теле сменило свое место. Кажется, мы все, кто находился рядом с ним в помещении, кричали. Но это не помогло ни ему тогда, ни нам впоследствии.
Только на двенадцатом распаде Акихиро нашел комбинацию психотропных препаратов, которые останавливали этот процесс. Стабилизировать пациентов полностью он не смог, но предотвратить распад и вывести на некоторое время организм в стабильное состояние оказалось реальным.
Что с нами случилось: болезнь ли это, вирус, или мы просто сошли с ума, еще предстояло выяснить. Симптомы были у всех членов экспедиции. Я тоже теперь постоянно слышал какой-то шепот, шуршание, звук струящейся воды, чувствовал то ветерок, то жар по коже. Было ощущение, что в своей голове я не один — там миллионы меня. И каждый я находился в какой-то своей точке пространства — смотрел ли на воду или на близкую звезду, с кем-то говорил или пел песню — все это одновременно собиралось у меня в сознании. Я был сразу везде.
— Уже поздно, — Ву встал и пошел в сторону посудомойки.
— Убедился, что моя нервная система не сбоит? — я усмехнулся.
Хотя перед глазами все еще стояло лицо, стираемое распадом.
Дождь закончился, небо растянулось, показав звездную россыпь. Я ненадолго остановился у подъезда и, задрав голову, поискал знакомые созвездия.
* * *
Утром шкаф, в соответствии с заложенным в него распорядком дня, выплюнул в меня спортивную одежду для пробежки. Легкость куртки вызывала некоторые сомнения, но с техникой спорить я не стал. На улице выяснилось, что шкаф правильно оценил погоду: после вчерашнего дождя потеплело. Привычно пробежавшись по всем дорожкам между корпусов, я свернул в парк. Деревья уже почти облетели, даже лиственницы скинули свои желтые иголки на землю и стояли теперь темными остовами. Но и яркого осеннего ковра под ногами не было. Частые дожди смешали опавшую листву с землей, она потемнела и втерлась в почву.
Оглядываясь по сторонам, я совсем перестал смотреть под ноги. И в итоге оступился, поскользнувшись на кочке, не удержал равновесие, плюхнулся на какую-то корягу и вместе с ней съехал по склону. Прямо под ноги Леоне Дюкре, лингвисту нашей экспедиции.
— Практикуешь санный спорт? — удивленно спросила она, протягивая мне руку, чтобы помочь встать. Я вытер ладонь об уже и так испорченную одежду, поднялся и оглядел свою спасительницу. Одета она была почти как я — в легкую куртку и спортивные брюки. Русые волосы заплетены в хитрый пучок. Карие глаза смеялись, хотя выражение лица и сохраняло серьезность. Я беззастенчиво ее разглядывал, пока не получил дружеский тычок в плечо.
— Не видел раньше, что ты бегаешь, — заметил я, пока мы не спеша шли в сторону корпусов.
— Не бегаю, — она быстро улыбнулась. — Но гулять хожу, да. Иначе с ума можно сойти от этих унылых стен и бесконечных медицинских исследований. Вообще, не могу понять, почему мы считаем случившееся с нами болезнью? Последнее время меня не покидает мысль, что мы не понимаем природу распада. Не знаем, что исследовать, потому и инструментов исследования у нас по сути нет. Одни психотропы.
— Лекарства помогают.
— Помогают. Но ни на миг не приближают нас к пониманию ситуации и управлению ею.
— Так смерти тоже не приближают.
Я вилял по дорожкам, оттягивая момент возвращения. Странное дело, но сейчас мне было хорошо. Просто идти. Нечаянно касаться руки своей спутницы. Незаметно любоваться ее профилем. Улыбаться ее шуткам. Но, несмотря на все мои старания, до жилого блока мы дошли. Лео махнула на прощание и ушла к себе.
А я поднялся на смотровой этаж и вышел на террасу.
Безусловно, чтобы попасть на работу в какой-либо проект в космической отрасли необходимо иметь крепкое здоровье и отсутствие вредных привычек. Таким образом, мы все до единого сторонники здорового образа жизни были безупречны, как герои рекламы, чем могли вызвать изжогу у обычных людей. Но вот, оказавшись тут, в резервации, не имея возможности покинуть комфортабельную тюрьму, да что там — даже не ощущая уверенности в наступлении завтрашнего дня, наша безупречность дала трещину. Я, например, откровенно малодушничал. Выдвинул кирпич из стены, достал пачку сигарет, с удовольствием закурил, а остальное спрятал назад.
Однако надышаться дымом как следует не получилось, в парке началась какая-то суета. Я попытался разглядеть с террасы, что происходит. Но голые ветки деревьев, раскачиваясь на ветру, закрывали обзор не хуже листвы. В итоге, я с сожалением затушил сигарету о парапет, спрятал окурок в мусор и поторопился спуститься вниз.
Действительно что-то происходило. Приехало с десяток машин — черных одинаковых полуавтобусов. Из них высыпали люди в одинаковых рабочих комбинезонах, сопровождаемые охраной в темно-бордовых костюмах биологической защиты. Приехавшие начали быстро возводить забор вокруг одного из жилых корпусов и отмечать яркими оранжевыми кольями зону отчуждения в нескольких метрах от забора.
— Что происходит? — подошел Акихиро. Недовольно покосился — видимо, от меня еще пахло сигаретным дымом.
— Непонятно, — честно ответил я. — Где капитан? Может он в курсе.
Забор возводили с невероятной скоростью. Окружили его противоинфекционным куполом и протащили от ворот ко входу в корпус серебристые герморукава.
К нам подтягивались остальные ребята.
Со стороны въезда в резервацию появилась еще одна машина — седан, тоже черный. Из нее вышло несколько человек, которых с каким-то особым почтением проводили к уже готовым рукавам. После того, как они скрылись в корпусе, из автобусов начали выгружать ящики.
— Еще одну лабораторию делают? — с сомнением протянул Акихиро. — Странно — мы не в курсе.
Ответить ему никто не успел — охрана в мегафон потребовала всем немедленно покинуть улицу и разойтись по жилым помещениям.
Я попытался вглядеться в едва видимые темные окна здания. Почему-то появилось ощущение, что мне это удается, будто вот уже я почти внутри, вижу движущихся людей, заносимые ящики, изгибы коридоров, открываемые людьми двери. Если чуть-чуть напрячься, то смогу следовать за кем-то из них, возможно, даже прикоснуться к его плечу. Я слышал неясный шум их голосов — еще мгновение, и смогу различать слова.
Браслет на моей руке нервно запульсировал, одновременно с этим послышались крики. Я хотел вернуть зрение назад — туда, где стоял, но не успел — почувствовал укол. И через мгновение все сознание ушло в темноту.
* * *
Раздражающе пищал монитор пациента. Мне очень не хотелось выходить из темного уютного сна, но этот равномерный писк, сообщающий миру частоту моего сердцебиения, не оставлял мне выбора. Я открыл глаза. Свет потолочных ламп в моей палате был приглушен. На подоконнике, на фоне темного окна сидел Виктор с планшетом и судя по всему, что-то там
