И вот Литвиненко придумал гениальный способ, как минусы превратить в плюсы, чтобы недостатки стали достоинствами.
Сообщались между собой три поселка отвратительно. То есть дороги как таковые имелись: по зимнику преодолевались часа за полтора, а в теплое время – уж как бог положит и кривая вывезет. Газик на двух ведущих мостах плыл, как яхта в шторм, а «Урал» жрал горючего столько, что в обрез хватало мотовозам. Но если Машкова Поляна ютилась на отшибе, то Белоборск был расположен иначе: хоть и далеко, и за речушкой, зато если мерить от него напрямик к основной усть-куломской железной дороге – "магистрали", – то по карте выходило всего восемь километров, и как раз до разъезда "39-й км". А лес сейчас брался в кварталах именно от разъезда и до шестидесятого километра. Итак: если б возить белоборцев прямиком через непролазную тайгу в усть-куломские квартала, они тратили бы на дорогу времени меньше даже, чем сами усть-куломцы: час вместо двух. (А то в половине седьмого утра скрипеть по снегу в леденящей мгле на рабочий поезд, и в половине седьмого вечера во тьме же возвращаться домой – это для привыкших нормально, а редких приезжих бросает в оторопь:
– Зачем вы здесь живете-то? С такой работой, – в лесу, по грудь в снегу?
– А чего? Ничо. Надбавки. Пенсия максимальная. В вагончиках мужик приставлен, печки нажарит: тепло!.. Едем, в карты играем, разговариваем.)
Время стояло летнее, до конца года далеко: подбивать бабки выполнению плана нескоро… И Литвиненко вышел на связь с райкомом: – Я решил сманеврировать средствами, – доложил четко. – Это как? – настороженно осведомился сквозь треск помех. – И людскими ресурсами! – Какими? – Мы можем в год перемонтировать четырнадцать километров "усов", так? Усы – это боковые ветки, идущие от магистрали по кварталам. Когда квартал выработан, рельсы снимают и кладут в новое место, – кругляк под шпалы, конечно, бросают, там нарезают новый. – Ну, – изрекло начальство после раздумья.
– Ветку в Белоборск! – полыхнуло гордостью Литвиненко. – Возить народ туда-сюда, на случай простоев, и вообще… Экономия оплачиваемого времени на дорогу – раз; экономия топлива – два; повышение коэффициента использования техники – три; благоустройство сообщения – четыре. В райкоме посовещались, поразмышляли, обсудили вопрос. – А за сколько построишь?
– Брошу две бригады дорожников, выделю технику – за три месяца управимся. На это время леса в теперешних выработках хватит.
– Молодец, Литвиненко! – грянул голос. – Вот видишь – всегда есть внутренние резервы, если поискать!
Идея была санкционирована и обрела очертания приказа. Литвиненко загорелся. Переходящее знамя мерещилось ему, оркестровый туш, первое место в соцсоревновании, повышение, орден, перевод в Москву… мало ли чего может померещиться в тайге похмельному человеку, особенно если на него давит начальство.
На планерке он довел до руководящего звена леспромхоза свой план. Гениальность плана подчиненные не разглядели – как и полагается подчиненным, когда начальник намного умнее. Литвиненко ощутил себя Наполеоном, вынужденным выигрывать Аустерлиц со сплошными бездарностями. "Будущее мне воздаст", – подумал он, и в этом, наверное, был прав.
– Шталь на такой план не пошел, – промямлил начальник сплавного пункта.
Литвиненко стало неприятно, что подобный план кому-то уже приходил в голову. – Не видел твой Шталь дальше своего носа! – гаркнул он.
Ему поддакнул бригадир дорожников Прокопенюк. Хитрый Прокопенюк отлично понял, к чему клонится дело.
– Короче – план одобрен и согласован, – известил Литвиненко. – Учетчикам вальщиков – доложить объем невыбранного леса по кварталам! Леса определенно должно было хватить.
– Так. Объект ударный, поставим лучшую бригаду. Материальное обеспечение – в первую очередь ей. Какие поступят предложения?
Прокопенюк поймал его взгляд и слегка кивнул, как чему-то само собой разумеющемуся: – Мои хлопцы не подведут.
– Отлично! – громыхнул Литвиненко. Развернул карту, полководческим жестом бросил на нее циркуль и линейку: – За сколько справишься?
– Так если мне еще молдаван дадите, которые у нас по договору… – начал торг бригадир. (Молдаване работали здесь за лес, который в оплату их работы поставлялся в родной молдавский колхоз, где по части леса росли преимущественно заборы и виноград.)
Литвиненко в сопровождении Прокопенюка и главного инженера сел в прицепленный к мотовозу вагончик (ездить в кабине, как все делали, он полагал не по чину) и отбыл на рекогносцировку. – Еле тянется, – цедил, супя мохнатые брови. – Иначе забурится, – ласково пел Прокопенюк. – Узкоколейка, чего с нее взять, – кашлял инженер.
Припилили за полтора часа. Литвиненко поместил на ладонь компас, командирским движением задал направление. Углубились в лес. Прокопенюк взятым у машиниста топором делал затески – метил трассу.
– Вот в таком духе, – сказал Литвиненко, отмахиваясь от зудящей тучи комарья и застревая в буреломе. – А это что?..
Лишь сейчас заметил он, что они стоят как бы на заброшенной, заросшей наглухо тропе, угадывающейся узким проемом в уходящих вдаль вершинах. На стволах желтели давние, заплывшие смолой и натеками коры, затесы.
– А это здесь лет пятнадцать, говорят, назад, геодезисты из Москвы трассу метили. – Инженер зло пришлепнул овода. – Зачем? – А в Белоборск же. Литвиненко посопел. – И что ж? Бросили? – А денег не было, – объяснил Прокопенюк.
– Денег, – хмыкнул Литвиненко. – Надо понимать, когда жалеть, а когда тратить! – Вот это точно, – согласился Прокопенюк.
Уложив в голове старую геотрассу как козырь в поддержку своего плана, Литвиненко счел рекогносцировку законченной: – Поехали! Прикинем смету…
Смету прикидывали сутки, взяв за жабры плановиков и бухгалтерию. Те только покряхтывали.
– И мотовоз с платформой в личное мое распоряжение, – загибал пальцы Прокопенюк. Диспетчер встал на дыбы, но был осажен. – И чокеровщик. – Получишь.
– В вальщики Сысоева мне дашь, – незаметно он перешел с начальством на ты. Литвиненко поморщился, смолчал, – не время портить отношения, пусть заведется на работу. – Аккорд – сорок процентов, и пусковые. – Само собой.
– Пусковых – двадцать процентов. И премию. – На глазах всего народа Прокопенюк сосал кровь из начальства. – Сделаешь в срок – будет премия.
– В размере квартальной, – вконец обнаглел Прокопенюк. – За ударный труд на особо важном объекте.
Бухгалтер вытер плешь концом старого шелкового галстука. Потом им же потер очки. – А не треснешь? – полюбопытствовал он.
– Не тресну, – заверил Прокопенюк. – Лишь бы ты не треснул. И бригаду разборщиков – под мое начало. И лапы им сварить новые, не из тех ломов, что гнутся, а закаленных, сам отберу. Начальник мастерских пожал плечами.
– Все? – спросил Литвиненко. – Но смотри: чтоб завтра в девять приступили!
– Есть! – молодцевато подыграл Прокопенюк. И отправился по домам – переговорить с машинистом, помощником, вальщиком и трактористом. Организовать дело он умел, этого у него не отнимешь.
И – работа закипела! Именно так и подумал назавтра Литвиненко: "Работа закипела!" – лично глядя, как рушатся сосны и кедры, как сверкают топоры сучкорубов, с ревом ворочается, оттаскивая стволы, трелевщик, с визгом врезается в них бензопила, разделяя на двухметровые свежие кругляши, ложащиеся в линию шпал будущей дороги.
В Белоборске заняли позицию выжидательную. Горячие умы прикидывали новый маршрут до усть-куломского магазина. Дебатировался вопрос о разделе заработков. Сомневались насчет постройки моста: пусть речушка плевая, вброд переходили, однако – инженерия!..
Каждый вечер в половине седьмого Прокопенюк являлся к директору докладывать о ходе работ. Половицы победно скрипели под его кирзачам, брезентовая куртка вкусно пахла скипидаром и хвоей, взгляд из-под кепочки являл достоинство. Ребятки выказывали рвение, крутая пахота не сгибала: дорога рвалась вперед полным ходом. К первому июля он доложил: – Два километра девятьсот – как одна копеечка! – Спасибо за работу! – ответил Литвиненко и стиснул ему руку. Первое августа: – Есть пять семьсот! – Спасибо за работу!.. – Спасибо в стакан не нальешь, – хмуровато сказал Прокопенюк.
Зашедший за подписями бухгалтер в негодовании потряс кулачками. Жора, молодой бригадир молдаван, одобрительно хрюкнул.
– Тебе что – мало? – угрожающе протянул Литвиненко. – Твои бездельники в этом месяце по… – …шестьсот двадцать, – услужливо подсказал бухгалтер. – А вламывали как?
Усть-Кулом постепенно разделился на два лагеря: команда Прокопенюка – и все остальные. Прокопенюковцы получали шестьсот-семьсот на круг. Им продавали в неделю по две банки тушенки и сгущенки, хотя полагались они всем работающим в лесу, а также индийский чай, который на прилавок не выставлялся и шел как бы через спецраспределение. В день получки по личному распоряжению директора им отпустили в специальной кладовке орсовского склада по бутылке коньяка, который в магазине отродясь не стоял: исключительно водка и красное.
