— Ватерлоо, — прошептал лейтенант, глядя на дуло автомата, как зачарованный.
Лицо Хайде расплылось в довольной улыбке.
— А отзыв?
— Блюхер.
Хайде опустил дуло к земле.
— Спасибо, товарищ. Терпеть не могу стрелять в собрата-офицера, если в этом нет крайней необходимости.
Лейтенант внезапно заволновался и бросился к деревянному домику на обочине.
— Что за треклятое сборище недоумков! — Отбросил в сторону унтер-офицера, чтобы побыстрее подойти к полевому телефону. Неистово завертел ручку аппарата, прошипел в трубку несколько кодовых слов и разразился бранью. — Обер-фельд, — проревел он человеку на другом конце провода. — Если колонна, которая сейчас в пути, не проедет без задержки твой пост, ты поплатишься головой! Приказ рейхсфюрера.
Автомобиль-амфибия Хайде стоял с погашенными фарами на обочине.
— Следуйте за мной, — крикнул лейтенант и сел в свой большой «кюбель»[111], стоявший под деревьями. Громко рыча мощным мотором, машина понеслась в направлении к Риму, из-под колес ее летела грязь.
Хайде вскочил в свой автомобиль и ободряюще улыбнулся Грегору Мартину.
— За ним, Грегор! Покажи, на что способен водитель фургона! Лейтенант не должен оторваться от нас. Если он начнет думать, нам конец!
Через пять минут Грегор выругался, резко затормозил и едва не врезался в большой стоявший грузовик. Легкая амфибия проползла на боку вдоль колонны грузовиков, два раза перевернулась и оказалась в поле.
Оба они с бранью вылезли целехонькими из поврежденной машины. Здоровенный лейтенант подбежал к ним с двумя полицейскими. Подобострастно стал отряхивать от пыли шинель Хайде, но тот раздраженно оттолкнул его.
— Что это такое, черт возьми, лейтенант? Ты снова остановил мою колонну? Соедини меня с СД, я поговорю с группенфюрером Мюллером в Берлине[112]. Тебе пора отправляться на Восточный фронт.
— Все в порядке, унтерштурмфюрер. Колонна может беспрепятственно следовать дальше. Я разберусь с наглым обер-фельдфебелем, который командует здесь.
Обер-фельдфебель полиции вермахта, стоявший чуть позади нервничающего лейтенанта, забормотал объяснение.
— Заткнись, обер-фельд! — истерично заорал лейтенант. — Ты гнусный саботажник. И скоро будешь рядовым пехотинцем в России. Вот увидишь. А теперь исчезни! Пошел вон!
Обер-фельдфебель пробормотал что-то неразборчивое.
Лейтенант выхватил пистолет из желтой кобуры.
— Заткнись, никчемная тварь, а то пристрелю за неповиновение!
Хайде широко усмехнулся. Он стоял посреди шоссе, широко расставив ноги, с автоматом на груди. Его поведение одобрил бы даже сам Гиммлер. Хайде играл свою роль превосходно, словно был рожден для нее — в определенном смысле так оно и было.
— Почему бы не сделать этого сейчас, лейтенант? В наших рядах нет места полусолдатам. Я представляю себе этого человека повешенным на суку.
Обер-фельдфебель торопливо скрылся в темноте, мысленно желая всем офицерам СС оказаться на дне самой горячей пропасти ада. За несколько секунд его восхищение немецкой системой перешло в ненависть.
— Мерзкий тип, — прошептал один из его подчиненных.
— Эта скотина поумнеет, когда придут американцы, — проворчал обер-фельдфебель. — Я пойду добровольцем в новую военную полицию, которую создаст в Третьем рейхе наш нынешний противник, и все время посвящу тому, чтобы ловить офицеров СС.
Автомобиль-амфибия весело горел. Лейтенант великодушно предложил Хайде свою большую машину. Хайде снисходительно принял предложение и пообещал вернуть ее на контрольном посту на обратном пути.
Лейтенанта Фрика била нервная дрожь. Он то хвалил, то бранил Хайде. Если б тот лейтенант заподозрил, что его водят за нос, последствия были бы непредсказуемыми.
Порта беззаботно рассмеялся.
— Виновных будут искать в Первой латышской дивизии.
— А когда выяснят, что ее даже нет в Италии? — спросил Фрик, покачивая головой.
— Тогда заподозрят партизан в этих горах, герр лейтенант, — сказал Порта и взвалил на плечо тяжелый ящик. — Никому в голову не придет искать преступников в Двадцать седьмом полку особого назначения. Имейте в виду, в штабе группы армий «Юг» мало кто знает о нас.
— Наше пребывание в Италии настолько секретно, — крикнул Малыш из подвала Сан-Анджело, где сражался с тяжеленным ящиком, — что мы сами едва знаем, что находимся здесь.
Тут Барселона споткнулся и уронил ящик с алтарными реликвиями, тот заскользил вниз по лестнице и придавил два пальца Малышу. Малыш яростно взревел, выдернул руку, едва не оставив пальцы под острым углом увесистого ящика, двумя громадными прыжками достиг верха лестницы и бросился к Барселоне; из его поврежденной руки хлестала кровь.
— Испанская тварь, ты это нарочно!
Он выхватил у Порты древнее распятие и, угрожающе занеся его над головой, погнался за выбегавшим со двора Барселоной.
Падре Эмануэль, стоявший в воротах с двумя монахами, мгновенно понял, что происходит. Хотел падре спасти распятие или Барселону, мы так и не поняли, но он подставил Малышу ногу, тот упал и прополз по двору несколько метров на животе. Монахи быстро выхватили у него распятие.
Малыш.поднялся на ноги, ярясь и ругаясь. Потом увидел Хайде — тот расхаживал с важным видом в эсэсовской форме, заложив руки за спину, и не спешил убраться от греха подальше.
— Ты подставил мне ногу, скотина, — заорал Малыш и в бешенстве бросился к нему.
Хайде пустился наутек, но Малыш догнал его на середине моста Сан-Анджело и бросил, как бомбу, в реку. Хайде подплыл к берегу со скоростью быстроходного катера, поднялся зигзагами, оттолкнул лейтенанта Фрика, пытавшегося его удержать, и бросился к Малышу.
Малыш поднял толстую балку и взмахнул ею, будто цепом. Мы ликовали. Нам требовалось именно это: хорошая драка.
Лейтенант Фрик пригрозил нам трибуналом, если мы не будем продолжать разгрузку, но никто не обратил на него внимания. Пропускать драку между Малышом и Хайде мы не хотели.
— Малыш, — крикнул подначивающе Грегор, — Юлиус говорит, что тебе с ним не справиться.
Малыш злобно зарычал и утер лицо поврежденной рукой, измазав его кровью.
— У него сильное кровотечение, — заметил падре Эмануэль.
— Ерунда, — усмехнулся Порта. — Крови у него много. Юлиусу настанет конец задолго до того, как он прольет последнюю каплю.
Хайде, широко расставив руки, кружил вокруг Малыша, державшего балку занесенной.
— Я убью тебя, ненавистник евреев.
— Твое время пришло, мешок с дерьмом, — прошипел Хайде, поднял деревяшку и запустил ею в Малыша.
Малыш бросился в атаку, держа балку перед собой, словно таран. От удара Хайде вылетел в ворота, но инерция Малыша была слишком сильной и не позволила ему развить успех. Раздался треск дерева и звон стекла, когда таран пробил ставень и окно за ним. Малыш споткнулся, тут же выправился и занес над головой балку, словно громадный жезл.
Мы думали, что для Хайде настал последний миг, но за секунду до удара он перекатился и выхватил из голенища нож. Малыш едва успел юркнуть за створку ворот до того, как нож просвистел мимо. Потом схватил Хайде за лодыжки и взмахнул им. Не будь на Юлиусе каски, голова его разбилась бы о каменную стену.
Малыш вскочил обеими ногами ему на живот и, ослепленный яростью, хотел пнуть его по голове. Несколько секунд он был вне себя, но Хайде сумел откатиться под один из грузовиков. Схватил огнетушитель, ударил головкой о землю и направил на Малыша пенную струю, моментально превратив его в неистово размахивающий руками снеговик. Ослепленный, задыхающийся, он суетливо забегал и схватил по ошибке Грегора Мартина.
— Малыш, пусти. Это я, Грегор.
И тут оба повалились от удара пустым огнетушителем.
VII
Смерть! Что это такое? Она приходит молниеносно. Мы постоянно ее ожидали, и она стала нашим спутником, данностью, обыденностью. Никто из нас не был верующим. Иногда, лежа в снарядной воронке, мы говорили о смерти, но никто не знал, будет ли что-то после нее. Откуда могли мы знать?
Лучше всего считать смерть вечным сном без сновидений. Нам так часто угрожали трибуналом и казнью, что это больше не производило никакого впечатления. Все равно: когда человек гибнет, невелика разница, кто его убил. Не заботило нас и то, где и как мы будем похоронены — в канаве под ржавой каской или на помпезном кладбище с вечным огнем.
Важным у нас считалось только то, чтобы смерть была быстрой и безболезненной. Расстрельная команда во многих смыслах предпочтительней медленной смерти в горящем танке.
Большинство наших старых однополчан погибло. Здесь, под Монте-Кассино, накануне Рождества 1943 года оставалось только тридцать три человека из тех пяти тысяч, с которыми мы начинали в 1939. Большинство погибло в огне классической смертью танкиста. Кое-кто лишился руки или ноги, кое-кто ослеп. Кое-кого мы навещали в госпиталях. К примеру, Шредер был прежде всего фельдфебелем. Он грыз в отчаянии песок, лишившись обоих глаз. Искалечил Шредера один из тех снарядов, которые взрываются дважды. Все его лицо исчезло.
