в стол и обхватила пальцами левой руки правое предплечье, пожав плечами. Она не знала, как ответить на такой слишком откровенный вопрос, заданный несведущим ребенком.
— Нууу… мне понравилось. Ну, как... Не то, чтобы я постоянно этого хотела... Но я бы повторила, конечно, если...
— Он тоже девственник был? — перебила Лада, подперев подбородок ладонью.
— Нет. Он до меня встречался с девушкой три года.
— Ну, тогда понятно. Опытный, — с видом эксперта в области сексологии сказала девчонка, закачав головой. — Я тоже хочу, чтобы у меня первый раз был с кем-то опытным, чтобы сразу все получилось. А то моя подруга, которая с одноклассником переспала, была вообще не в восторге.
Татьяну рассмешили такие рассуждения, хотя она сама не была экспертом в этой области и, кажется, обладала меньшими познаниями, чем школьница-девственница Лада. Но она помнила самый первый раз и то, как у Вадима он тоже не получился, несмотря на всю его опытность.
— Мне кажется, главное, чтобы сам человек тебе нравился, — сказала Татьяна, пытаясь сделать мудрое взрослое лицо.
— Да, ну! — махнула рукой Лада. — Это же простая механика! Вон мать моя спит со всеми налево и направо и кайфует.
Она сказала это сначала легко и без зажимов, а потом осеклась, поймав ошеломленный взгляд собеседницы, и покраснела.
— У меня мать нимфоманка. Так она себя называет, по крайней мере, — поправилась Лада, будто говорила о собственной слабости, и отвернулась к окну, съежившись. — Она ходит к психологу… но все равно со всеми флиртует. И спит тоже. Она скрывает, но я знаю, что она со всеми спит.
Девчонка надулась и с силой скрестила руки на груди, будто физическая боль могла спасти от душевной. По ее недовольному виду стало ясно, что это не помогло. Она сжалась, нахмурилась, закусила губу. Глаза слегка увлажнились. Татьяна не ожидала, что разговор дойдет до такой степени откровенности. Лада еще не умела контролировать мысли и чувства и не пыталась. Татьяне это понравилось, но неловко все равно стало.
— Она и с моим учителем по физике переспала. Прямо в кабинете! Мои одноклассники подглядели. Фуу!
Выражение отвращения на девичьем лице быстро сменилось эмоцией гнева. Лада покраснела от злости и с силой замотала головой, а потом резко замерла и, опустив руки на колени, начала их разглядывать пристально.
— Из-за нее все и меня считают шлюхой! — в ней заговорила маленькая обиженная девочка, которой в детском садике не досталась самая красивая кукла. — Ни один нормальный парень на меня не посмотрит.
Густые ряды черных ресниц дрогнули, и слезы покатились по округлым щекам. Татьяна впала в ступор. Она и предположить не могла, что все выльется в это русло. О нимфомании девушка только слышала, и то в шутках, которых не понимала. Она и сама не чувствовала себя взрослой, но Лада была еще большим ребенком и требовала утешения или хотя бы сочувствия, а Татьяна пялилась с вытаращенными глазами, как на диво дивное. Девчонка тихо всплакнула, вытерев слезы майкой, и отвернулась к окну всем корпусом. Девушка только спустя пару минут оттаяла и вздохнула. Тоже уставилась в окно, просто потому что туда удобно было смотреть: там ничего не происходило и ничто не смущало глаз.
— Родители не определяют, кто мы есть, — сказала Татьяна спустя минуту.
— А вдруг это наследственное? — Лада резко повернулась лицом. — Вдруг я буду такой же? Я, может быть, просто еще не пробовала, поэтому пока не страдаю. А если попробую, и мне понравится? И я буду хотеть этого постоянно, как моя мать? Она же себя, вообще, не контролирует иногда!
Девчонка раскраснелась. Потерянные глаза забегали по купе, мечась в отчаянной попытке зацепиться за что-то весомое.
— Мне кажется, либидо нельзя унаследовать, — неуверенно ответила девушка.
Лада только хмыкнула и снова отвернулась.
— Поэтому я, с одной стороны, очень хочу попробовать, чтобы узнать, с другой, боюсь, что превращусь в мать. И тогда лучше, вообще, не начинать.
— В любом случае, не попробуешь — не узнаешь, — на большую мудрость опыта Татьяне не хватало.
Девчонка перевела на нее вдумчивый взгляд на несколько долгих секунд, а потом опять отвернулась к окну.
— Если стану как мать, уйду в монастырь, — докончила она и сжалась сильнее.
Какое-то время они молчали. Каждая глядела в окно. Ясное небо постепенно покрывалось облаками и серело. По мере приближения к Москве тучи сгущались и темнели. Вскоре сплошная стена леса сменилась пустырями, засеянными полями, садовыми домиками, дачами и коттеджами. Потом пошли небольшие города. Затем опять длинные участки леса. Пейзажи быстро чередовались.
— Я бы хотела жить с отцом, но суд ни за что не поручит ему опеку надо мной, — с сожалением сказала Лада.
Татьяна снова ворвалась в вагон поезда из густых зарослей придорожного леса, которые странным образом ее успокаивали. Чтобы понять услышанное, она несколько раз повторила фразу в голове, прежде чем спросить.
— Почему он не может найти постоянную работу?
— Раздолбай потому что, — шутя-любя ответила девчонка.
Она смеялась открыто, ничем не закрывая рта или лица, несмотря на брекеты. Татьяна в уме похвалила ее за это, потому что сама сильно стеснялась, когда носила такие же. Ей казалось, что тяжелые, металлические, неестественные скобы уродуют ее маленькое личико, показывают несовершенство и сильно привлекают внимание людей. Сейчас она смотрела на Ладу и видела, что брекеты не могли ее испортить, потому что воспринимались как нечто чужеродное, и стесняться их было подростковой глупостью.
Попутчица рассказала про своего отца, которого явно любила больше, чем мать. По ее словам, отец был хорошим человеком, но неудачником по жизни. В молодости мечтал стать актером — не сложилось. Теперь перебивался разными черными заработками и делал вид, что пишет книгу на протяжении уже лет десяти. Иногда он уходил в запой, но всегда возвращался к нормальной жизни. От него Лада получала настоящую моральную поддержку, и была привязана к нему с детства гораздо больше, чем к матери, которая всегда давала ей только материальные блага.
— Классическая теледраматическая семья, не находишь? — рассказ девчонка закончила очередной усмешкой.
Татьяна только пожала плечами. Засвистели тормоза. Поезд медленно остановился. Название городка обе пропустили, но, судя по всему, поселение было небольшим и безызвестным. Железнодорожная станция стояла каменным особняком на пустынной площади, выделяясь из общей массы ярко-оранжевым цветом. Вокруг торчали по одиночке молодые лиственные деревья, а вдалеке прятались
