Вот черное пятно стального сарая. Зимонин, задыхаясь, встал перед ним. Замок сбит, дверь распахнута ветром, одной бочки не хватает.
Стены почти достроенного цеха отразили хохот инженера. У него получилось. Сработало! Если бы Безымянка могла слышать этот смех! Ублюдки, так им и надо. Зимонин размахнулся, и пустая бутылка со звонким хлопком разлетелась о стальной сарай. Кашляя облачками пара, инженер быстро шагал в темноту.
Даже если его сегодня убьют, он успел сделать побольше Чащина с его анонимкой. Цель оправдывает средства, прав был покойный сварщик. Улыбка не сходила с лица Зимонина почти до пропускного пункта. Дежурный вохр без вопросов пропустил инженера через шлагбаум, с заговорщицкой улыбкой пожелав хорошо отдохнуть у Берензона.
Зимонин успел протрезветь, и от этого ему еще сильнее хотелось выпить, чтобы отметить свою победу. Как он будет возвращаться назад? Может, возвращения и не будет, подумал он мельком. Но страха больше не было.
Впереди показались очертания четырехэтажек, и вдруг Зимонин растерянно осознал, что не знает ни подъезда, ни этажа, ни номера квартиры. Не будет же он ломиться во все квартиры? Неужели он шел зря? Сомнения разрешились сами собой: из всего дома свет горел только в нескольких соседних окнах последнего этажа. За стеклами мерещились серые призраки силуэтов.
Инженер вошел со двора в темный подъезд и начал нелегкий подъем по высоким ступеням узкой лестницы. Здесь и двое с трудом разойдутся. Тусклый свет ночи нехотя освещал стены через неширокие, вытянутые, словно бойницы, окна. На третьем этаже Зимонину пришлось остановиться, чтобы расстегнуть тулуп и стереть пот, выступивший под шапкой. Привстав на цыпочки, инженер различил во дворе дома огромные горы невывезенной земли. Он что-то слышал о подготовке бомбоубежищ.
В нерешительности постояв перед дверью несколько секунд, Зимонин набрался смелости и постучал. Открывать ему никто не спешил. По глухому отзвуку голосов инженер догадался, что его просто не слышат, и постучал громче.
Дверь открыл Берензон. Он уставился на Зимонина в темноту подъезда из залитой светом прихожей.
– А-а-а, Александр Константинович, доброй ночи! Вы пришли Маркова поздравить? – своим бесцветным, ничему не удивлявшимся голосом произнес Берензон. – Что вы там стоите, проходите, не стесняйтесь.
– Да я, собственно, побеспокоил вас из-за конька, хотел прикупить. – Зимонин нелепо хлопал глазами в смущении непрошеного гостя, но больше от света, отражавшегося от побелки прихожей и резавшего глаза после темноты Безымянки.
– Хорошо, но за коньяком надо сходить, я его в доме не держу, – Берензон начал одеваться. – Да впрочем, это и неважно, проходите, не думайте, сюда все без приглашения заглядывают, это ж не официальное мероприятие.
– Вот возьмите, пожалуйста, – протянул смятые купюры Зимонин. – Этого хватит?
– Вы тоже что-то празднуете, Александр Константинович?
– Нет, что вы…
– Тогда это очень много, – возвращая сдачу, вежливо улыбнулся хозяин и вышел в подъезд, пообещав скоро вернуться.
Интересно, он коньяк в бомбоубежище хранит? Инженер представил, как Берензон спускается в мрачное подземелье, и усмехнулся своим мыслям. Квартира не была похожа на мрачный замок. Разбавленная синяя краска в рост человека и побелка до высокого потолка. Лампочка без плафона. Доска с гвоздями вместо вешалки. Из роскоши – только старое трюмо, явно стоявшее здесь и раньше.
Из комнаты звучали громкие голоса, раздавался пьяный девичий смех. Зимонин, ни на секунду не забывая, что Зоя направилась сюда, снял верхнюю одежду и причесался пятерней перед зеркалом. Выглядел он ужасно, но другого лица у него не было. Одернув пиджак, инженер открыл створки высокой двери и оказался в широком прокуренном зале.
Его появления никто не заметил. Александр обратил внимание на раскрасневшегося Маркова, возвышавшегося над столом, потом увидел сидевшего в углу Серова из политотдела. «Конечно, куда без него», – забывая, что его тоже никто не звал, подумал Зимонин. Несколько незнакомцев – наверное, из снабжения, у них за последнее время сильно обновился штат. Женщины по большей части молодые – стенографистки и медсестры, кто ж еще. Зои в комнате не было, а остальных он не знал.
– Поздравляю с рождением сына, Антон, – подойдя к Маркову, тихо сказал Зимонин.
– О, Саша, спасибо, спасибо, он у меня богатырь – четыре с половиной! – прогремел Марков, уже тысячу раз повторенную за сегодня фразу и, впихнув в руки инженера стакан, ударил по стеклу так, что Зимонин его чуть не выронил. – За новую жизнь!
Инженер выпил в несколько глотков. В стакане был теплый, скупо разбавленный спирт. Коньяка на такую пьянку не напасешься. Зимонин, задыхаясь, оглядывал стол в поисках закуски, но если она и была, то быстро кончилась. В одинаковых фарфоровых тарелках с голубой каймой виднелись только окурки, хлебные корки и крошки разваренного желтого картофеля. Сервиз что-то напомнил, но мысль удержать не удалось.
– На, закури, – видя затруднение, Марков протянул инженеру папиросу.
Зимонин смог только помотать головой. Спирт еще с полминуты просился обратно, потом нашел место в желудке, и захотелось еще.
– Александр Константинович, я взял на себя смелость коньяк вам в карман тулупа положить, а то сметут, – шепнул инженеру неслышно проскользнувший в дверь Берензон.
Освоившийся Зимонин ограничился кивком, в общем, ему было уже все равно.
– А ты подкинул мне вчера ночью дел, товарищ инженер. Нашел мне занятие на сон грядущий, – громко заговорил под самым ухом Марков, так что Зимонин съежился. Вохр это заметил, добродушно рассмеялся и нежно положил огромную ладонь на плечо инженера. – Да шучу я. Все равно заснуть не мог, о бабе думал. Как она там рожает, богатыря такого, пять с половиной килограмм…
– Младенец у тебя прямо по часам вес набирает. А ты помнишь, как бабу-то хоть зовут? – из своего угла негромко отозвался Берензон, вызвав всеобщий смех.
– Не заводи меня, Додя, – смеясь вместе со всеми, ответил Марков и отнес стакан Берензону. – Ты вот на улицу бегал, а чего снега не прихватил? На, пей теперь теплым.
Заметив, что все вокруг разговаривают и наливают без всякого порядка, Зимонин наполнил свой стакан наполовину и выпил.
– А где Зоя? – спросил инженер у севшего рядом Маркова.
– Зоя Геннадьевна забежала, поздравила и ушла, – подливая в пустой стакан Зимонина, ответил Марков. – Хотел завтра с утра на сынишку глянуть, а работа не пускает.
– Давай выпьем за то, чтобы он вырос в другом месте, – предложил охмелевший Зимонин.
– А чем это плохо? – влив в себя очередные двести граммов и не меняясь в лице, спросил Марков. – Здесь же не всегда лагерь будет. Сам, помнишь, мне рассказывал как-то про аллеи, про трамваи, какие здесь дома понастроят. Почему здесь не жить? Вот войну выиграем и заживем.
Что хорошего видел Марков? Нос переломан, над губой шрам, вся его радость – напиться и дать кому-нибудь по зубам. Все его боятся, а он верит в лучшее. Зимонин хотел вспомнить, почему он не верит, но не смог. Вохр отвернулся и разговаривал с большеротой блондинкой в коричневом платье. Зимонин, заскучав, выпил еще и направился в угол к Берензону.
Тот сидел в кресле, окруженный клубами дыма, похожий без очков на рептилию, пригревшуюся в духоте комнаты.
– Зачем вы так делаете? – утвердившись на ногах, негромко, но сурово спросил Зимонин.
– Душно в комнате стало, пойдемте, Александр Константинович, свежим воздухом на балкон подышим, – чуть заметно кивнув в сторону энкавэдэшника Серова, спокойно предложил Берензон.
Инженер без сомнений пошел за ним. Может, они и враги, но давать информацию политотделу – это неблагородный поступок.
– Накиньте тулуп, там все-таки зима, – сказал Берензон.
– Еще осень, – не попадая в рукав, возразил Зимонин.
– Нет, уже первое декабря, – показал собеседник наручные часы со стрелками на начале первого.
Пройдя через неосвещенную комнату, Берензон с трудом раскрыл балкон и жестом пригласил Зимонина. Они одновременно стряхнули с перил снежный сугробик, трезвея от мороза.
– Серьезно, я не обвиняю вас, просто хочу понять, почему вы, умный человек, занимаетесь такими, такими… Такими низкими делами.
Зимонин нащупал в кармане бутылку коньяка, без колебаний открыл и, выбросив крышку вниз, отпил. Коньяк на холоде после теплого спирта проваливался незаметно. Инженер протянул выпивку Берензону, тот сделал небольшой глоток, кивнув в знак благодарности.
– Как вам объяснить, Александр Константинович? Видите напротив нас рощу? Видите вон тот клен, повыше остальных? Скажите, как вы думаете, если бы его не было, что было бы на его месте?
– Я не понимаю, – пытаясь сосредоточиться, вглядывался в лесок Зимонин. – Что значит «на его месте»? На его месте было бы… не знаю. Другое дерево?
