Спокойное течение мысли было разрушено грохотом выбитой двери. Капитан Марков вылетел с красным лицом, держа шапку в руках, толкнул мешавшего пройти зэка и не заметил, как тот отлетел в поддержавшую его толпу.
– Врача не задерживать! Ясно?! – заорал он на ближайшего вохра.
– Так точно, товарищ капитан! – вытянувшись, ответил боец уже удалявшейся быстрым шагом фигуре Маркова, и тут же ударил прикладом в плечо стоявшего рядом зэка. – Слышал приказ?! На медосмотр! Быстро!
Заключенный споткнулся о порог и скрылся за дверью.
– Мы-то при чем? – вполголоса переговаривались между собой вохры. – Не, ну понятно, когда баба на сносях – дело нервное, но меру ж знать надо…
– Это. Врач сказал по одному заходить, там один доктор, – сказал вышедший минут через десять зэк, все еще держась за плечо. В руках у него было личное дело, его он передал вохру.
Бойцы ни одним движением не подали вида, что услышали его, и следующий из очереди исчез в бараке.
Ожидание будет долгим, решил седой зэк и ошибся. Когда набралось пятеро прошедших медосмотр, вохр, державший личные дела под мышкой, повел маленькую группу в соседний барак. Оставшиеся провожали их безучастным взглядом. Задавать охране лишние вопросы – получать лишние синяки.
Следующим оказался седой зэк. Он нырнул в теплую тьму прихожей и под надзором стоявшего внутри вохра прошел по коридору к единственной открытой двери.
– Закрывайте за собой, тепло уходит, – сказал высокий врач с темными волосами. По виду еще недавно студент, в глазах – страдание. Еще не оброс панцирем. – Раздевайтесь. Номер?
– 958343, – ответил седой зэк, снимая фуфайку и расшнуровывая крепкие ботинки, самое дорогое, что у него было.
– Так. Зовут вас, Ш-ш-ш Мылов, что ли? Неразборчиво написано, не пойму, – прочитал доктор в личном деле.
– Да, так записали.
– У вас тут и читать нечего. Удивительно, приехали из сибирских лагерей здоровым, счастливый вы человек…
– Точно, доктор, череда удач и везений привела меня в это место, – спокойным голосом ответил седой зэк.
– Что?! – будто не расслышав, переспросил врач, потом фыркнул и разразился хохотом.
Слышать человеческий смех приходилось в последнее время нечасто. Зэк, не ожидавший такой реакции на незамысловатую шутку, не заметил, как сам улыбнулся и непривычно засмеялся, словно закашлялся.
Доктор, все еще посмеиваясь, открыл несессер и достал стетоскоп. Дверь раскрылась, и в кабинет вошел молодой человек с приятным, но изможденным лицом.
– Саша, здорово, – как друга поприветствовал вошедшего врач. – Ты по каким делам?
На врача не похож, на большого начальника – тоже, без формы, значит, не чекист. Ищет того здорового капитана вохров. Здесь кругом стройки – это инженер.
– Да, бойцы его опять не работают, Берензон у них из-под носа доски прет, – словно на исходе сил, проговорил посетитель.
– Слушай, – врач бросил быстрый взгляд на седого зэка, боясь, что сейчас гость скажет лишнего. – Говорят, Берензон армянский коньяк ждет, опять у машинистов наторговал. Увидишь его, возьми мне бутылочку, потом сочтемся.
– Ладно, – без энтузиазма пообещал инженер. – Пойду дальше искать.
– Я на минуточку, – глядя вслед вышедшему, сказал врач и выбежал из кабинета.
Перед седым зэком на столе лежал открытый несессер. Он прислушался к глухим голосам в коридоре, быстрым движением схватил запримеченную среди инструментов опасную бритву и, развернувшись, бросил в свой ботинок, стоявший рядом.
– Про коньяк не забудь, – громко рассмеявшись, сказал в коридоре врач и вошел в кабинет. – Так… На чем остановились? Жалобы на здоровье есть?
– Нет, – коротко ответил седой зэк.
– Тогда пишу вам «годен к тяжелому труду». Такая у меня работа, – говорил извиняющийся взгляд, и врач продолжил сам себе: – В принципе, учетно-распределительному и прорабам все равно, они этими бумагами подтираются – и инвалидов на работу гоняют, и больных в карьер могут отправить, не говоря про категорию легкого труда. Они разницы не видят. Можете одеваться.
– Скажите, доктор, а где мы?
– В смысле? В Безымянлаге. В Куйбышеве.
– Простите, доктор, я последние шесть лет не следил за переименованием городов.
– В бывшей Самаре.
– А-а-а, на Волге, – благодарно кивнул седой зэк.
– Удачи вам, – прощаясь, грустно улыбнулся врач. – Зовите следующего.
В тепле барака хотелось остаться подольше, но зэк прошел к двери, не задерживаясь. Снова холод и ожидание. Это место совсем не похоже на маленькие сибирские лагеря, здесь строится что-то огромное, здесь много людей, а значит, многое может случиться.
Из бани привели остатки этапа. Вохр, отводивший зэков к таинственному бараку, вернулся и передал эстафету другому бойцу. Седого зэка и еще четверых, прошедших медосмотр, повели по замерзшей грязи. На тропинке еще недавно лежали доски, их очертания отпечатались во льду, но сами деревяшки кто-то не без усилий выдрал на запрещенные костры. Оглядевшись, зэк заметил их дымки, поднимавшиеся с разных сторон.
– Отряхивать ноги, заходить по одному, – скомандовал вохр перед бараком и наугад вытянул папку с личным делом. – 958343.
Седой зэк молча взял ее и прошел внутрь. Как и в больнице, только одна открытая дверь не оставляла вариантов. В кабинете сидел женоподобный энкавэдэшник с пухлыми щеками и сонным взглядом.
– Дело, – прогнусавил он и, приняв папку, даже не взглянул на зэка. – М-м-м, Тылов, что ли? Не могу почерк разобрать.
– Да, так записали.
– Вы были конюхом в лагере?
– Так точно, гражданин начальник.
– Конюхи нам здесь на стройке не нужны, – лениво поставил точку в деле 958343 работник учетно-распределительного отдела.
– У меня есть другие специальности. Технические, – сказал седой зэк, нагибаясь к ботинку. – Напишите «сварщик», например.
На стол перед энкавэдэшником легла тускло мерцавшая в свете настольной лампы тоненькая золотая пластинка. Он долю секунды смотрел на нее, потом она исчезла под его ладонью.
– Хорошо, запишем «сварщик», – хищно улыбаясь, ответил пухлощекий. – Если это неправда, проблемы будут у вас, а не у меня.
– Доброго вам дня, гражданин начальник, – тоже улыбнувшись в ответ, сказал зэк и вышел из кабинета.
Сварщик ничем не отличается от любой другой не известной ему работы. Может, попадется хороший коллектив, и его научат. В худшем случае он все равно выиграет несколько дней, пока его не переведут на другую работу. Стальная полоска, покрытая позолотой – справедливая плата за фальшивую профессию. Удовлетворение от удачного начала дня портил голод, круживший голову. Он же делал звуки громче, краски – ярче, мороз – крепче, а людей – хуже.
На стене рядом с дверью висел намертво приклеенный лист бумаги, чтобы не унесло ветром или не сорвали на самокрутки. Бумага пожелтела и сморщилась, машинописные буквы местами полностью выцвели.
«Распорядок дня в ИТЛ Безымянлаг. 1. Подъем, развод, перерывы, окончание работ, раздача пищи, поверка и отбой производятся в часы, установленные приказом, по звуковому сигналу. 2. По звуковому сигналу «подъем» все заключенные, за исключением получивших освобождение, больных, отдыхающих после работы ночью, обязаны встать, встряхнуть и заправить свои постели, умыться и позавтракать, – середина читалась хуже, зато буквы в конце были отчетливыми. – 8. По сигналу «отбой» заключенные должны прекратить всякое передвижение по лагерю, шум, разговоры. В это время прекращают свою работу клубы, кино, радио».
Последний пункт вызывал улыбку и мысли о каких-то других лагерях, куда попадают какие-то другие люди.
После очередного затянувшегося ожидания седого зэка вместе с колонной повели в сторону от железной дороги. Обернувшись, можно было увидеть каменную крепость в непрочной броне строительных лесов со сторожевой башней-трубой. Гигантский завод по переработке душ – что же еще можно построить в таком месте. Горы земли, песка и щебня не пропали, но стали реже. Дорога утоптана в камень и может вести только к лагерю.
Колонна в молчании прошла мимо столовой, запах не спутаешь ни с чем. Бараки уступили место вагончикам, потом палаткам и землянкам. Сколько здесь могло находиться заключенных, не укладывалось в голове. Целый одноэтажный брезентовый и подземный город.
– Стоять! – скомандовал вохр, останавливаясь у недавно покрашенного вагончика.
Один из конвойных постучал в дверь кулаком. Никто не открыл.
– Где его опять носит? – выругался боец. – Пойду поищу, без обеда кишки сворачиваются.
– Давай. Я к Снегирю погреться, может, и начальник участка там, – флегматично кивнул второй. – Колонна, не расходиться, кого недосчитаются – на довольствие не попадут.
Вохр медленно зашагал к единственному бараку, стоявшему на возвышении. Его угроза была совершенно лишней: разбегаться в самом центре неизвестного лагеря никому в голову не пришло, колонна, наоборот, сбилась плотнее, инстинктивно защищаясь от ветра.
