домой, как не вернулись Давид (дядя Вася), Лева и его 16-летний сынишка Абраша, казненные оккупантами в 1942 году. Когда Сватово, где жил Василий с верным и понимающим другом Марусей и двумя дочерьми Марусей и Женей, заняли гитлеровцы, он установил связь с партизанами.
Три поколения моей семьи преподнесли благодарному человечеству немало подарков в виде большевиков-революционеров, антикоммунистов, героев войн и даже… своей доморощенной «гестаповки». Тут и пришло время вспомнить о самой позорной и кровоточащей странице семейной летописи.
НАША ГЕСТАПОВКА
Взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.
И.Бродский
Когда Моисей Кривонос объявил на щеточной фабрике имени Клары Цеткин, что он женится на наборщице-украинке Вере Канцедаловой, евреи стали его сторониться — уж больно устойчива была репутация жидоморки.
В надежде образумить его, товарищи взывали не только к здравому смыслу, но и к его религиозности. Но в большевике проснулся беспартийный революционер-идеалист лейтенант Шмидт, женившийся на уличной проститутке с целью ее перевоспитания.
— Я докажу, — возражал он, — что в глубине души она порядочный человек, иначе зачем я был бы ей нужен?
В 1925 году у них родился сын Владимир, а спустя еще два года — дочь Майя. Неприязнь Веры Петровны к мужниной родне, особенно к Василию, Моисей всерьез не принимал — в конце концов, ведь и его родня-то ее не слишком жаловала. К началу войны кузены Кривоносы-Болотины (все были почти ровесниками) достигли совершеннолетия и пошли записываться добровольцами. Отказали самому старшему из них — 20-летнему брату мамы Зяме Болотину. Он был инвалидом детства и на одно ухо не слышал. Но Зяма не успокоился. Через неделю он отправился на другой призывной пункт и, творчески использовав уже полученный опыт неудачного рекрутирования, забил баки комиссии, наврав с три короба, и своего добился.
Моисей и самый младший из братьев бабушки — всеобщий любимец Матвей (дядя Мотя), получили предписание в трудармию. На сборы оставалось несколько часов — до Харькова уже добирались вражеские бомбардировщики. Матвея направили на Дальний Восток на лесоповал — забрили с куриной слепотой, еле отличал свет от тени. На лесоповале он отморозит конечности, домой вернется без обеих ног. Моисею тоже был дан приказ на восток — в шахты Караганды уголек добывать. Перед отправкой Моисей сказал Вере:
— Тебе с дочкой лучше к Василю уехать. Небезпечно здесь теперь. В деревне перебудешь, а война кончится — вернешься домой.
Но и в Сватово жизнь не стояла на месте. Немцы подбирались все ближе.
Василь подался в райком и потребовал отправки на фронт. Партийное начальство только усмехнулось:
— Ты, Василий Степанович, свое отвоевал, пусть теперь молодежь за тебя и за твои раны повоюет, а тебе приказ — эвакуация. И поторопись, немцы не сегодня-завтра в город ворвутся.
Василь напомнил о своем партийном стаже и опыте партизанской войны с немцами в 1916-м и с белыми в 19-м.
— Нет, Василий Степанович, нельзя тебе в городе оставаться. Ты весь на виду. Тебя каждый пес знает. Впрочем, погоди, кажется, есть и для тебя боевое задание. Надо племенной скот подальше от немцев угнать. Секретный приказ. Людей не хватает. Возьмешься?
Уходили всей семьей — с Марусей и девочками — Женей и Майей. Колонна беженцев, колонна скота. Но куда там, уже в Милерово их и попутчиков перехватили немцы. Пришлось повернуть к Новопскову — там, по слухам, еще свои. По дороге коммунисты начали жечь документы. В Новопскове немцев еще не было, но зато царила паника. Все дороги были перерезаны, оставалась одна возможность — возвращаться назад. До Сватово уже добирались пешим ходом, изможденные, с пустыми вещмешками за плечами. Опустевшим оказался и город. Половина населения эвакуировалась. Другая — затаилась, с нетерпением ожидая прихода немцев.
Первым делом Василь отправился в дом брата, чтобы убедиться, что Лева с сыном ушли из города и находятся в безопасности. Но на крыльце его встретил 16-летний племянник Абраша. Вместе с двоюродным братом Вовой, сыном Моисея, они мобилизовались добровольцами, служили в одной части, вместе попали под Изюмом в окружение, вместе выбирались, вместе добрались до Сватово на свою погибель. Эвакуироваться Лева с сыном не успели, а теперь идти было некуда. Василь забрал обоих к себе — «хата у меня большая, места всем хватит». А на следующий день на пороге хаты в Кузнечном переулке появилась и Вера Канцедалова с 15-летней дочкой Майей и Вовой. Василь невестке не слишком обрадовался — еще до войны, когда они с ней в одном колхозе работали, Василю от нее житья нет было. А тут на тебе, явилась, хотя на соседней улице Капа, ее родная сестра, живет. Но не уважить просьбу брата Василь не мог, оставил. Всем нашлось место в Давидовом ковчеге. Не успела Вера обжиться на новом месте, как принялась за старое — хозяина поедом есть. Как ни старалась впоследствии дочь Василя вспомнить, чего добивалась тетка от ее отца, ничего не вышло, да и другие не могли в толк взять, с чего это баба бесится, да еще в такое время. Но врезалось в детскую память, как тетка кричала, что Василь с довоенной поры задолжал ей 3 пуда пшеницы и 2 пуда муки. А через неделю Вера во всеуслышание поклялась отомстить Василю, вытолкала из хаты своих детей — Майю и Вову — и перебралась-таки к сестре на соседнюю улицу. Василий и думать о ней забыл, но вскоре Канцедалова о себе напомнила, сдержав клятву. Мука — это святое. Всяка жива душа калачика чает…
9 июля 1942 года Сватово заняли немцы. Начались репрессии. Одним из первых схватили Василя — не зря начальство предупреждало. Сдал его как еврея бывший однополчанин по Гражданской Петр Рыбачий. Его поместили в сватовскую тюрьму. Маруся бросилась по хатам собирать подписи под ходатайством, дескать, Кривонос — не еврей вовсе, крещеный, украинец. 30 подписей собрала. И Василя освободили.
На свободе Василь первым делом наладил связь с партизанским подпольем, надеясь для начала переправить к партизанам брата с племянником, прятавшихся в погребе его хаты. И тут в дело включилась опальная невестка. Первые три заявления Канцедалова принесла знакомому полицаю. Иван Иванович Василевский жил в пяти минутах от Василя и до войны они приятельствовали, о чем Канцедаловой невдомек было. Василевский явился к соседу и по-дружески предупредил его о сгущающихся тучах:
— Если не заховаешься, то я уже не смогу тебе помочь, Василий Степанович. У тебя есть враги. И они тебя в покое не оставят.
— Нет у меня врагов в
