек от всяких предрассудков. К примеру, связь Уильяма с актрисой миссис Джордан принесла ему десять незаконных детей. Распутную, легкомысленную жизнь пресекла его молоденькая жена, немка по происхождению. Королева решительно взялась за любвеобильных особ из окружения мужа. Своей целью она поставила побороть распущенность, царившую при дворе в прежние времена.
