была уверена, что правило молчания во время еды распространяется и на язык жестов. Кроме того, разговор с помощью жестов был их секретом; она не хотела, чтобы Ирфан наблюдал за этим своими любопытными глазами.
Но оставался Дакш. Она избегала смотреть в его сторону с тех пор, как начался ужин, но быстрый беглый взгляд подтвердил ее подозрения. Он сидел рядом с Ачарьей и ел, но его глаза были устремлены то на нее, то на Ирфана, а его лоб прорезала неодобрительная складка. Должно быть, он заметил, что Ирфан пытается привлечь ее внимание. Она склонилась над своей тарелкой, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на еде. Если трапеза будет проходить так каждый раз, у нее начнется постоянное несварение желудка. Почему Дакша вообще интересует, кто на нее смотрит? Неужели он думает, что рабыням здесь не место и что она плохо влияет на учеников? Что одно ее присутствие развращает ее сокурсников?
Вот что случается, если собрать вместе группу мужчин и принудить их соблюдать целибат. Ей было интересно, сколько из них на самом деле соблюдали воздержание, а сколько были тайно друг с другом. Неужели Ачарья думает, что мужчины не могут быть с другими? Или он считает, что нецеломудренным является лишь желание, возникающее между людьми разного пола? Она представила, как он натыкается в библиотеке на двух целующихся, и подавила смешок.
Что ж, по крайней мере, им разрешали жениться после двадцати пяти лет. По достижении этого возраста ученики вступали в следующую фазу жизни – грихастху, подразумевающую брак, семью и детей. Конечно, некоторые ученики могли пропустить этот шаг и перейти сразу к санньясе, отречению от всего мирского. Дакш, например, был прирожденным санньяси.
После трапезы наступил двухчасовой перерыв, когда ученики могли просто отдыхать или прогуляться по двору. В три у них должен был начаться урок военного дела, а в четыре – обучение боевым искусствам. Спустя несколько недель вся вторая половина дня и вечер будут посвящены практическим занятиям по изгнанию чудовищ.
Катьяни воспользовалась перерывом, чтобы пойти с Шалу в женское общежитие и одолжить кое-какую одежду. Нимайя последовала за ними. Принцесса Соланки жила с женщинами, так что хижина Ирфана была в полном его распоряжении.
Женская хижина было небольшой, но оказалась обставлена куда лучше, чем Катьяни могла ожидать. Здесь была отдельная комната для сна, вдоль стен которой были аккуратно разложены травяные циновки и простыни, и отдельная комната для занятий, уставленная книжными полками и украшенная лампами и подушками. В одном из углов стоял старый ситар, полированное дерево которого поблескивало в проникавшем через окно солнечном свете.
– Здесь очень уютно.
Катьяни с улыбкой огляделась вокруг.
– Тебе следует остаться с нами, – сказала Шалу, открывая шкаф, полный белья. – Мы могли бы легко постелить тебе здесь.
– Я должна охранять принцев, – сказала она. – Простите, но я не могу их оставить.
Она не считала, что в гурукуле им может угрожать какая-то серьезная опасность – убийцы вряд ли последовали за ними в Нандовану. Но лучше было не рисковать.
– Ты можешь приходить сюда по вечерам, – сказала Нимайя, присаживаясь на одну из подушек. – Я играю на ситаре, а Атрейи рассказывает нам истории о былых временах гурукулы.
– Я так и сделаю, – пообещала она. – Она рассказала вам о трагедии, которая настроила Ачарью против женщин?
Нимайя и Шалу обменялись взглядами.
– Это печальная история, так что мы не любим о ней говорить, но я введу тебя в курс дела. Подожди минутку.
Шалу порылась в шкафу и достала стопку нижнего белья и запасную робу.
– Вот, возьми это. И это тоже.
Она протянула ей круглую губку.
Катьяни с сомнением на нее посмотрела.
– Это для?..
– Менструации, – сказала Шалу. – Она хорошо справляется со своей задачей. Тебе нужно лишь ее чистить. Но доставай ее очень осторожно, при обильных менструациях она может забрызгать все вокруг. Лучше делай это у ручья, там, где сможешь сразу помыться.
Фу. Катьяни взяла с собой несколько толстых тряпок, но, конечно, они остались в экипаже, да и стирать их тут было неудобно. Возможно, губка была лучшим вариантом.
– Ты хотела рассказать о трагедии, – напомнила она Шалу.
Шалу закрыла шкаф и села на подушку рядом с Нимайей, махнув Катьяни, чтобы она присоединилась к ним.
– Это случилось почти восемнадцать лет назад, когда я была ребенком, – сказала она. – Позже я собирала эту историю по кусочкам. Жена Ачарьи была талантливой и красивой женщиной. Ты же видела ее сыновей, разве они не великолепны? Им досталась ее внешность – особенно Дакшу. Но она скончалась, когда мы все были совсем маленькими. Уттаму было пять, как и мне, а Дакшу был всего год.
Получается, она была права насчет возраста Дакша.
– Но как это повлияло на отношение Ачарьи к женщинам? – спросила Катьяни. – Разбитое сердце?
– О нет, ничего подобного, – сказала Шалу. – Ну, то есть ему, конечно же, было очень грустно. Всем было. Но жизнь шла своим чередом. Женщины гурукулы помогали заботиться о его сыновьях. А затем поползли слухи, что Ачарья собирается жениться на одной из них – на женщине по имени Девьяни. На самом деле, слухи распустила сама Девьяни. Она утверждала, что была любовницей Ачарьи.
– И что он сделал? – зачарованно спросила Катьяни. Она и представить себе не могла, что такие грязные интрижки возможны в этой напряженной, жестко контролируемой обстановке. Но люди остаются людьми, даже если запереть их в гурукуле посреди леса. У них все равно остаются чувства и желания. Они могли влюбляться, ошибаться, и их сердца могли разбиваться так же, как у любых других.
– Он вышвырнул ее вон, – сказала Шалу. – Сказал ей уйти и никогда больше не показываться ему на глаза.
– О, это сурово.
Шалу пожала плечами:
– Он сказал, что она лгала и что у него не было намерения жениться повторно, а она запятнала память о его дорогой жене. Все отвернулись от Девьяни. У нее не было другого выбора, кроме как уйти. Но перед уходом она прокляла Ачарью, сказав, что покончит с ним, чего бы ей это ни стоило. К сожалению, той же ночью ее убили в лесу. Ее обескровленное тело было найдено три дня спустя.
– Ветала? – спросила Катьяни, поморщившись. Это, должно быть, была весьма болезненная смерть. Все истории, которые она читала и слышала о веталах, были единодушны на этот счет.
Шалу кивнула:
– Они кремировали ее по всем правилам, надеясь даровать ее душе покой. Но ее дух решил иначе.
– Она вернулась как даян, и теперь бродит по лесу, – выпалила Нимайя. – Все эти годы она ждет возможности высосать жизненную силу из Ачарьи
