Марин в это время занимала довольно важный, но далеко не самый высокий пост в партийной иерархии: она возглавляла движение Générations Le Pen — молодежное крыло партии, которое в 1998 г. создал Самуэль Марешаль (муж Янн Ле Пен и отец Марион Марешаль Ле Пен). За пределами НФ ее мало кто знал — или, точнее, не знал почти никто. Однако после 5 мая все изменилось. Марин оказалась очень телегеничной и прекрасно держалась перед камерами; ее дружелюбная и ироничная позиция выгодно контрастировала с брутальной и зачастую хамоватой манерой общения ее отца.
«Франция превратилась в лагерь психологического перевоспитания, — не скрывая сарказма, комментировала Марин итоги выборов. — Французы испугались, потому что их напугали. Им сказали, что если Жан-Мари Ле Пена изберут, реки потекут вспять, солнце не взойдет и начнется новый ледниковый период».[75]
Это выступление имело успех. Ее стали приглашать различные телеканалы; она никогда не отказывалась, а Ален Визье прикладывал значительные усилия, чтобы ее звали на телевидение как можно чаще. Да и сам Ле Пен-старший советовал дочери «ходить на все передачи». Буквально за несколько месяцев из неизвестного функционера молодежной организации НФ и «одной из дочерей Ле Пена» Марин стала медийной персоной, которую стали узнавать на улицах[76]. «Это СМИ сделали Марин той, кто она есть сейчас. Она — как скаковая лошадь. Любители и профессионалы скачек считают, что у нее есть все необходимые качества, и способствуют ее продвижению», — заявил Жан-Мари Ле Пен в 2004 г., когда его дочь уже стала вторым человеком в партии[77].
Грубоватый, в духе Жан-Мари Ле Пена, комплимент показывает, что, по-видимому, именно с этого момента Жан-Мари стал всерьез задумываться о том, чтобы сделать из младшей дочери наследницу своего «королевства». После печальной истории с Янн Пья[78]Ле Пен, по-видимому, на какое-то время отказался от мысли сделать своим преемником человека из клана (Пья, хоть и не родня по крови, все же была его крестницей). Правда, Фуре и Веннер считают, что с 1997 г. за кулисами официальной политики Национального Фронта шла тайная «война зятьев» Жан-Мари Ле Пена. Якобы Филипп Оливье (второй муж Мари-Каролин) и Самуэль Марешаль (второй муж Янн) соперничали друг с другом в стремлении продвинуть каждый свою жену на место преемницы патриарха партии, которого к этому времени стали полу-уважительно, полу-иронически называть Le Menhir[79]. Но эта версия, по большому счету, критики не выдерживает: «хипушка» Янн никогда не обладала лидерскими качествами, довольствуясь скромным постом помощника депутата Европарламента, а Мари-Каролин во всем следовала за своим мужем, что, с точки зрения ее отца, было безусловным недостатком. Таким образом, даже если Самуэль и Филипп действительно лелеяли далеко идущие планы относительно политической карьеры своих жен, сам лидер Национального Фронта в конце 1990-х — начале 2000-х годов считал наиболее вероятным преемником Бруно Гольниша — своего близкого друга и соратника, возглавлявшего избирательную кампанию Ле Пена в 2002 г.[80].
Стремительно восходящая на политическом небосклоне звезда Марин заставила старого лидера Национального Фронта пересмотреть свою позицию.
Но, судя по всему, решение о том, что его наследницей будет именно Марин, патриарх Национального Фронта принял не сразу. И причина тут была именно в политике «де-демонизации», которую Марин активно стала проводить в жизнь, едва укрепившись на посту лидера молодежного крыла партии.
Де-демонизация
Говоря о де-демонизации (dédiabolisation) Национального Фронта, как правило, имеют в виду комплекс усилий по изменению образа партии в массмедиа, инициированный Марин Ле Пен еще в начале 2000-х годов и достигший — в основном — своих целей после 2011 г. Однако попытки сделать партию более респектабельной, чем представляли ее журналисты, оттереть с одежд Национального Фронта засохшую кровь и грязь семидесятых годов, изгнать старых демонов, поселившихся в «Пакетботе» еще со времен битв между национал-революционерами Робера и Дюпра и солидаристами Стирбуа, — предпринимались, по крайней мере, с 1985 г.
Происходило это по одной простой причине: чем более респектабельной и менее «экстремистской» выглядела партия, тем больше у нее появлялось шансов составить конкуренцию левым и центристам на местных и парламентских выборах. Не случайно же еще в начале 80-х Ле Пен настойчиво протестовал против того, чтобы НФ называли «крайне правой» партией. Именно в рамках первой «де-демонизации» (тогда она еще так не называлась) в ряды НФ были приглашены политики и интеллектуалы, разительно отличавшиеся от классического образа мятежниканационалиста с ОАСовским прошлым: Бруно Мегре (технократ с опытом работы в центристской партии), Бруно Гольниш (профессор-японист), Валлеран де Сен-Жюст — преуспевающий и глубоко интегрированный в парижскую элиту адвокат. Результаты этой первой «де-демонизации» привели к устойчивому росту популярности НФ в 1990-е годы — и были почти сведены на нет расколом Мегре.
Дело в том, что именно Бруно Мегре в какой-то момент стал лицом нового, более респектабельного Национального Фронта. Отчасти это произошло потому, что он долгое время был самым сильным партийным идеологом. Пока Жан-Мари Ле Пен надрывался на митингах, Мегре, спокойный, корректный, всегда точный в аргументации, появлялся в эфире телеканалов, вел интеллигентные дискуссии с противниками Национального Фронта и, как правило, выходил победителем. К тому же, Ле Пен-старший, хоть и понимал, что партию необходимо сделать как можно более приемлемой для широких масс избирателей, ничего не мог поделать ни со своими симпатиями, ни со своим языком.
В 1987 г. высказывания Жан-Мари Ле Пена о «газовых камерах» («это всего лишь деталь Второй мировой войны») стоили ему не только штрафов, к которым его приговорил суд, но и поддержки Оливье д’Ормессона — авторитетного политика, возглавлявшего парламентскую делегацию НФ в Европарламенте. В 1989 г. после печально знаменитого «каламбура» Ле Пена «Дюрафур — крематорий»[81]из партии — за публичное осуждение действий вождя — были исключены такие перспективные активисты, как Франсуа Башло, Паскаль Арриги и даже «крестница» самого Менгира — Янн Пья. Кроме того, из партии вышли сотни рядовых членов.
Спустя несколько лет, когда конфликт двух фракций — лепенистов и мегретистов — уже вызревал внутри Национального Фронта, как гнойный абсцесс, Ле Пен вовсю распинался перед слушателями летней школы НФ о своей глубокой убежденности в «неравенстве человеческих рас». А в декабре 1997 г. президент Национального Фронта гостил в Мюнхене у бывшего офицера Ваффен СС Франца Шёнхубера, возглавлявшего немецкую крайне правую партию «Республиканцы» (Die Republikaner, REP). Во время этого визита вождь НФ не нашел ничего лучшего, чем повторить свою излюбленную формулировку о газовых камерах как «деталях» Второй мировой войны. Левая (и не только левая) европейская пресса каждый раз вцеплялась в такие выходки Менгира, как гончие в оленя — и, разумеется, каждая такая выходка ложилась темным пятном на репутацию его партии. Надо отдать должное Бруно Мегре — он последовательно выступал с критикой сомнительных высказываний Жан-Мари, чем вызывал еще большее недовольство шефа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
